Выступления Ходорковского были посвящены, так сказать, пальпации, ощупыванию сегодняшних отношений между украинским и российским обществами. Эти отношения так прохладны, что многим уже кажутся трупом, однако Ходорковский не стал давать столь пессимистичную оценку и постарался предложить ряд способов сделать отношения снова тёплыми.
И это выглядело настолько странным, я бы сказал даже – резко наивным, что позволяет сделать вывод: Ходорковский просто не понял, куда и после чего он приехал, а та атмосфера очарованности его личностью и комплиментарности, которая, по-видимому, Ходорковского всюду теперь сопровождает, не позволила ему взглянуть на вещи трезво. Подозреваю, он здесь, в Киеве, крайне редко слышал от своих сопровождающих слово «нет». Что и сделало и его тоже, в некотором смысле, утратившим связь с реальностью.
Поэтому хочу сказать ему как раз несколько слов «нет» по поводу тех заявлений, которые он сделал в Киеве. Может быть, он и прочитает.
Хочу подчеркнуть, что не сомневаюсь в его искренности, не сомневаюсь в его радости по поводу того, что у нас получилось, но тем не менее.
№1. Нет, не надо отвечать что-либо кремлёвской пропаганде на их обвинения против Майдана в том, что здесь, мол, собрались нацисты.
«Российская пропаганда как всегда врёт, – сказал Ходорковский, – здесь нет фашистов и нацистов. Точнее, их не больше, чем на улицах Москвы или Питера. Здесь нормальные ребята...».
Вот что значит это «не больше»?
Мы живём в ситуации, когда экспансия кремлёвской империи получила реально массовую, многомиллионную поддержку внутри империи. За этой экспансией не стоит ничего, кроме, в большей степени, чистой ненависти к свободе и, в меньшей степени, желания заполучить ещё какую-то землю. При этом имперскую жажду реванша декорируют риторическими конструкциями про защиту имперского этноса и обосновывают сфабрикованными доказательствами и ложными угрозами.
Интересно, как это называется, если не нацизм?
А если это нацизм, то что значит «не больше» в контексте Майдана?
Мы реально столкнулись с многомиллионной армией нацистов. Которая ГОРАЗДО БОЛЬШЕ, чем вообще наверное Киев вместить может. Часть из них – это зелёные человечки в Крыму, например. То есть регулярные войска. Часть из них – это источающие дикую или окультуренную ненависть и пока не призванные на службу обыватели. То есть стихийные войска. Вместе это – миллионы людей.
И вот не надо нас оправдывать ни перед кем из них вообще.
Нам надо только одно: чтобы они не выплёскивались из своего адового котла на чужую территорию, а думают там про нас – пусть всё что угодно.
№2. Нет, не существует иной России.
Появление Ходорковского на Майдане сопровождалось массовым скандированием «Россия, вставай!». Это было, конечно, эффектно. И, конечно, подпитывало надежду. Прежде всего, в тех, кто, собственно, скандировал. Надежду на то, что и в России победит здравый смысл, а значит, проиграют империализм и тирания. Вот только вряд ли есть что-то хуже ложных надежд.
Россия – это империя. Если кто-то когда-то и назвал её федерацией, то это не значит, что она действительно перестала быть собой и изменилась. «Встать» империя может лишь в двух случаях – либо когда захотелось ещё кусочек территории, либо когда захотелось удержать считавшуюся неотпускаемой территорию. Всё остальное в империи могут сделать только дворцовые перевороты – это если «встанет» свита.
Всё, что есть в России иное, – либо уже уехало, либо вот-вот уедет, либо будет затравлено. Все, кто мог бы совершить дворцовый переворот, – удалены подальше от правителя и правления. Поэтому Россия, вероятно, будет именно такой, какой она есть сейчас, ещё долгие годы. И не надо обманывать Майдан, говоря что-то другое.
