Какими будут последствия мирового экономического кризиса для Украины? Какие отрасли экономики более всего почувствуют на себе влияние карантина и больше всего пострадают?
Я бы сказал, что надо делить проблему на две больше группы. С одной стороны – мировой экономический кризис как таковой, и он бы начался, был бы у нас коронавирус или не было.
Во-первых, не забывайте, что экономические кризисы цикличны, обычно кризис идет за предыдущим через 8-10 лет. С момента последнего кризиса с 2008-го года прошло уже 12 лет. То есть, если верить в теорию цикличности, он должен был начаться годом или двумя годами ранее, я имею в виду мировой экономический кризис. Дополнительные проблемы были с тем, что начала теряться уверенность бизнеса в завтрашнем дне, и это показывало достаточно большое количество исследований. И ещё фактором, триггером было то, что начал замедляться экономический рост, потом туда же добавились падение цен, прежде всего, по энергетическим рынкам, после того как ОПЭК+ не договорилась по объёмам производства нефти.
Последней такой каплей было то, что коронавирус начал бушевать по всей планете, практически ни одна страна не осталась не затронутой и это усугубляет ситуацию.
Плюс это все говорит о том, что мы находимся в факторах высокого уровня неопределенности. Для того, чтобы рассчитать последствия, необходимо знать, как долго будет, например, карантин и как быстро мир справится с пандемией.
В моем понимании, если речь идет о сроке как минимум до конца этого месяца, возможно с захватыванием части мая, по крайней мере, у нас, в Украине, то это означает, что мы действительно покажем экономическое падение. Не будет роста, на который изначально рассчитывало наше правительство в 3,5%, а падение составит в базовом сценарии порядка 5%. Значит, коронавирус будет стоить нам 8,5% нашего ВВП, потому что 3,5% мы недополучим, да ещё и на 5% упадем.
8,5% для бедной страны, которая должна была бы показывать рост от 5% для того, чтобы эффективно бороться с бедностью, – это колоссальный удар.
А есть ли у руководства государства план преодоления кризиса? Понимание, кто пострадает больше всего, и на защиту кого, каких слоев населения или бизнеса или сфер следует бросать все силы в первую очередь?
Логика, которая есть у президента, она похожа на логику других мировых лидеров. Прежде всего, выносится во главу угла здоровье населения. Необходимо пройти с минимальными потерями именно коронавирус, а не в целом экономический кризис. Пройти, насколько это возможно, с минимальными потерями именно коронавирус, выстраивая барьеры, которые сейчас строятся, не допустить активного перемещения.
На сколько это возможно – защитить, в первую очередь, население; здоровье человека – во главе угла. Было бы удивительно, если бы это было не так, и экономика при всем этом раскладе перемещаться на второе место.
Экономика уже фактически подтягивается к тому, чтобы решить вот эту основную проблему, здоровье нации, здоровье граждан страны. Поэтому идут подвижки, связанные, например, с государственным бюджетом, поэтому режется целый ряд статей государственного бюджета, перемещается часть наших затратных статей на мероприятия, связанные с борьбой с коронавирусом. Другие статьи затрат страдают, скажем кинематография, искусство – это все находится в зоне сжатия.
И если мы испытываем параллельно какие-то экономические проблемы, что, в конце концов, совершенно логично, потому что если ты борешься с коронавирусом и бросаешь все силы туда, да ещё и при этом практически закрывается страна, нет перемещения из страны в другие страны, нет перемещения внутри страны, – все это дополнительные проблемы. И когда падает твоя экономика, то первый, кто чувствует это падение – это, конечно, сектор услуг.
Когда у тебя падает сектор услуг, он тянет за собой вниз целый ряд показателей: во-первых занятость населения, во-вторых, факторы, связанные с такими не экономическими раскладами, как, например, социальное напряжение. Потому что когда ты закрываешь ресторан, владелец этого ресторана может месяц выплачивать не полную заработную плату своим работникам, а минимальную заработную плату, а потом он должен решить вопрос, что дальше делать.
