Филарет видел ПЦУ как «перелицованный» Киевский патриархат
Последнее интервью мы записывали аккурат после Объединительного Собора, так сказать, по “горячим следам”. Прошло полгода и уже можно подводить промежуточные итоги – говорить о первых успехах/неудачах новообразованной Православной церкви Украины. Сейчас на слуху конфликт между патриархом Филаретом и ПЦУ в лице митрополита Епифания, вот с него и начнем.
Говоря о конфликте, мы часто имеем в виду нечто негативное, что может привести к разрыву и обратить вспять процессы, начавшиеся ранее. Лишь отчасти такое определение применимо к сложившейся ситуации. Я не стал бы ее драматизировать и сводить исключительно к конфликту. Я бы обозначил эту ситуацию как катарсис, то есть очищение, или как кризис — в изначальном, греческом, смысле, — что означает «суд».
Я думаю, то, что происходит в новосозданной Православной Церкви Украины — это отделение пшеницы от плевел, в евангельском смысле. Безусловно, есть какие-то точки разрыва внутри новой структуры, но это — естественный процесс. Когда ребенок растет, у него выпадают зубы, старая одежда уже не подходит, но ведь это – не трагедия, а признаки роста. Свидетелями таких признаков роста, становления церкви мы сегодня и являемся. Причем было с самого начала понятно, что они неизбежны. И до Собора и во время Собора все шло не очень гладко. Турбулентность была связана с процедурами его проведения: с участием епископата, духовенства, мирян, а также всего украинского церковного сообщества в широком смысле — в процессе формирования новой церкви. Все было не безоблачно. Тем не менее, Собор в конце концов дал начало новой Церкви.
Дело в том, что в открытую плоскость вышли процессы, ранее от публики скрытые. Вот с этого и началось.
Началось с завышенных, неадекватных ожиданий со стороны митрополита Филарета. А также тех проблемных моментов, которые сопровождали Собор. Мы можем воспринимать его уже как часть исторического прошлого по отношению к сегодняшнему дню. Но сегодняшние проблемы — это продолжение того, что происходило на Соборе.
Что вы имеете в виду? Давайте поподробнее для читателей.
Речь о том, что соборный процесс был осуществлен не так прозрачно, как это предполагалось процедурами Вселенского Патриархата.
В недавних своих интервью, репликах, высказываниях митрополит Филарет заявил о том, что у него тогда было определенное видение того, какой должна быть церковь. Это не прямая речь, а мое обобщение его слов, но он в целом видел новую церковь как «перелицованный» Киевский патриархат: с новым названием, но с той же структурой власти, с той же ментальностью, с теми же подходами и принципами. И главное — с той же центральной фигурой, которая бы управляла этой структурой. Он сделал все возможное, чтобы это видение было осуществлено в новой Церкви.
Сегодняшняя фрустрация митрополита Филарета связана с тем, что происходящее не соответствует тому, что он планировал. И митрополит Епифаний не соответствует, и процессы в епископате, и среди мирян. Вопреки его ожиданиям формируется новая модель управления Церковью. Эта модель — коллегиальная, не связанная с личностью одного человека. Это первое. Второе — оказалось, что епископат новой Церкви может занимать позицию, которая отличается от позиции предстоятеля, чего ранее не было в Киевском патриархате.
В чем это проявляется?
Например, по приглашению митрополита Филарета на чествование памяти священномученика Макария 14 мая во Владимирский собор приехали лишь 4 архиерея Православной Церкви Украины. Это был демарш.
...И третий пункт — публичность внутрицерковной дискуссии. Может, новые правила не очень комфортны митрополиту Филарету, но он уже сам начал по ним играть. Раньше в Киевском патриархате не было, чтобы дискуссия или обсуждение каких-то спорных вопросов между епископами выплескивались в публичную плоскость и переходило в СМИ. Самой возможности несогласия епископов с предстоятелем не предполагалось. А сегодня митрополит Филарет вынужден давать интервью, публичные комментарии по поводу внутренних событий. И мне кажется, что это положительный процесс, который свидетельствует об оздоровлении общей среды и обстановки внутри Церкви.
Четвертое и, возможно, самое важное — в обсуждении того, что происходит, принимают участие и играют решающую роль миряне. Люди, к которым ранее относились как к безликой церковной массе, которая должна безоговорочно принимать все, что говорится с амвона, теперь обрели голос. И это голос разумный — иногда разумнее, чем голос епископов.
В чем именно состоит участие мирян?
