Его родители — бедные евреи из Трансильвании — туманно представляли себе будущее первенца. «Я был крошечным младенцем (…) думали, что не выживу, и нет смысла платить за обрезание, которое стоило одну курицу, — вспоминал Ференц в одном из интервью. — Поэтому они ждали 30 дней, прежде чем меня обрезали. Я называю это еврейским оптимизмом».
Мальчика угораздило родиться в эпоху перемен — в 1920 году Трансильвания, согласно Трианонскому договору, была отчуждена от Венгрии и передана Румынии. Через полгода родители с грудным Берлом на руках эмигрировали в США, опасаясь преследований венгерских евреев новыми властями.
Семья поселилась в одном из подвалов района, известного как «адская кухня» — наиболее криминогенного в тогдашнем Нью-Йорке. До шести лет Берл говорил только на идише, но плавильный котел сделал свое дело — способный юноша поступил в Городской колледж Нью-Йорка, где изучал профилактику преступности, а по результатам экзамена по уголовному праву выиграл стипендию на обучение в Гарварде.
В 1943-м его призвали в батальон ПВО, который готовился к высадке в Нормандии, а после боев в Европе приписали к штабу 3-й армии генерала Паттона. Здесь выпускник Гарвардской юридической школы вошел в группу по расследованию военных преступлений и был направлен в только что освобожденные концлагеря для сбора свидетельств.
Бухенвальд, Маутхаузен, Дахау... Везде практически одинаковые сцены — горы трупов, сложенные перед крематориями, и беспомощные живые скелеты, страдающие от диареи, дизентерии, тифа и туберкулеза, молившие освободителей о помощи. «Мой разум не мог принять то, что увидели глаза — писал юрист много лет спустя. — Я заглянул в ад».
Однажды по пути в очередной лагерь Бен наткнулся на красноармейцев, занявших немецкий дом. «Праздник был в самом разгаре и мне всунули в руку стакан — видимо, с водкой. Огромный советский солдат в заправленных в сапоги галифе, поднял меня и начал кружить по комнате. Только будучи поставлен на место, я понял, что моим партнером была женщина. Один из русских спросил, чем я занимаюсь в американской армии. Я ответил, что ищу доказательства зверств СС. «Ты разве не знаешь, что они сделали?», — спросил он. Я сказал, что, конечно, знаю. «Так зачем ты с ними возишься?», — произнес он насмешливо. «Просто стреляй в них!». Впоследствии, когда стало ясно, что мы смогли осудить лишь горстку преступников, и почти все избежали наказания, я часто думал об этом совете. Как адвокат я не мог им воспользоваться, но иногда задавался вопросом, а вдруг тот солдат был прав». Конец цитаты…
Чего нет в мемуарах Ференца — так это позы, желания выглядеть чистюлей в ситуации, когда грязь глубоко въелась в поры всего живого. В мае 1945-го в одном из филиалов Маутхаузена — Эбензее — он стал свидетелем суда линча над пытавшимся бежать охранником СС. Вчерашние узники привязали его к стальному поддону для сжигания трупов и несколько раз заталкивали эсэсовца в печь, поджаривая на медленном огне. Американский сержант мог выстрелить в воздух, но не сделал этого. Да, честно говоря, не очень и хотел…
Молодой юрист мечтал побыстрее уехать, сдал все положенные отчеты и был рад, когда ему сообщили о демобилизации в конце 1945 года. Вернувшись в Нью-Йорк, он приступил было к частной практике, но …пути назад уже не было. По завершении международного трибунала в Нюрнберге, США решили привлечь к ответственности нацистских бонз среднего звена в рамках 12-ти так называемых малых Нюрнбергских процессов. Одним из них стал суд над командирами айнзацгрупп — на счету этих спецподразделений СС и СД были жизни одного миллиона евреев, а также десятков тысяч партизан, цыган и пациентов психиатрических клиник.
Главным обвинителем военная прокуратура назначила 27-летнего начинающего адвоката Бена Ференца. Процесс открылся 29 сентября 1947 года во Дворце правосудия Нюрнберга — аккурат в шестую годовщину расстрела в Бабьем Яре, к которому ряд обвиняемых имел непосредственное отношение.
Каждый из подсудимых имел право на двух адвокатов по выбору, жалование которым выплачивала оккупационная администрация (не считая особых пайков, выделяемых защитникам). За месяц до суда адвокаты получили копии каждого документа, которые обвинение намеревалось использовать в качестве доказательств.
Искушение привлечь к делу свидетелей было велико — показания узников концлагерей произвели бы должный эффект на судей, но… прокурор сознательно избрал другую тактику. Ференц решил опираться лишь на официальные немецкие документы, убедительно подтверждающие вину каждого из 24-х подсудимых. Агентство AP назвало дело Einsatzgruppen крупнейшим процессом в истории по обвинению в убийстве, и это не было преувеличением. На скамье подсудимых сидели субъекты (в том числе шесть генералов СС), которым инкриминировалось убийство более миллиона человек, пытки и геноцид, военные преступления и преступления против человечества.