В моем понимании, многие решат вопрос таким образом, что придется временно отказаться от персонала, который у них работал. Это давление на рынок труда, это увеличение безработицы.
И тут снова вступают в игру экономические факторы, потому что когда население оказывается без работы, необходимо увеличивать социальные выплаты. Это опять дополнительная нагрузка на расходную часть государственного бюджета. Вот почему идёт это серьезное расширение государственного бюджета.
С одной стороны, ты недополучаешь средства в государственный бюджет, потому что у тебя экономика падает на 5%, да ещё плюс перемещения статей внутри самого государственного бюджета, и получается, что ты расширяешь дефицит государственного бюджета. И тот дефицит, который должен был быть на уровне 2,5% ВВП вдруг переместился на отметку чуть ли не 7-8% ВВП. В любое стабильное время это казалось бы серьезным и рисковым показателем, но сейчас, когда главное – здоровье нации и жизнь людей, экономика становится вторичной.
Что может после этого кризиса выступить драйвером восстановления экономики? Это будет государство, государственные заказы? Есть ли хотя бы приблизительный план относительно того, как выходить из этого кризиса?
Резко меняется экономическая философия и экономическая архитектура не только в Украине, но и во всем мире. Все больше и больше мы будем видеть выставление оградительных барьеров, которое четко отслеживается и внутри Европы и внутри США, я уже не говорю про те предыдущие заявления, которые звучали из Вашингтона об «ужасном соглашении ВТО», потом это же «ужасное соглашение» относилось к NAFTA, к Северо-атлантическому торговому соглашению Канада-США-Мексика.
На прошлой неделе мы слышали заявление из Вашингтона о вводе ограничительных мер для импортеров нефти на их территорию. В общем, такие меры протекционизма будут превалировать у очень многих, и Украина будет, скорее всего, вынуждена будет включиться в эту игру. И, как минимум, элементы умеренного протекционизма должны быть внедрены в нашу политику.
Что это значит? Это значит, что все будут пытаться любыми способами поддерживать отечественного товара производителя. Скажем условно, не покупать вертолеты где-то в западной Европе, а тепловозы где-нибудь за океаном, а отдавать предпочтение местному товаропроизводителю.
Понятно, что тут есть противоречия, связанные с эффективностью теории мировой торговли, но такое будет задействовано.
Что касается других моментов, касающихся того, как государство собирается справляться с ситуацией, их опять-таки нужно разделить на несколько больших групп.
С одной стороны, кто пострадал? Конечно, население страдает. Население, по крайней мере, часть населения лишается своих доходов. Поэтому их надо защитить.
Кого точно из населения защищать? Прежде всего, тех, кто лишился работы, кому еду будет покупать завтра не за что. Они должны получать быстро, активно поддержку со стороны государства в любом формате. В виде помощи по временной безработице, в виде каких-то дополнительных социальных выплат.
Вторая группа населения – которая живет на минимальные доходы, таких у нас достаточно много. Вот почему была инициатива со стороны президента, которая была согласована с кабинетом министров, идти на выплату дополнительно одной тысячи гривен для тех пенсионеров, которые получают пенсии меньше 5 тыс. гривен в месяц. Это стоит дополнительно 10 млрд. грн государственному бюджету. То есть пытаются защитить наиболее социально уязвимую группу населения.
Параллельно с этим должна осуществляться поддержка тем компаниям, которые временно оказались в таком кризисе. Например, предприятиям, которые относятся к сектору сервиса. Конечно, это не только сервис, просто сервис первый с этим столкнулся.
Каким образом поддержать? Со стороны государства – можно ввести налоговые каникулы, можно отказаться от начисления штрафов, пеней. Со стороны Национального банка – инициатива с так называемыми кредитными каникулами, но фактически – реструктуризация долгов, которые есть у частного сектора.