Сегодня миряне не согласны играть роль пассивных потребителей Божьего слова, проповедуемого с амвона. Они готовы активно участвовать в строительстве новой Церкви, высказывать свое неудовлетворение, если их что-то не устраивает в развитии этой Церкви. Миряне — это в числе прочего образованные сознательные люди, которые являются активными членами гражданского общества в Украине. Они экстраполируют свои навыки жизни в гражданском обществе на Церковь. И это совершенно новая для Украины реальность, характерная, кстати, для тех православных церквей, которые существуют в рамках демократического общества. Например, такое регулярно происходит в Греции, которая является демократической страной. Но это совершенно несвойственно авторитарным обществам, где православная церковь также существует. Собственно говоря, в рамках Киевского патриархата до формирования новой церковной структуры голос мирян тоже мало звучал или просто не воспринимался. Сейчас он звучит громко, и епископат вынужден к нему прислушиваться.
Это свидетельствует о двух вещах. Первое — структура и качество церковной среды меняется в лучшую сторону. Второе — общество в Украине становится более демократичным. Пример активного участия мирян — это так называемая инициатива “Десяти тезисов”. В ней принимают участие журналисты, публицисты, интеллектуалы, ученые, простые люди, офисные сотрудники, которые болеют за свою церковь и пишут коллективно тезисы, обращения, артикулируя таким образом свое видение развития церкви. Их голос имеет значение. Я знаю, что митрополит Епифаний встречался с этими активистами. Также есть определенная оппозиция к этому “голосу”. Но эта оппозиция, которая формируется в окружении митрополита Филарета, тоже доброкачественный процесс, хотя он кому-то и приносит боль.
Интересное наблюдение: в последнее время своего существования КП очень сильно напоминал РПЦ. По набору внутренних правил, традициям взаимодействия и т.д. Собственно, это сами иерархи бывшего КП признавали.
Я даже радикальнее высказался бы. Многие принципы существования Русской православной церкви, особенно в советский период, сохранились в Киевском патриархате, как в неком заповеднике. При том, что в самой Русской церкви многое уже было изжито и трансформировалось в более развитые принципы и структуры.
Но почему так?
Русская церковь является частью всеправославного сообщества – сейчас, конечно, меньше, потому что она самоизолируется. Тем не менее, РПЦ находилась во взаимодействии и коммуникации с другими православными церквями, и была вынуждена все время развиваться.
А Киевский патриархат находился в искусственной изоляции и поэтому варился в собственном соку. Он жил своей собственной жизнью, и эта жизнь не имела, к сожалению, особого отношения к жизни глобального православия. Это способствовало тому, что КП во многом превратился в такой себе заповедник советской ментальности. Не во всем, безусловно. Там были и положительные процессы. К сожалению, эти синдромы советской церковности пытались проникнуть и в новую Православную церковь. И тот конфликт, который мы сейчас наблюдаем, является во многом конфликтом между двумя подходами к церковной жизни. Один подход — советский, другой — уже несоветский.
Он связан с возрастом предстоятеля?
Во многом. Митрополит Филарет является одним из старейших иерархов в православном мире. Он начинал свою церковную карьеру еще в 60-е годы, когда все нынешние почетные и опытные церковные деятели были еще очень молодыми. А митрополит Епифаний — самый молодой предстоятель.
Что уж говорить про митрополита Епифания ( митрополиту Епифанию 40 лет – С.К .)… При этом, несмотря на все штыки в свой адрес, он подчеркнуто уважительно относится к патриарху Филарету, настаивая на том, что он многое сделал для церкви, и это заслуживает уважения.
Безусловно, заслуживает. Но митрополит Филарет с канонической и юридической точки зрения не может претендовать на статус патриарха. Собственно, поэтому я называю его митрополитом. То, что митрополит Епифаний признает за ним какой-то особый статус внутри ПЦУ — это его личная инициатива.
Как миротворец и человек, который способен сглаживать конфликты внутри церкви, митрополит Епифаний очень положительно себя проявляет.
«Для команды Порошенко важно было провести Собор, образовать новую церковную структуру с новым названием и получить под нее Томос»
На одной из последних пресс-конференций патриарх Филарет рассказал о якобы существующей договоренности между ним, митрополитом Епифанием и действующим на то время Президентом Петром Порошенко относительно формата управления новой церковью. По его словам, Епифаний должен был заниматься формальной внешнеполитической, представительской деятельностью, тогда как внутреннее управление отходило Филарету. Митрополит Епифаний это опровергает. Кто из них говорит неправду?
