В одном из своих интервью ты говорила, что для тебя было важно получить художественное образование. Почему?
Я окончила сначала Харьковское художественное училище, а потом и Академию. Поступая в училище, я уже понимала, что хочу связать свою жизнь с искусством. В тот момент у меня еще не было четкой уверенности, что я буду именно художником – я думала также о том, чтобы стать художником-модельером (кстати, я и до сих пор шью себе одежду).
Сегодня популярно мнение, что художнику совсем не обязательно иметь профильное образование. Почему ты придерживаешься обратной точки зрения?
Чаще всего услышать подобные тезисы можно от молодых художников. Они действительно мыслят уже иначе, я же отношусь к другому поколению авторов, поэтому для меня образование – это важный момент.
Мне в свое время очень повезло: у меня в училище был просто замечательный преподаватель рисунка, Владимир Стариков. И это была история не про школярство, а про то, как быть художником. Наверное, поэтому к нему и ходили студенты со всего училища. Именно Владимир Афанасьевич дал мне школу; без его помощи я бы не научилась так чувствовать форму. С ним мы учились не только рисовать, но и думать. Он учил ничего не бояться, пробовать, экспериментировать. Например, мы могли совмещать мягкий материал с тушью, и, когда дотирали лист бумаги до дыр, он говорил: «Ничего – подклеивай снизу бумагу и работай дальше». Это была настоящая свобода. Очевидно, именно потому, что обучение для меня оказалось крайне осмысленным периодом, я так к этому и отношусь.
После училища я поступила в Харьковскую академию дизайна и искусства, на отделение графики. К тому моменту я уже понимала, что я не живописец, а график или графдизайнер.
Как-то я случайно попала на студенческую выставку «С первого по шестой» в галерее «Напротив»: там выставлялись все студенты отделения графики – с первого до последнего курса. Меня совершенно поразили эти работы, материалы и техники и умение этих авторов структурно мыслить.
Как и почему линогравюра заняла особое место в твоей практике?
Это произошло как раз, когда я поступила в Академию на графику. Буквально со второго курса у нас началась линогравюра, и я сразу поняла, что это мое. Мы изучали различные графические техники (от офорта до ксилографии), но только линогравюра давала мне такую свободу, такое пространство для эксперимента.
Кстати, еще один медиум, который я попробовала не так давно, и в котором мне понравилось работать – это шелкография. Мне нравится, что в шелкографии я могу полностью контролировать процесс печати, а для меня очень важен непосредственный контакт с работой.
По окончании Академии я пару лет искала себя: выдавливала из себя классическую академическую школу, ломала голову, куда двигаться дальше, экспериментировала. Пробовала работать с предметами, с натюрмортом, который я рассматривала не как «мертвую натуру», а как «тихую жизнь».
Что значит «тихую жизнь»?
Still life – замершая, или «тихая» жизнь. Начав работать с натюрмортом, я сделала в 2011 году выставку «Речі» в «Я галерее». Это была работа с предметами, а не натюрморт в чистом виде. Экспериментируя, я поняла, что меня в моей художественной практике вообще не интересуют ни люди, ни то, что они производят. Зато меня интересуют образы, символы.
Почему ты много и последовательно работаешь с сакральной тематикой?
Я думаю, отправной точкой этого интереса также стала любовь к предмету. Например, у меня был период, когда я работала с пейзажем: но принципиальное отличие было в том, что я его конструировала, а не брала готовый. Работы я, будто из кубиков, создавала из фрагментов. Кстати, этот принцип я использовала и для «Ангелов».
Можно ли назвать выставку «Біль Білила» поворотной для тебя именно в смысле работы с образами?
Конечно. Там я работала сразу с двумя замечательными кураторами – Павлом Гудимовым и Борисом Филоненко.
На этом проекте я, скажем так, вышла за «формат окна», и начала работать с другими смыслами.
В экспозиции были развешены платки, а под ними – закреплены реди-мейды. Заходя в достаточно стерильную экспозицию, зритель мог поднять любой платок, таким образом, вступая в диалог с происходящим. Но, если ты выбираешь поднять платок, ты неизбежно прочтешь о чьей-то боли (мы использовали серию личных историй разных людей, которые на первый взгляд казались бессистемными, но конечно же, система там была). Чтобы все сработало, человек должен был поднять платок, захотеть прочесть текст, углубиться в историю. Так что это было своего рода приглашение к диалогу. Приглашение прочитать, додумать, домыслить.
В другом твоем проекте, «По той бік», где ты представила ряд классических библейных сюжетов, четко проявился твой метод, когда ты вынимаешь образы из контекста, и это создает новые смыслы и звучания. Согласишься ли ты с таким мнением?
Да, безусловно. Я на самом деле ничего от себя не добавляю к образам, которые использую. Я, наоборот, отсекаю все лишнее.
Почему я вообще использую средневековые символы в своей практике? Они понятны в контексте: например, что-то изображено на фоне чего-то, и всем ясно, что это означает. А я специально вынимаю символы из контекста, и они обретают смысл, которым нагружаю их я. И зритель делает то же самое, потому что у него тоже есть свой визуальный опыт.
Расскажи о своей работе для масштабного проекта «Ангелы», который сейчас идет во Львове. Ты единственная современная художница, сделавшая работу специально под проект. Как сформировалась идея работы?