И, опять-таки, есть масса пожеланий со стороны украинских представителей политикума и экспертного сообщества, куда и как надо тратить деньги. Но всё-таки мой совет – исходить из того, что мы не можем позволить себе то, что могут позволить так называемые эмиссионные центры: те же США, тот же ЕС, Япония, Великобритания, которые фактически могут печатать свою валюту, и раздавать её по миру, потому что её везде будут брать, в отличие от гривны. Поэтому надо исходить из тех реалий, которые у нас есть.
Помочь надо всем и каждому, и было бы хорошо дать каждой сестре по серьге. Но где взять серьги на всех тех многочисленных сестер… И поэтому основной ограничитель – это, конечно, государственный бюджет.
Государственный бюджет, как я уже сказал, будет находиться в отметке дефицита в, как минимум, 7% от ВВП, что кажется колоссальным показателем в любое нормальное время.
Это не значит, что мы не проходили это, но нормальной отметкой это может быть только для страны, которая испытывает проблемы, связанные, как у нас сейчас, с коронавирусом. Но всё-таки должен напомнить, что такого рода дефицит нуждается в финансировании.
Как можно финансировать подобного рода дефициты? Здесь никто ничего не придумал нового. Либо ты занимаешь деньги, а занимать их сейчас и на внешнем рынке крайне сложно, а на внутреннем – почти невозможно. Либо ты идёшь по пути наплевательского отношения к своей монетарной политике, идёшь на прямое печатанье денег.
Но, к счастью, это не обсуждается сейчас в Украине. Даже у самых рьяных политиков, которые находятся в логике абсолютной экономической фантазии. Надо исходить из тех ограничителей, которые у нас есть.
Потом можно будет любые вопросы обсуждать. Я думаю, что кризис – это все равно шанс для нас. Это шанс понять, что единственный, на кого государство вправе рассчитывать, – оно само, его люди, его собственные возможности в cвоей стране. То общество, которое у нас есть. Это значит, что оно должно использовать все это. Это значит, что эти элементы умеренного протекционизма могут сыграть позитивную роль.
Может сыграть свою позитивную роль и ослабленная монетарная политика. Я считаю, что мы можем ожидать, что Нацбанк Украины, несмотря на возможное увеличение уровня инфляции, будет и дальше идти на снижение учетной ставки для того, чтобы, насколько возможно, возобновлять кредитование, понимая, что, возможно, увеличение уровня инфляции до 10% будет логичным в этом году.
Я думаю, что мы с вами вправе ожидать, что и после того, как мы с вами выйдем из этого кризиса, мы должны будем поставить на повестку дня вопрос, связанный с абсолютной либерализацией нашего налогового законодательства.
Мы должны также понимать, что у нас появилась дополнительная рабочая сила. Я имею ввиду заробитчан, которые вернулись в Украину. Это тоже вопрос, который является, с одной стороны, крайне позитивным фактором, с точки зрения наших возможностей для будущего экономического роста, но, вместе с тем, может оказаться и достаточно рискованным фактором, так как часть заробитчан останется здесь и, как минимум, на первых порах, будет продавливать наш рынок труда.
Если мы говорим с вами о поддержке отдельных секторов экономики, то я бы сконцентрировал упор на ФОПах, на малых предприятиях. Это именно те, кто обеспечивают самозанятость, несмотря на то, что малые предприятия давали 10% доходной части нашего государственного бюджета. Сейчас самый важный вопрос – это их самозанятость. Для того, чтобы она осталась после этого кризиса, надо, на сколько это возможно, либерализировать законодательство, которое касается любой регулировки их деятельности.
Как Украине дальше выстраивать свои отношения с МВФ, и возможен ли дефолт?
Я бы все-таки напомнил, что МВФ – не Организация Объединенных Наций, где одна страна имеет один голос, МВФ – это акционерное общество, где каждая страна имеет свой определенный вклад и соответственно этому вкладу имеет вес голоса. Например, Украина имеет 0,5 % в акционерном фонде МВФ, значит, когда она голосует – это 0,5% голосов. В то же время США имеют больше 15% (около 16%) голосов в акционерном обществе, у них более высокий вес голосования.