Разумеется, все адвокаты (большинство которых ранее состояли в НСДАП) от имени своих клиентов отрицали выдвинутые обвинения. Оспаривалась подлинность их собственных официальных отчетов. Отметались доказательства зверств по отношению к мирному населению. Если имели место злоупотребления, то они совершались до или после того, как обвиняемые командовали указанными подразделениями. Кроме того, убийство людей, объявленных «врагами рейха», было с точки зрения подсудимых вполне законным актом — в рамках самообороны от большевизма.
Характерно, что термин «убийство» никогда не использовался — евреи были «переселены», «устранены», а обвиняемые просто занимались «окончательным решением еврейского вопроса». Между тем, отчеты Einsatzgruppen в полной мере изобличали палачей, выдававших себя за «солдат, выполнявших приказы». Например, один из командиров докладывал, что «В Минске 28 и 29 июля 1941 г. ликвидировано около 10 тысяч евреев, из которых 6 500 составляли старики, женщины и дети...». Известен номер этого подразделения, имена его командиров и т.д. Прокуратура представила две сотни таких отчетов, документирующих более миллиона убийств, в основном, на территории СССР.
Всего два дня ушло на предъявление суду материалов следствия, и более четырех месяцев потребовалось защите, чтобы представить аргументы в пользу невиновности подсудимых. Бен мог позволить себе великодушие — козырей у него хватало. Поэтому когда адвокаты оспаривали аутентичность документа, ссылаясь на то, что представлена лишь фотокопия отчета айнзацгруппы, главный прокурор любезно приглашал их в свой кабинет, где демонстрировал оригинал, обещая исправить любую неточность.
К чему он был не готов, так это закрыть дело на кого-либо из фигурантов процесса. С подобной просьбой к американцу обращался адвокат Отто Раша — обладателя докторских степеней по политэкономии и философии, генерала СС, чьи подчиненные командовали расстрелами в Бабьем Яре. Защитник жаловался, что его клиент страдает болезнью Паркинсона и не в состоянии понять материалы следствия, на что Ференц заметил, что убей он столько людей, то трясся бы точно так же.
Техника защиты некоторых обвиняемых вызывала отвращение, но Бен это предвидел. Так он доверил перекрестный допрос генерала СС д-ра Отто Олендорфа своему помощнику — «стопроцентному» американцу, чья внешность и манера общения отметали подозрения в «еврейской мести». Отец пятерых детей, представительный мужчина с внешностью киногероя возглавлял Einsatzgroup D, уничтожившую 90 тысяч евреев в Украине и Бессарабии.
На вопрос о том, много ли детей было среди жертв, бывший экономист и университетский ученый ответил утвердительно. Не забыв отметить, что не позволял своим людям выходить за рамки. Например, д-р Олендорф велел солдатам не убивать младенцев ударом об дерево. Напротив, он разрешал матерям прижимать детей к груди и приказывал расстрельной команде целиться в сердце. Это позволяло избежать лишних криков, к тому же экономило боеприпасы, поскольку одна пуля поражала сразу две цели.
Когда судьи поинтересовались, в чем смысл убийства детей, генерал терпеливо — как школьный учитель — объяснил, что, позволив еврейским детям вырасти, Германия получила бы новых врагов. Следовательно, убийство всех евреев было военной необходимостью. Что тут непонятного?
В одном из обвинительных актов Ференц использовал термин «геноцид», не фигурировавший на заседаниях Международного военного трибунала, проходивших в этом же зале двумя годами ранее. Это была дань уважения выпускнику Львовского университета Рафаэлю Лемкину, с которым Бен пересекался в Нюрнберге, и которого описывает как «потерянного парня с мучительным взглядом». В международное право изобретенный Лемкиным термин вошел уже после завершения процесса.
8 апреля 1948 года суд собрался для вынесения окончательного вердикта. Еще два дня понадобилось, чтобы завершить чтение 175-страничного заключения. Каждый ответчик по очереди отвергал предъявленные обвинения. Тем не менее, все фигуранты были осуждены, а четырнадцать из них приговорены к смертной казни через повешение.
Два огромных чернокожих охранника в американской военной форме с белыми дубинками наперевес ввели Олендорфа. Генерал посмотрел на судей, медленно надел наушники, выслушал приговор, безо всякого выражения кивнул и отступил в небольшой лифт, который медленно спустился, словно в ад. Так повторилось еще тринадцать раз с другими обвиняемыми.
Характерно, что прокурор не требовал для подсудимых смертной казни, опасаясь тривиализации масштабов преступлений. Им двигала не месть, а желание «призвать человечество к закону». Как правило, после завершения судебного процесса главный обвинитель приглашал сотрудников к себе домой, чтобы отметить это событие. Ференц просил на этот раз его извинить…
Через несколько дней после оглашения приговора Бен навестил Олендорфа в тюрьме, поинтересовавшись, не хочет ли тот передать что-либо семье. Ответ ошеломил. Генерал заявил, что евреи США пострадают из-за его — Ференца — деяний.