Куратор выставки «Ангелы» Павел Гудимов вынашивал идею проекта долго: работа над выставкой то откладывалась, то опять возобновлялась. Где-то около года назад Паша в очередной раз позвонил мне и сказал: «Все, работаем. Читаем, думаем над образами, делаем».
Под твои работы отдали целый раздел выставки, «Иерархии и архангелы» – это очень ответственно. Как ты готовилась?
Я действительно сделала работы для целого раздела проекта, поскольку у кураторской группы не было в наличии материала, который мог бы его наполнить. А для раскрытия идеи это было важно. Так что это был в определенном смысле вызов, и очень интересная для меня работа.
Начав готовиться, я сразу поняла, что смогу объединить здесь ряд своих наработок и выявить для себя и зрителя новые, ранее нераскрытые пласты информации. С линогравюрой я работаю много лет, а инсталляция как медиум была выбрана, поскольку она оптимально подходила для работы с темой ангельской иерархии.
Тема иерархии ангелов сложная, для широкого зрителя непонятная. Самая «авторитетная» известная иерархия ангелов предложена Псевдо-Дионисием Ареопагитом в IV-V вв. в трактате «О небесной иерархии» – его я, готовясь к проекту, читала и перечитывала. Также в своих работах для «Ангелов» я веду своеобразный диалог с Франческо Ботиччини и его работой «Успение Богородицы» и с тем пространством, в котором экспонированы мои работы.
Работая над инсталляцией для «Ангелов», я поняла, что сформулировать какое-то понятие вербально и выразить его через визуальный образ – далеко не одно и то же.
Изображение всегда многозначительнее, именно поэтому визуальные образы и становятся отличным полем для поиска и эксперимента.
Если я правильно понимаю, то в твоих работах для «Ангелов» появляются образы из прошлогодней выставки Ave Evа (например, изображение кистей рук)?
На самом деле, это другие руки. Но классно, если зритель видит этот образ как продолжение того, что уже видел в других моих проектах или улавливает эти связующие линии. Конечно, я бы хотела, чтобы мои линогравюрные клише переходили из проекта в проект и безошибочно узнавались внимательным зрителем, но пока это не совсем так. Но да, детали и фрагменты действительно совпадают, и в этом смысле можно сказать, что часть иногда говорит больше целого образа.
А как меняется во времени твой интерес к сакральной тематике? Тема ведь действительно бездонная. Как ты движешься внутри нее?
Мой интерес движется в сторону все большего погружения в тему, хотя мне кажется, что я все еще на поверхности. Мне часто говорят: «Что-то ты глубоко копаешь у своих работах». Да нет, ничего я не копаю, это «вершочки», я выхватываю какие-то отдельные образы, до настоящих глубин я пока не добралась. Но ты права, сакральное – бездонная тема, и для художника, который этим интересуется, в том числе.
Все начиналось с того, что я просто читала текст Библии и говорила о нем – это был период проекта «По той бік». Меня интересовали как сами библейные сюжеты, так и какие-то абстрактные вопросы: существовал ли на самом деле Иисус Христос? Кто был этот человек как историческая фигура?
Потом из этого интереса к фигуре Иисуса Христа родился интерес к теме боли. Боль духовна, и боль физическая – как они связаны, как влияют друг на друга и т.д. Результат этого можно увидеть в моей выставке «Біль Білила».
Конечно, начав говорить о такой личной теме, как боль, я не могла обойти себя, поэтому рассказала в своих работах о двух собственных опытах переживания эмоциональной и физической боли: о потере мамы в раннем возрасте и о том, как из-за проблем со спиной я несколько дней не могла ходить.
После мужских религиозных образов меня заинтересовала «женская линия», и я начала работать с женскими сакральными образами.
Ты сейчас говорить об образах Евы и Марии, которые появляются в твоей прошлогодней выставке Ave Evа? Почему эти два образа у тебя там появляются вместе, в связке?
Я долго искала подход к «женской» теме, и нашла. В какой-то момент задумалась, сравнивал ли кто-то прежде в искусстве образы Евы и Марии? Начала спрашивать у коллег и специалистов, и поняла, что, очевидно, нет.
Я думала, как же с этой парой образов работать, искала ходы, хотела вплести туда то моду, то инсталляцию. Никак не могла понять, как слепить все это вместе. В какой-то момент мы говорили с куратором Борисом Филоненко, и он вдруг сказал: «А ты знаешь, в чем твоя сила? В графике, в печати».
И я отбросила все, что «наворотила», и начала просто сравнивать этих двух персонажей на самом простом уровне. Отсюда родилось и выставочное решение, и зеркальное название Ave Evа, и наш «упадочный райский сад».
Интересует ли тебя сегодня женская тема вне этих двух образов, например, репрезентация женского образа в визуальной культуре или механизм формирования символов женского? Хочешь ли ты продолжать работать с этой темой?
Да, конечно. Это естественное продолжение того, с чем я работаю много лет. Но буду продолжать работать и с сакральной тематикой в целом. Сейчас, например, меня интересует образ рук. Он уже неоднократно возникал в моих работах, в том числе в последних проектах. Возможно, в ближайшее время я поработаю с различными образами рук: как из религиозных и мифологических сюжетов, так и взятыми из современной реальности.