Что касается МВФ, то вы знаете, что, была достаточно длинная дискуссия до теперешнего времени о том, как пересматривать объемы голосов. Страны БРИКС – Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка – активно лоббировали свой интерес, они требовали увеличить свои квоты, свою долю в «акционерном капитале» международного валютного фонда. Я беру «акционерный капитал» всё время в кавычки. Там сложно шли переговоры, потому что если ты увеличиваешь свою долю, значит, должен кто-то пойти на то, чтобы уменьшить свою, это был сложный политический процесс.
Китай активно на этом настаивал. В общем, переговоры велись длительный период времени, и, по большому счёту, я бы ожидал, что после кризиса они продолжатся.
Это затрагивает интересы многих стран, в том числе такой выдающейся на теперешний момент времени экономики, как Китай, который, как вы помните, в июне 2013 года сместил Японию, заняв второе место в мировой экономике. Мы говорим об экономике в 14 или почти 15 триллионов долларов, то есть это реально огромная экономика, вторая по величине. И она будет, очевидно, претендовать на увеличение своей роли.
Но это всё потом, а сейчас Международный валютный фонд очень многими, в том числе и Украиной, рассматривается как кредитор в последней инстанции, что полностью отвечает тому мандату, который есть у него.
Когда у вас есть кризисные явления, и выход на внешние рынки заимствований капитала крайне усложнен, а это относится и к Украине, в частности, непонятно под какой процент вы сможете занять деньги сейчас на внешних рынках, и сможете ли в принципе их занять. И тогда вам нужен кто-то, кто дает дешевое кредитование. В данном случае это – Международный валютный фонд.
С другой стороны, это тоже совершеннейшая правда, что Международный валютный фонд обычно и, по крайней мере, до кризиса 2008 года, не давал деньги на финансирование дефицитов государственных бюджетов, и только тот кризис 2008 года был переломным в его логике, и, частично, деньги шли на покрытие дефицита государственного бюджета стран. Многие страны, в том числе Греция и Украина, пользовались этим, но всё же большая часть денег шла на пополнение золотовалютных резервов страны.
В нашем случае Международный валютный фонд рассматривается как возможность быстро прибегнуть к дешевому источнику финансирования. С одной стороны, для того, чтобы обеспечить доступ Украины на внешние рынки заимствований капитала под низкие проценты.
Не забывайте, что у нас идёт выплата до конца года необходимости валютного финансирования Украины. Если мы берем от нынешнего момента до конца года – это порядка 7 млрд. долларов, и эти 7 млрд. включают так называемое финансирование дефицита счета текущих операций, что является производным от торгового дефицита.
Конечно, вы можете возразить мне, мол, у нас золотовалютные резервы 24 млрд. долларов. Что стоит взять 7 млрд. долларов и даже большие из золотовалютных резервов и опустить их до отметки «24 минус 7». Но вот какие у меня есть предостережения от подобного рода шага.
Всё-таки не забывайте, что каждая страна, и Украина – не исключение, имеет так называемую порцию критичного импорта. Это тот критичный импорт, под который всегда надо иметь наготове валюту. Сюда входит и покупка газа, и покупка бензина, и покупка медикаментов, в том числе для борьбы с коронавирусом сейчас и в будущем. Например, мы должны покупать инсулин для больных диабетом, потому что не всем подходит тот, который производится у нас внутри страны. Мы должны покупать какие-то другие дорогостоящие или просто импортные лекарства, которые не производятся здесь. В конце концов, нельзя забывать, что у нас есть атомные электростанции, на которые мы покупаем ядерное топливо (50% от Westinghouse, a вторые 50% из Российской Федерации от «Росатома»).
То есть у нас есть закупки, которые мы должны постоянно вести, в противном случае могут возникнуть серьезные проблемы функционирования всего нашего хозяйства, всей украинской экономики, и для того, чтобы обеспечивать вот эту критичную закупку, необходима валюта.
