Nota Bene Chamber Group — коллектив, состоящий из опытных солистов и камерных музыкантов 25-35 лет. Композиторы, из которых составлен проект, несколько старше: 30х-60-х годов рождения. Этот разрыв обещает подарить неожиданные, и, надеемся, плодотворные интерпретационные решения, наслоения языков и ценностей. Почему?
Если бы Украина была обычным европейским государством с преемственностью смыслов, имена и достижения композиторов не пришлось бы переоткрывать и доставать из забытья. Но нашей культуре, к сожалению, свойственна амнезия. Советские институции, выстраиваемые десятилетиями, исправно работали на официальные ценности, создавая в индустриальном масштабе оперы, балеты, кино, симфонии, камерную музыку, педагогический материал и тому подобное. Параллельно с этим в относительно «вегетарианские» хрущёвские и брежневские времена развивалась неофициальная культура. Композиторы рисковали меньше, чем поэты и режиссёры, потому что в их текстах было сложнее найти крамолу.
Развал Союза, трудное и противоречивое становление независимого украинского государства не способствовали созданию национальной иконографии академической музыки. Официальные институции и номенклатура остались при своих финансовых и инфраструктурных возможностях, а более свободные, поисковые, альтернативные авторы не получили, по большому счёту, ничего.
Независимая Украина существует почти 30 лет, но никакого общепринятого нарратива об академической музыке, никаких мощных программ её популяризации, становления её как мифа до сих пор не существует.
Тем ценнее отдельные инициативы и шансы. Проект «шедевров...» попадает в общий тренд последних лет возобновления интереса к украинскому советскому модернизму: монументальным формам, архитектуре, живописи, андеграундной музыке.
В украинских консерваториях нет специальных кафедр или отделений по подготовке исполнителей современной академической музыки: эти процессы двигали отдельные энтузиасты — дирижёры Игорь Блажков и Владимир Рунчак, пианисты Евгений Громов и Йожеф Йерминь, менеджеры ансамблей Сергей Пилютиков, Богдан Сегин, Максим Коломиец, Саша Андрусик. В последнее время железный занавес подходов постепенно начал подниматься за счёт мобильности музыкантов, поездок наших артистов на фестивали и мастер-классы, приездам опытных специалистов непосредственно в Украину.
Тем интереснее, что должно получиться в проекте, где музыканты, скорее, классико-романтического направления будут исполнять авангардные партитуры. В составе есть и съевшие собаку на современных техниках скрипач Андрей Павлов и приглашённая солистка — вокалистка Инна Галатенко; но основу коллектива составляют смельчаки, ринувшиеся в омут алеаторики и сериализма. Это пианист Роман Лопатинский, скрипач Максим Гринченко, кларнетист Юрий Немировский, альтист Иван Грицишин и виолончелист Артём Полудённый. Столкновение подходов и звучаний с инерцией восприятия обещает интригу слушателям. Возможно, какие-то стереотипы уйдут в прошлое, а кое-кто из ценителей старого тёплого лампового авангарда будет скрежетать зубами. Тем лучше, скажем мы, потому что музыка — не только музей и архив.
Как можно было бы в двух словах описать произведения из программы проекта? Большая часть пьес находится в своеобразном треугольнике Шостакович — Веберн — неоромантизм. Шостакович на несколько десятилетий определил меланхолически-интеллигентский характер советской музыки, суховатый и осторожный, с опорой на общие формы движения. Несколько ранее Веберн открыл композиторам красоту разрывов фактуры, диссонансных гармоний, точечных событий; он привил нескольким поколениям музыкантов наукообразность и расчёт. Всё это вошло в обиход композиторов после Второй мировой войны, то есть в арсенал авангардистов. А неоромантизм, то есть возврат к прямому высказыванию, характерному для XIX века, к чувственному и чувствительному восприятию и мышлению, присущ поставангардной музыке — как раз начиная с 70-х годов XX века. Годы после 60-х — угасание мечты о космосе, о мире учёных и поэтов. И, что логично, — движение к растерянности, тревоге, одиночеству, покаянию и в том числе к религиозным концептам.
Глядя из 2020 и в том числе из нынешней картины академической, композиторской музыки, нельзя не отметить интересную лакуну. Тогдашняя нотная музыка свободна и от электронных влияний, и от воздействия бытовой музыкальной культуры; в то же время, довольно плотно связана с профессиональной музыкальной традицией. Ни в одном произведении нет ни шумов, ни жёстких клиповых переключений, ни мощного грува, ни радикальной эмансипации тембра и инструмента. Как будто влияния иностранной музыки остановились на раннем Булезе и Штокхаузене и последующие революционеры — Лигети, Ксенакис, Шаррино, Лахенманн и другие гиганты — не встретили отклика в Украине. Зато прекрасно расцвели влияния минимализма и новой простоты: например, почти неакадемична в своей откровенной меланхоличной чувствительности «Kyrie Eleison» Рунчака.
В качестве «слона в комнате», центрального объекта, своим весом и значением определяющего дух проекта, можно без колебаний назвать Первый струнный квартет Валентина Сильвестрова — едва ли не манифест той самой «новой простоты», испепеляющей красоты заново открытого консонанса, вокруг которого кружат чёрные вороны трагически переосмыслённых диссонансных веберновских интонаций.
География авторов и произведений в основном сосредоточена на Киеве, но также включает Харьков и США. При внимательном, детективно-исследовательском взгляде открываются забавные параллели, своеобразные «пасхалки» для заинтересованных: название «Kyrie Eleison» Владимира Рунчака рифмуется с написанной в нотах, но не исполняемой молитвой в «Симург-квинтете» Виктории Полевой — пианисту нужно про себя проговаривать молча «Господи помилуй», тем самым чувствуя ритм. Симург — птичье божество из иранской мифологии; этому отвечают «резьблённые птицы» Вирко Балея. Геометрическая семантика «Движущихся зеркал» (1999) харьковчанина Александра Гринберга отвечает «Разрывам плоскостей» (1963) киевлянина Виталия Годзяцкого.
В целостности и конгруэнтности проекта сомневаться не приходится, поэтому хочется отметить неочевидное: притаившиеся неожиданности, своеобразные выпадения. Довольно остро выделяются своим официальным, «разрешённым" тоном фортепианные прелюдии Ивана Карабица — эту музыку легко представить исполняющейся и в 70-е, и в 90-е, и прямо сейчас в регулярной образовательной и концертной системе. Поразительно свежо на общем фоне звучат «Резьблённые птицы» Вирко Балея: в них видится интересное сочетание театральной логики, тонкой звуковысотной работы, созерцательности и игры. Очень заметно, что автор, мягко говоря, не советский человек.
Структурно свободно, чувственно и почти на физическом уровне воспринимается «Симург-квинтет» Виктории Полевой, где легчайшие колокольчики рояля и бесплотные облака струнных, кружа, в кульминации доходят до почти апокалиптического птичьего клёкота — одновременно и колокольного звона. Это яростный палимпсест Киева — церкви, барокко, толпы людей, пробки.
2020 год — какой? Кажется, одновременно страшный, странный, яркий, растерянный и при этом парадоксально обнадёживающий. Возможно, амнезии, разобщённости и равнодушию впоследствии и правда может наступить конец.