“Кроткая” Лозницы получила мировую премьеру в Каннах в этом году и в украинском медиа-поле поддерживает взятый чиновниками от кинематографа курс на примазывание Украины к разного рода мастерам. О важности участия нашей страны в совместном кинопроизводстве не говорят нынче только ленивые: Украина даст денег на новый фильм Агнешки Холланд, а на частном уровне участием в проекте Лозницы отметился Сергей Лавренюк (тот самый, что спродюсировал “Дзидзьо. Контрабас” – эстетический размах, как видим, велик), вложившись в пост-продакшн картины.
Как бы то ни было, “Кроткая” – третий игровой фильм украинского режиссера, имеющий мало чего общего с сюжетом одноименной повести Достоевского. Все, что вы успели прочесть об этом фильме, главным образом, из уст Лозницы – правда: это действительно женская версия “Счастье мое” и действительно продолжает тему, интересующую режиссера уже давно – забытья истории и невыученных ее уроках на постсоветском пространстве.
О том, как важно знать историю, Сергей Лозница исчерпывающе рассказал в интервью LB.ua, взятом после премьеры "Майдана" в Таллинне. В преддверии съемок “Бабьего Яра” – масштабного проекта, пока что находящегося на неопределенной стадии (сейчас Лозница готовится к съемкам игрового “Донбасса”), режиссер многое рассказал о переосмыслении главной травмы ХХ века – Второй мировой войны. В “Кроткой” уже другая война – понятно, какая, хоть и не названная: герои второго, а-ля брейгелевского плана то и дело подпитываются страшными историями про переносные крематории, один из трансляторов этой истории – местный криминальный авторитет – до боли напоминает Виктора Януковича. В общем, понятно: постсоветское пространство сужается до российского, безвременье – до событий последних лет.
Главная героиня – безымянная женщина, живущая в глуши, получает обратно посылку, которую отправляла мужу в тюрьму. Муж сидит “потому, что посадили”: как, создается такое впечатление, и все остальные жители заявленной в “Кроткой” территории. Тюрьма как градообразующее предприятие – главный образ фильма и его формулировку Лозница не постеснялся вложить в уста бойкого таксиста. Вообще в этом фильме режиссер не боится быть слишком очевидным: кажется, впервые у его произведения появилось то, что принято называть “целевой аудиторией”, и он всячески пытается до нее достучаться.
“Кроткая” предлагает сцеженный невесть из каких фруктов портрет общества нашего северного соседа: самым реальным тут кажется не эпизод с карикатурной правозащитницей (Лией Ахеджаковой), или диалог про колготки и смерть в автобусе, а фантасмагорический финал, выполненный в эстетике “Булгаков, умноженный на иллюстрации из сталинской поваренной книги “О вкусной и здоровой пище”. Во время этого финала преисполненные гордости за родину гости околотюремного застолья толкают пафосные речи, читают стихи и кричат, что “человек – это звучит гордо”: другими словами, настоящий срез информационного пространства.
Куда более важный вопрос: является ли “Кроткая” экстравагантным номером, исполненным по необходимости привести в кого-то в чувство, или же новым витком для Лозницы как режиссера? Будет ли он дальше выкручивать ручки настроек реальности до сюрреалистических значений, или вернется к своему сдержанному тону? Это вопрос, на который украинским зрителям точно стоило бы ждать ответа: ведь следующие фильмы Лозницы будут именно об Украине.
“Теснота” Кантемира Балагова, которая выходит в прокат на этой неделе, тоже из каннской программы: второго по значению конкурса “Особый взгляд”. Основное жюри не дало дебюту 26-летнего ученика Сокурова награды (по слухам, возмутившись документальными кадрами казни российских солдат в Чечне в 90-х), но фильм отметило жюри кинопрессы (FIPRESCI). На родине “Теснота” получила награду за лучший дебют на “Кинотавре” и пристальное внимание критиков по выходу в прокат: многие, наблюдав, как “новая волна” почти разбилась о коммерцию и пропаганду, ждали свежей крови и, увидев фильм Балагова, решили, что, наконец, дождались.
Снятая в клаустрофобическом формате 4:3 история о еврейской семье в Нальчике 1998 года взята из реальной жизни, о чем режиссер заявит в титре в начале фильма. Илана – дочь доброго отца и своенравной матери. Ее брат Давид (актер – вылитый Сергей Бодров-младший) женится на приличной девушке Лее, но в день помолвки их похищают, когда они отправляются гулять в центр. Похитителям нужно заплатить выкуп, но это будет не единственная жертва, которую семья решит принести во имя спасения сына.
Центральный персонаж – Илана, свободолюбивая девушка, не выполняющая родительскую программу и влюбленная в кабардинца. Условия ее существования заданы как названием фильма, так и эпохой, в которой она живет. Набор хэштегов: чеченские войны, жвачки “риглисперминт”, джинсовые комбинезоны, клипы Тани Булановой. Балагов пользуется всеми доступными ему средствами, чтобы показать дискомфорт, в котором существует взрослеющая героиня: выделяет ее отдельной цветовой гаммой в одежде, нагромождает на нее не только тяжесть попыток эмансипации от властной матери, но и ситуацию поздних 90-х на Северном Кавказе. К началу второго часа от режиссерских решений начинает укачивать: одна надежда, что Балагов осознает собственную избыточность и умерит ее пыл в следующих фильмах.
Как бы то ни было, “Теснота” – это мощный дебют, каких не хватает украинскому кино (но в украинском кино нет и режиссеров, которые поедут в отдаленные уголки страны, откроют там свою киношколу и взрастят целую группу режиссеров, как Александр Сокуров – образование в сфере кино у нас по-прежнему болтается где-то между уставшим институтом Карпенко-Карого и хипстерскими мастер-классами “как написать гениальный сценарий за три дня”). Несмотря на то, что во главе угла – человеческая история (перенасыщенная ненужными смыслами, но все-таки), которая может произойти где угодно, в ней много примет времени, появившихся не случайно, а в результате рефлексии режиссера. Недаром ведь местом действия в своем дебюте Балагов выбрал не современную ему Россию, а родной город Нальчик в 1998 году; не зря включает в тело фильма жестокие кадры из Чечни, которые в 90-е показывали на ТВ (в том числе и на украинском): критикой путинского режима режиссер не занимается, но условия формирования своего поколения хочет если не проанализировать, то хотя бы очертить.
Это то, чего ждешь от молодого поколения украинских режиссеров: если не по уровню мастерства (а при всей избыточности, определенному ремеслу Балагов научился и умело его демонстрирует), то в попытках осмыслить быт, сформировавший нынешнее поколение украинцев в разных регионах страны. В каком-то смысле это уже происходит: “Гвоздь” Филиппа Сотниченко рассказывает о травме эмиграции в 90-х, фильмы Паши Острикова нащупывают болевые точки украинской провинции, Марина Степанская и Катя Горностай ищут что-то подлинное в людях городского пространства, и так далее.
Такие фильмы, как “Теснота”, пробуждают вполне естественное желание: обнаружить нечто подобное у себя дома, посмотреть, что волнует молодых художников, режиссеров и писателей. С художниками, положим, понятно, писателей оставим экспертам, а вот с режиссерами может случиться затяжная пауза – с учетом новых веяний в украинской кинематографической политике. Но об этом стоит поговорить отдельно.
“Кроткая” Сергея Лозницы идет в прокате с 12 октября, “Теснота” Кантемира Балагова выходит 2 ноября.