Опять-таки, у меня есть открытые вопросы: не только как надолго будут продлены карантинные меры, связанные с коронавирусом, но и как долго будут продолжаться кризисные явления в мировой экономике. А общее предположение состоит в том, что это будет длительный период времени. В общем, я посчитал бы логичным, если бы мы хранили порядка шесть месяцев покрытия нашего критичного импорта в золотовалютных резервах – просто на всякий случай. А это значит, что я ратую за то, что золотовалютные резервы ни в коем случае нельзя опустить ниже, чем 20 млрд. долларов. Если это так, то открытыми деньгами для использования остаются только 4 млрд. долларов, которые превышают эту отметку.
Да, мы ожидаем поступление денег в золотовалютные резервы от НАК «Нафтогаза», но, тем не менее, остается фактор неизвестности – это длительность этого кризиса. И поэтому, с этой точки зрения, Международный валютный фонд был бы логичным кредитором для украинской экономики.
И, насколько я понимаю, переговоры с Международным валютным фондом практически завершены. Было несколько телефонных разговоров и видеоконференция у премьера, и, насколько я понимаю, президент общался с главой Международного валютного фонда – и более чем успешно. И, в общем-то, я бы не удивился, если бы в скором времени кредитная линия от МВФ была открыта для Украины.
Я еще раз повторю, что сотрудничество с Международным валютным фондом – это не только деньги, но ещё и знак. Вот почему в Вашингтоне говорят, что у Международного валютного фонда есть ключи от ворот. Когда они просто открывают свою программу, это означает, что у тебя открывается возможность. У любой страны должны быть возможности выхода на внешние рынки заимствований капитала, и это не только для страны важно, но и для частного бизнеса.
Частный бизнес тоже активно занимает за пределами нашей страны, потому что там это дешевле, потому что там это легче, потому что там это уже, как ни странно, привычнее стало для него, и, в общем, они тоже нуждаются в открытии этих ворот. Поэтому Международный валютный фонд – критически важный, на мой взгляд, партнер для Украины, по крайней мере, сейчас, в этот период эпидемии, острой фазы кризиса.
Какая продолжительность карантина, такого жесткого как сейчас, будет критичной для украинской экономики? Можно ли будет сказать, что, допустим, два месяца ещё мы как-то выдержим, а вот три – уже нет?
Я бы сказал, что, очевидно, запаса прочности у нас не так много. Если просто предположить, что мы бы стали на позиции, связанные с экономическим анализом и не учитывали никакие другие факторы (что абсолютно недопустимо и совершенно глупо), то подобного рода анализ можно бы было проводить. Тогда нужно вообще не вводить никакие карантинные мероприятия: экономика продолжает работать, мы согласны положить десятки тысяч своих людей. Тогда у нас получается совершенно другой приоритет, что противоречит вообще даже человеческой морали, я уже не говорю христианским ценностям. Если ты согласен идти по такому пути, то вообще в чём проблема? Продолжай функционировать своей экономикой – и у тебя будет кризис, но только связанный с тем, который идет извне, не из-за коронавируса.
Но это ненормально, зачем нужна экономика, если, в конце концов, у тебя люди умирают? И поэтому экономика, в данном случае, это всё-таки предмет компромисса.
Тогда, конечно, возникает вопрос, а какой запас прочности есть у нашей экономики? Очевидно, он небольшой. Я считаю, что, что касается наших золотовалютных резервов и вообще всей перспективы, наш запас прочности – это порядка шести месяцев. Но это – колоссальный срок. Это значит, что за время этого срока ты рискуешь абсолютно «обнулиться», обнулить все свои резервы. Ты рискуешь тем, что экономика твоя упадёт куда глубже, чем те 5%, о которых изначально говорится в прогнозе на текущий год. Это означает, что выход из кризиса будет крайне удлинённым.
Вы знаете, что сейчас до сих пор нет консенсуса среди мировых экономических экспертов по поводу того, по какой траектории мы движемся? Мы будем повторять английскую букву V и резко опустимся вниз, а потом так же резко пойдём вверх (я имею в виду мировую экономику)? И как глубоко будет находиться нижняя точка буквы V?