Да, есть люди, которые выходили на антивоенные митинги в Москве. Да, есть люди, для которых дружба между украинским и российским народами важнее их собственной свободы. Но нет – нет иной России, которая сама могла бы стать антивоенной, нет иного российского народа, который мог бы одобрить антивоенный характер власти. Такую власть в России, очевидно, затравят сами же россияне – несомненное большинство, влюблённое в воинственность и экспансию.
№3. Нет, забудьте о нашей общей истории.
Большое внимание Ходорковский уделил в своём выступлении в КПИ теме неразрывности культурных и исторических связей между украинским и русским народами. И это всё, конечно, очень интересно – про Николая Гоголя и всех остальных, но как-то это вот именно что прошлое, ушедшее. Понимаете, обсуждать сегодня все такие общности между Украиной и Россией – ну это всё равно что носить пенсне, например. Или всё равно что ехать на лошади в автомобильном потоке.
Ну да, полно неразделимых поэтов и писателей, художников. Ну да, полно неразделимых событий. Ну да, огромное количество задевших всех фактов. Но, Господи, сколько ж можно! Есть и целая куча новых, задевших нас по отдельности личностей, событий и фактов.
Иногда складывается впечатление, что для россиян в какой-то момент попросту стёрлась граница между прошлым и настоящим, и поэтому значение фактов прошлого представляется абсолютно равным значению фактов настоящего. А это не так! Вот у нас тоже Кравчук, Кучма, Ющенко и Янукович – каждый с разными целями, но всё-таки все – делали вид, что это так. Украина после второго Майдана так уже делать не будет.
Да и даже если и сделать такой вид, то всё равно никакого Гоголя не хватит, никаким Королёвым не удовлетворишься, чтобы прикрыть зелёных человечков в Крыму и тот факт, что Кремль при почти всеобщем народном одобрямсе вписался за Януковича (Господи, за дичайше примитивного клептомана со склонностью к убийствам!) и попытался втянуть Украину в какой-то там новый контревропейский союз, рассказывая нам истории про давнюю общность, про культурные связи и про космическую отрасль, которая была крутой при советской власти.
Если угодно, Майдан перевёл нас через эту границу между прошлым и настоящим. Вот, например, некто Аксёнов в Крыму ещё хочет позаглядывать за эту границу в прошлое, но таких фриков у нас немного.
№4. Нет, оставьте себе свою ауру.
Очень странные слова сказал Ходорковский в КПИ. Мол, якобы нужны «...усилия общественности по сохранению традиционно благожелательной ауры российско-украинских отношений, которая улетучивается буквально на глазах». Простите, мы недостаточно благожелательно встречаем оккупантов?
Зачем сохранять эту ауру? Чтобы что?
На мой взгляд, многие россияне – те, которые наши друзья, – ещё не осознали всю серьёзность положения. В начале крымского кризиса Ангела Меркель сказала, что новую войну в Европе трудно представить. Сегодня – вовсе не трудно, уже все всё прекрасно представляют. Потому что это уже просто дошедший до всех факт: Россия озлобилась. Можно было бы сказать, что озлобился один конкретный правитель, но у него при этом рейтинг, извините, под 70%. Они беркутовцев скоро объявят, извините, страстотерпцами. И в таких условиях уж если для чего-то и нужны усилия общественности, то лишь для того, чтобы элементарно спасти от расправы и травли тех немногих в России, кто уже посмел или ещё посмеет выступить против озлобления.
Ауру благожелательности одних россиян по отношению к другим сохраните!
Да и, если не удастся, может быть стоит спасать одних россиян от других через Украину? Вот Ходорковский получил вид на жительство в Швейцарии. Там, наверное, комфортно думать о том, сколькие спаслись из Германии, когда она примерно так же, как Россия сегодня, увлеклась реваншизмом.
№5. Нет, у нас тут – не ваш пролог.
