По сюжету, молодой Яро (Макс Лозинский) приезжает в карпатское село со своим дядей Майком (Игорь Цишкевич) искать невесту. Вернее, Яро поиски невесты давно уже надоели, но зато бодрый Майк не теряет надежды: если парня вовремя не женить на “правильной украинке”, то наследство его покойного отца достанется Мэри, которая также отправилась в путешествие по Украине вместе с ними и со своей матерью Хелен. В Карпатах Майк встречает бывшего односельчанина Ивана Синицу (Олег Стефан), владельца отеля “Оселя Говерла”, а Яро влюбляется в гуцулку Ксеню (Варвара Лущик), прекрасную девушку, которая, естественно, меньше всех интересуется его наследством.
Кажущийся легкомысленным сюжет про поиски “той единственной” и разнообразные аферы, с этим связанные, в украинской обработке пытаются оттенить намеками на трагизм. Песни кабаре Dakh Daughters не точно иллюстрируют происходящее, то и дело добавляя инфернальности, а финальный титр сообщает зрителям о том, что действие фильма, оказывается, происходило незадолго до начала Второй мировой войны (и, соответственно, разделения Польши и начала советской оккупации Западной Украины). А, значит, наслаждаться хэппи-эндом всем героям осталось недолго. Наличие отрезвляющих мыслей о том, что любое счастье – преходяще, и украинская история ХХ века – средоточие трагических человеческих судеб, несколько оправдывает существование этого фильма. Но, надо сказать, мысль эта фигурирует только в щедрых зрительских и критических рефлексиях по поводу “Гуцулки Ксени”, сами же создатели картины ее должным воплощением на экране не озаботились.
Поэтому, например, момент, когда Dakh Daughters открывают портал в ад и выдают песню, которой место не в “Гуцулке Ксене”, а, по меньшей мере, в кубриковском “Сиянии”, так сильно выбивается из фильма. Вернее, фильм выбивается из музыкальных номеров “дочерей Даха”, которые режиссеру удались намного лучше, чем основной сюжет, включая скомканную любовную линию Яро и Ксени (почему зритель должен уверовать в вечную любовь этой парочки, проведшей на экране от силы пять совместных и довольно безжизненных минут?).
Особенно больно смотреть “Гуцулку Ксеню” на контрасте с “Капитаном Марвел”, которая вышла в тот же день, провозгласив укрепление новой эры сложных женских персонажей в главных ролях. С женщинами в “Гуцулке” обходятся в духе комедийных шоу на украинских телеканалах: они или невинные девы, о чьей исключительности зрителю сообщают прямым текстом (собственно, гуцулка Ксеня), или карикатурно активные (Мэри в исполнении Катерины Молчановой), или потешные дурынды, которых можно харассить на деревенских лавках, обещая золотые горы на Манхэттене (Маричка).
Справедливости ради, надо сказать, что одномерные тут не только женщины, но и мужчины. Есть два плоских афериста, один странный энтомолог, выполняющий в фильме декоративную роль (любовь режиссеров Алены Демьяненко и Дмитрия Томашпольского к странным насекомым должна стать предметом какого-то отдельного исследования), и, собственно, Яро – милый, ничего собой не представляющий парень.
“Гуцулка” полнится красивыми фантиками: песнями Daughters в красивых нарядах, выходом ДахиБрахи с задорной песней “Карпатский рэп”, которая, впрочем, ни в какую связь с фильмом не вступает (поскольку это мюзикл, от него ожидаешь максимальной работы музыки на сюжет), ироничным номером воссоединения семьи (опять-таки, ирония тут – инструмент отстранения, а когда отстраняться не от чего, она виснет в воздухе), музыкальными и танцевальными номерами самих героев (поставленными не всегда удачно), открыточной эстетикой (фильм кажется идеальным образом Украины, какой ее видит диаспора). Но под этими красивостями – пустота. Не экзистенциальная пропасть трагедии, нависшей над Украиной 1939 года (этот злосчастный финальный титр кажется спекуляцией – если уж ничем зрителя не пронять, возьмем историческими травмами), а глупая пустота, в которую нечего положить, потому что заняты чем-то другим. Чем – отдельный вопрос.
В прокате с 7 марта.