Это был еще не конец. Согласно закону, каждый приговор должен был утверждаться военным губернатором США, имевшим право уменьшить, но не увеличить наказание. Осужденные между тем ожидали своей участи в тюрьме Ландсберга, где Гитлер много лет назад написал «Майн кампф». Пока рассматривались апелляции, было провозглашено новое государство — Федеративная Республика Германия, отменившее смертную казнь.
Различные немецкие религиозные и политические группы обратились к верховному комиссару Джону Макклою с просьбой пощадить своих бывших героев. В результате высшая мера наказания была подтверждена лишь в отношении четырех обвиняемых, которых повесили 7 июня 1951 года. Бен вспоминает заметку о поминальной службе в немецкой газете, и фото толпы, отдающей нацистский салют Олендорфу в качестве последней награды.
Вскоре многих из фигурантов 12-ти малых Нюрнбергских процессов, включая офицеров СС, врачей, проводивших медицинские эксперименты, промышленников, использовавших рабский труд, амнистировали. Последние заключенные, отбывавшие срок за военные преступления в тюрьме №1 в Ландсберге, были освобождены 5 мая 1958 года.
Между тем 28-летний Бен был повышен в звании до гражданского эквивалента бригадного генерала. Поскольку в декабре 1945-го его демобилизовали как сержанта пехоты, это можно считать рекордом армейской карьеры. Кроме того, шутит Ференц, при росте 154 см. он стал самым низкорослым «генералом» со времен Наполеона Бонапарта.
Оставшись в Германии, бывший прокурор занялся программой возмещения ущерба жертвам нацизма, принимая участие в разработке соглашения о репарациях между Израилем и Западной Германией, и первого немецкого закона о реституции, принятого в 1953 году.
В 1956 году с женой и четырьмя детьми Бен, наконец, вернулся в США, где открыл частную юридическую практику.
Однако Нюрнберг не отпускал его, ведь главный урок, вынесенный из этой истории, состоял не только в неотвратимости возмездия. Если мы не посвятим себя разработке эффективного мирового права, менталитет, сделавший возможным Холокост, может однажды уничтожить всю человеческую расу — так юрист формулирует свое кредо.
Поэтому в разгар Вьетнамской войны он постепенно оставляет частную практику и начинает продвигать идею создания Международного уголовного суда, выпустив ряд книг, посвященных определению международной агрессии и преступлениям против человечности.
«Смерть была их инструментом, а жизнь — их игрушкой. Если эти люди неуязвимы, то закон утратил свое значение, и человек должен жить в страхе», — эти слова, произнесенные 27-летним прокурором в 1947 году в Нюрнберге, процитировал полвека спустя с трибуны ООН председатель специальных трибуналов ООН по преступлениям в Югославии и Руанде.
Во многом благодаря усилиям Ференца 17 июля 1998 года 120 государств подписали Римский статут — правовую основу для создания международного уголовного суда. Впоследствии юрист активно участвовал в работе подготовительной комиссии МУС, днем рождения которого считается 1 июля 2002 года.
Будучи правоведом до мозга костей Ференц никогда не останавливался перед критикой собственной страны. Он стыдится, что США потребовалось 40 лет на ратификацию Конвенции о геноциде 1948 года, и по-прежнему упрекает Вашингтон в нежелании без каких-либо оговорок присоединиться к МУС (на сегодняшний день Римский статут ратифицировало 121 государство, среди которых нет США, России, Китая, Индии и т.д.).
Международное право для юриста свято, на этом фоне он предложил в 2006 году судить не только Саддама Хусейна, но и Джорджа Буша, поскольку война в Ираке была начата без санкции Совета Безопасности ООН. Пять лет спустя, реагируя на ликвидацию Усамы бен Ладена, Ференц опубликовал в «Нью-Йорк таймс» заявление, где подчеркивал, что «незаконная казнь — даже предполагаемых массовых убийц — подрывает демократию».
Многие сочтут это прекраснодушием, но таков он — Бен Ференц, посвятивший несколько десятилетий своей жизни строительству более гуманного мира, чем тот, с которым ему пришлось иметь дело в 1940-х.
В 2009 году именно Ференцу доверили символически произнести первое обвинительное заключение в Гааге. В апреле 2017 года муниципалитет этого города назвал в его честь аллею у Дворца Мира, где размещается официальная резиденция Международного суда ООН.
Несмотря на четыре стента и кончину жены в прошлом году, 100-летний Бен Ференц по-прежнему ведет активный образ жизни, занимается спортом и продолжает борьбу за то, что считает главной целью жизни — установление миропорядка, гарантирующего предотвращение ужасов войны и защиту основных прав человека.Мечтатель? Возможно. Но очень целеустремленный мечтатель, благодаря которому мир становится чуточку лучше.