Тех, кто уже не приходил в себя благодаря холодной воде, доктор, которому вообще-то надо жаловаться на состояние здоровья, – он давал нашатырь, человек приходил в себя и его опять убивали. О том беспределе, о том ужасе, который там происходил, не знала ни одна правозащитная организация на свободе. Все было локализовано, ничто не выходило.
Когда туда ехал, даже не мог узнать вообще, есть ли она в наличии или нет. Я встречал каких-то рецидивистов, они говорили: «Да нету такой, я был на 89-й, там пять лет назад, нету». Когда я туда попал, оказалось, что она есть, но она молодая, то есть новенькая, ей всего лишь было полгода.
Я встретил только одного человека, который мне сказал, что есть, что он уже о ней знает: «Игорь, тебя везут туда ломать. Туда везут людей, которые особенно неугодные пенитенциарной администрации (всеукраинской), поэтому их перебрасывают туда; это всеукраинская ломка для уничтожения вообще человека, как такового. Если не убить, то превратить в животное. Поэтому будь готов, тебя первым делом будут ломать физически, при чем до такой степени, что у пацанов ребра сломанные пробивают легкие и они харкают кровью». Такие были вокруг меня ребята, у меня до этого не дошло, но тем не менее, все было к черту сломано.
Прибыв на место, я сразу сказал людям, чтущим кодекс понятий: «Ребята, ну я вообще-то как бы политический, но могу принести пользу. Я могу то, то, то и то». Они сказали: «Хорошо, мы подумаем». Страшновато это было. Били, били, убивали, было такое чувство, что если еще начнешь атаковать, вообще убьют. Всех. Если они пошли уже на такой беспредел, почему бы им не пойти дальше. На самом деле я предложил выгнать нелегально статьи в газеты. Думали два месяца. Через два месяца только сказали: «Игорь, делай, потому что не видно просвета».
Ігор Гаркавенко