И всё больше и больше появляется обзоров, которые говорят о том, что падение мировой экономики на протяжении текущего года может достигнуть чуть ли не 10%, что кажется вообще катастрофическим падением, и оно сравнимо с падениями в кризис «Великой депрессии» 1928-1932 годов. Это может быть колоссальный удар, но, если восстановление будет быстрое, то, кажется, что не всё будет так ужасно.
Более сложная конфигурация – это движение по траектории U, когда у тебя есть внизу не точка, а длительная нижняя часть траектории. Вопрос, просто совершенно открытый и непонятный для многих, а какая длительность вот этой нижней черты U? Эта нижняя черта U будет сильно вытянутой, или она будет сжатая?
И третье: возможен расклад, при котором мы будем двигаться по траектории «L», и этот нижний хвостик английской буквы L будет находиться под очень острым углом по отношению к поверхности. Это значит, что восстановление будет крайне тяжелым, крайне долгим. В общем, эти факторы являются факторами колоссальной неопределённости.
Украина – это экспортно ориентированная экономика. Половину своего ВВП она получает за счет экспорта товаров. Самое ужасное в том, что наша экспортная группа – это товары с низким уровнем добавленной стоимости.
Это металлы, это химия, в меньшей степени, и это продукция сельского хозяйства. Что мы уже наблюдаем – это фактически коллапс цен на металлургическом рынке, с некоторой незначительной корректировкой сейчас, но, всё-таки, это только начало, и, я думаю, что процесс будет продолжаться, цены на металл будут продолжать снижаться. Что кажется вполне логичным, если ты ожидаешь сжатия мирового рынка. Если сжимается мировой рынок, то это значит, что потребление металла резко уменьшается.
Справедливости ради, я бы сказал, что не стоит ожидать коллапса цен на сельскохозяйственную продукцию. И это действительно то, что может подтянуть, вытолкнуть нашу экономику из текущего кризиса. Всё-таки мы не только производим сельхозпродукцию для себя, мы ещё производим её достаточно много на экспорт. А экспорт – это значит валюта. А, если этим правильно пользоваться, то это ещё серьезнейшая карта в геополитической колоде, которая может появиться у нас. Потому что участие в продовольственной безопасности мира и обеспечении питания для земного шара является серьёзным козырем.
Таким образом, запас прочности – шесть месяцев в целом для всех, но для отдельных предприятий для отдельных секторов надо говорить о неделях. Для меня уже нет никаких сомнений в том, что мы будем двигаться по траектории карантинных мероприятий как минимум до конца текущего месяца, а возможно, и до середины мая, вполне вплоть до окончания всех майских праздников. И это означает, что у нас будут крайне негативные тренды на рынке труда, нам надо будет решать вопросы, связанные с социальным обеспечением населения.
Вопрос от зрителя, который смотрит нас онлайн. Олег Приходько спрашивает: «А не кажется ли вам, что кризис позволит в будущем стимулировать развитие среднего бизнеса, так как, возможно, будут сняты некоторые налоговые нагрузки и созданы упрощенные цифровые решения типа «Дия»?
Я уверен, что мы с вами вполне вправе ожидать, что будут серьезные изменения вообще в ходе, в процессе, в экономической философии. Для меня сейчас совершенно очевидно, что кроме того, что у нас должен развиваться крупный бизнес, все-таки ставка должна делаться и на малый бизнес. Может не так даже на средний, как, по крайней мере, на первоначальном этапе, на малый бизнес. Потому что малый бизнес – это, ещё раз повторю, возможность для самозанятости. Не так важен вопрос наполняемости бюджета, как самозанятость, как удовлетворенность жизнью.
И проблема безработицы в более развитых странах, скажем, в Западной Европе, Соединенных Штатах Америки – это не проблема смертей от голода, совершенно нет. Она в том, что человек чувствует и как он себя ощущает: ощущает ли он себя на обочине истории, когда его опыт, его знание, его умения просто не востребованы? И вот поэтому, когда мы говорим о решении этого вопроса здесь, в Украине, для меня однозначно понятно, что мы переваливаем черту 10% по уровню безработицы по методологии Международной организации труда.