И, наконец, хочу отметить такие слова Ходорковского: «Успех демократического строительства в Украине – это пролог создания новой России – страны справедливости и демократических ценностей». В этих словах, на мой взгляд, проявилось то самое главное непонимание, в котором и коренятся все остальные непонимания.
Что означает такой подход? Мол, успех преобразований в Украине будет означать, что реформы могут окончиться хорошо не только в маленькой стране вроде Грузии, но и в большой стране – сложной, неоднородной. И, мол, Россия это наглядно увидит – и сама, наконец-то, решится на реформы, потому что поймёт, как это выгодно, как это лучше и как это возможно.
Проблема только в том, что преобразований в России нет и не видно на горизонте не потому, что это сложно сделать в большой стране или что кто-то просто не верит в реформы, а потому, что хозяева России – узурпировавшее власть сообщество – осознанно препятствует преобразованиям, осознанно озлобляет общество и осознанно актуализирует всё худшее из долгой российской истории. Это как КНДР. Сколько лет тамошние хозяева сохраняют в рабстве миллионы людей? Много лет. И будут сохранять людей в рабстве столько, сколько смогут. Просто потому, что они могут оставаться хозяевами только в таких условиях, больше ни в каких. Уже очень давно пора понять, что Путин не Россию бережёт, как его попросил Ельцин, когда уезжал из Кремля, а свою хозяйскость.
Как конкретно успех Южной Кореи повлиял на КНДР? Вот именно. Никак. Уже третий Ким на троне.
Или такой подход Ходорковского к демократическому строительству в Украине означает, что он отступил от рационализма и считает, что близость Украины к России каким-то образом побудит россиян влюбиться в украинский пример и захотеть такое же у себя в стране? Мол, Украина – это почти Россия, так что наверняка как-то сработает.
Так вот, близость Украины и России была близостью покорённого и покорителя. Здесь совершенно другая страна. И успех демократического строительства в Украине повлияет на характер России ровно так же, как повлиял, например, успех демократического строительства в некогда покорённой Германии. То есть аж никак. И не стоит питать какие-либо иллюзии на этот счёт.
***
Ну а теперь хочу процитировать Егора Гайдара, его книгу «Гибель империи. Уроки для современной России»:
«Отождествление государственного величия и имперскости делает адаптацию к утрате статуса великой державы непростой задачей для национального сознания бывшей метрополии. Эксплуатация постимперского синдрома – эффективный способ получить политическую поддержку. Концепция империи как государства мощного, доминирующего над другими народами – продукт, продать который так же легко, как кока-колу или памперсы.
Проблема страны, столкнувшейся с постимперским синдромом, в том, что разжечь чувство ностальгии по утраченной империи легко. Призывы к её восстановлению на практике реализуемы. Сказать: «Восстановление империи – благо для народа», – нетрудно. Этот лозунг обречён на популярность. Но реальность в том, что возродить империю невозможно.
Медицине известен феномен: если человеку ампутировать ногу, ощущение, что она болит, не проходит. То же относится к постимперскому сознанию. Утрата СССР – реальность. Реальность и социальная боль, порождённая проблемами разделённых семей, мытарствами соотечественников за рубежом, ностальгическими воспоминаниями о былом величии, привычной географии родной страны, уменьшившейся, потерявшей привычные очертания. Эксплуатировать эту боль в политике нетрудно. Произнеси несколько фраз, суть которых в том, что «нам нанесли удар ножом в спину», «во всём виноваты инородцы, которые расхитили наше богатство», «теперь мы отберём у них собственность и заживём хорошо», – и дело сделано. Эти фразы не надо выдумывать самому, достаточно прочесть учебник, посвящённый нацистской пропаганде. Успех обеспечен.
Это политическое ядерное оружие. Его редко применяют. Конец тех, кто его использует, как правило, трагичен. Такие лидеры приводят свои страны к катастрофе».
Так вот, шанс России на демократию и справедливость – не в Майдане, шанс России, как бы это странно ни звучало, – именно в такой катастрофе.