Поэтому первоначально надо будет пытаться, насколько это возможно, стимулировать занятость или развитие малого бизнеса.
Средний бизнес – для меня тоже достаточно серьезный вызов и серьезный приоритет, не так в кратко-, как среднесрочной перспективе. В среднесрочной перспективе, потому что это – сегмент экономики, который может создавать серьезную конкуренцию.
Конкуренция движет развитие рынка. И поэтому сложно себе представить, что будет появляться все больше и больше крупных корпораций-монополистов, я в это не верю, я бы этого крайне не хотел. Но развития среднего бизнеса, на мой взгляд, как раз было бы логичным ожидать.
Как это сделать? Прежде всего – решить проблемы, которые уже набили оскомину за последние десятилетия в Украине. Это то, на что жалуются инвесторы, на что жалуется бизнес.
Это, прежде всего, защита прав собственности. Если произошел рейдерский захват и или просто попытка забрать твои права собственности, ты не в состоянии защитить их нормально в наших судах. Потому что судебная система неэффективна. И вот почему вопросы, связанные с судебной реформой более чем важны. Это означает, что, фактически, нужно решать экономическую задачу неэкономическими методами. Потому что они только опосредованно связаны с экономикой, но будут иметь грандиозный эффект и в экономике.
Ну и это же, в общем-то, касается налогов. У нас всегда более важным вопросом считался «как наполнить бюджет?», чем вопросы, связанные с тем, как стимулировать экономику. Но я думаю, что мы очевидно подошли к той точке, когда вправе говорить об абсолютной либерализации нашего налогового законодательства, и дискуссия по этому вопросу уже идет.
Ещё вопрос от пользователя «Vertex Академия»: «IT-бизнес может легко адаптироваться к карантину и работе онлайн, может нашему государству надо поддерживать именно айтишников, а не традиционные сырьевые добывающие отрасли?».
Очевидно, что у IT бизнеса есть серьезные перспективы, и степень его устойчивости сейчас, очевидно, куда более высокая по сравнению со всеми остальными секторами экономики. Но я бы не сказал, что государство так уж сильно поддерживает сырьевые сектора.
Просто напомню, еще в начале прошлого века Украина, как часть Российской империи, была экспортно ориентированной территорией. Основное же в экспорте с территории Украины в рамках Российской империи – это металлы, это продукция сельского хозяйства и это продукция продовольствия.
И если вы возьмете статистический сборник 2018 года, вы увидите, что Украина – это уже абсолютно независимая страна, но всё ещё экспортно-ориентированная и основная часть экспорта – это металлы, это продукция продовольствия и сельского хозяйства, ну и добавилась туда химия, и все это вместе 60%. В 1913-1916 годах было 80%, в 2018 году 60%, а прошло 102 года между двумя этими исследованиями.
Поэтому, к огромному сожалению, ты никогда не сможешь сделать экономический скачок, если собираешься всё время делать ориентацию на сектора с низким уровнем добавленной стоимости. И, если ты не хочешь такого будущего ещё на ближайшие 100 лет, значит, ты должен думать, как ты стимулируешь внутреннее производство. А это – внутреннее производство и переработка – означает, что ты должен отказаться от монопольного выстраивания своей экономики, которое сейчас, к сожалению, существует.
Значит, ты должен разбивать, насколько это возможно, эти олигополии и монополии. Ты должен, увеличивая конкуренцию, стимулировать развитие среднего бизнеса, вряд ли малого, в этих сырьевых секторах, но хотя бы среднего.
Как минимум, ты должен думать по поводу того, каким образом ты будешь стимулировать желание этих предприятий заниматься переработкой. А это значит, что капитальные налоги должны быть доведены до минимума. Ведь проблема Украины состоит в том, что у нас десятилетиями, до сегодняшнего момента, не закладывались основы долгосрочного экономического роста. И степень изношенности наших основных фондов катастрофически высока. В отдельных секторах экономики она достигает 90%.
Это означает, что встают вопросы, связанные с рисками, например, с техногенными катастрофами. К слову сказать, это проблема по всему бывшему Советскому Союзу: вот такое крайне неактивное инвестирование в основные фонды, в том числе и те, которые относятся к сектору инфраструктуры.
Но в данном случае я говорю о средних и малых предприятиях. Для того, чтобы стимулировать туда инвестиции, ты должен всё-таки думать о своем инвестиционном климате, и ни в коем случае не допускать той ситуации, в которой мы находились на протяжении последних, как минимум, пяти лет, а по факту и последнего десятилетия.
Мы слышали на протяжении пяти лет постоянные дискуссии или, скорее, заявления, что инвестиционный климат в стране всё улучшается, улучшается, а притоки инвестиций все снижались, снижались и снижались. И это происходило потому, что не одни мы такие умные на планете под названием Земля. Очень многие понимают, что для того, чтобы адаптироваться к новым условиям, надо закачивать инвестиции в свою страну, а если ты хочешь заканчивать инвестиции свою страну, то ты должен конкурировать за инвестиционный ресурс.
А как конкурировать – не только одни мы это понимаем. Вьетнам, который с 2010 года не рос ниже, чем 6%. Монголия, которые показывала рост как минимум от 5% в год, начиная с 2010 года. Я уже не говорю о таких странах, как Китай.
Борьба за инвестиционный ресурс резко обострилась, но этого инвестиционного ресурса в абсолютных величинах становится всё меньше и меньше, и поэтому мы видим два таких противоположных тренда. С одной стороны, все пытаются привлечь этот инвестиционный ресурс к себе, с другой стороны, инвестор становится всё более избирательным, у него есть меню перед глазами, он может прийти сюда или в экономику любой другой стороны. Он может предпочесть Вьетнам или Монголию, или просто инвестировать в недвижимость где-нибудь в Лондоне, что, кстати сказать, активно демонстрируют украинские толстосумы.
Покупка предприятий где-то за пределами своей собственной страны, шахт в Соединённых Штатах Америки, кондитерских предприятий где-нибудь под Будапештом, дорогущих объектов недвижимости в Лондоне, Испании или где угодно по всему миру, но точно не вложение средств в свою собственную экономику. И это так, к огромному сожалению.
Ещё вопрос у нас, от пользователя Андрей Захаров: «Уважаемый Олег, занимается ли ваш фонд проектами в области образования в Украине? Ваше мнение относительно роли образования в кризис?».
Ну, во-первых, этот фонд – исследовательский, поэтому вопросы, связанные с образованием, точно не являются сферой нашего основного интереса. Это не значит, что мы не находимся в этой дискуссии. Да, мы находимся, но это точно не наша основная сфера.
А что касается дистанционного образования, то я думаю, что изменение логики, которое сейчас происходит, очевидно, покажет, что дистанционное образование – это серьезные возможности для будущего.
Его бизнес-модель, на мой взгляд, просто блестящая. Фактически, ты не тратишься на аудитории. Единственное, что тебе надо, это платить заработную плату твоим профессорам или лекторам, организовывать видеосвязь и возможность коммуникации с твоими студентами. Поэтому я думаю, что здесь есть серьезные перспективы.
С другой стороны, я очень настороженно отношусь к этому вопросу, когда речь идет о дистанционном среднем образовании или, тем более, начальном образовании. Я не уверен, что это правильный подход. Здесь важно помнить, что важная функция, которую выполняет школа, это – социализация детей. На мой взгляд, это, как минимум, два компонента (а в целом их, наверное, гораздо больше), которые просто обязательны для того, чтобы вырастить нормального образованного гражданина в любой стране, и в Украине, в частности.
Но серьезные перспективы есть, и здесь, как никогда, стираются любые границы, ты можешь учиться и брать лекции в ведущих университетах мира, при этом находясь в Киеве, Житомире, Львове, Полтаве, Миргороде.