Никто не знает, кто в этой ситуации говорит правду. Но логически можно предположить, что некие договоренности существовали. Особенно если принять во внимание то, как проходил Собор, попытки манипуляций голосами епископов и остальных делегатов, количество схем, которые были изобретены перед Собором и во время его проведения, чтобы обойти прозрачное волеизъявление делегатов. Большинство этих попыток, к счастью, провалились, но только благодаря публичной критике и позиции экзархов — представителей Константинопольского патриархата.
Исходя из всего этого можно предположить, что у митрополита Филарета была определенная программа, для реализации которой он давал задания своим помощникам изобретать всякие манипулятивные схемы, с целью осуществить транзит церковной власти таким образом, чтобы новая структура церковного управления оказался фикцией, симуляцией, а реальная церковная власть оставалась у него.
И Собор, к сожалению, в определенных своих процедурах действительно оказался симуляционным. То, с чем мы столкнулись сейчас, является последствием этих схем, которые были вдохновлены митрополитом Филаретом и реализованы его помощниками.
Тем не менее, сейчас мы имеем дело с очищением церковной среды от старых схем. Новая церковь начинает задействовать более здоровые механизмы, нежели те, к которым привык митрополит Филарет. Происходит катарсис, как я уже говорил, — очищение того, что было не совсем прозрачным и честным.
Еще один момент относительно представлений митрополита Филарета о новой церкви. Его видение не предполагало широкого участия других церквей в новосозданной церкви. Он хотел просто перелицевать, назвать по-другому уже существующую структуру и сохранить ее в максимальной близкой форме к тому, чем был Киевский патриархат.
Идти на это, в частности, отказалась Греческая православная церковь .
Греки настаивали на том, чтобы новая структура была максимально инклюзивной, включала максимальное количество епископов, приходов и мирян из других юрисдикций. А видение митрополита Филарета, повторю, было более узким – просто воссоздать Киевский патриархат.
Я бы даже сказал — это мое предположение, интуиция, если хотите, — что видение украинского государства, видение Президента Порошенко и команды, которая работала с ним, не сильно отличалось от видения митрополита Филарета. Для команды Порошенко важно было провести Собор, образовать новую церковную структуру с новым названием и получить под нее Томос. Насколько эта структура будет качественной, насколько широко представленной, инклюзивной, казалось им не столь важным.
Ну, то, что Томос был электоральным шагом, никто и не скрывал. Но. Во-первых – надо это откровенно признать – если бы не настойчивость лично Порошенко, особенно на самом Соборе, не факт, что был бы результат. Во-вторых, да, государство – в лице Порошенко – нуждалось в быстром результате, но если по-хорошему, оно и не должно было печься о том, что дальше станет с ПЦУ.
Вот из-за такой электоральной логики мы увидели, как во время Собора вектор президентской администрации совпал с вектором митрополита Филарета. И оба они не совсем совпадали с вектором, на котором настаивал Вселенский патриархат. Как результат — имеем суммарный короткий вектор развития новой Церкви. То есть, с одной стороны, благодаря настойчивости Вселенского патриархата часть структур все-таки вошла в новую церковь. Но из-за сопротивления митрополита Филарета и из-за пассивности президентской администрации представленность всего украинского православного сообщества в ПЦУ значительно сужена. И это, кстати говоря, основная причина того, почему новая структура до сих пор не признана другими православными церквями.
Все же. Вы говорите о пассивности президентской администрации, но ведь Украина – секулярное государство. По Конституции, государство не должно вмешиваться в дела церкви. А выходит так, что объединение церквей и Томос – во многом личная заслуга главы государства. Он выступил медиатором процесса, заставляя стороны договариваться. А как только отступил – сразу посыпались проблемы в церкви.
Процесс участия государства в формировании новой церковной структуры был амбивалентным. Я сейчас не оцениваю, насколько это правильно с точки зрения конституционной нормы о разделении церкви и государства, хотя об этом тоже можно сказать. Но говоря о соблюдении процедур, ясно одно: без давления со стороны государства и лично президента Порошенко Собор вряд ли бы состоялся. И митрополит Филарет не пошел бы на уступки и компромиссы, самый значимый из которых – отказ от участия в выборах предстоятеля, если бы не давление государства. Под давлением был избран нынешний предстоятель Православной церкви Украины, что было условием Филарета, о чем он сам сказал, и чему нет причин не верить. Положительный момент от давления государства — это то, что церковь была создана и получила Томос от Константинополя. Но давление имело и отрицательную сторону, побочный эффект. Вмешательство, которое государство осуществляло в то время в дела церкви, привело к нарушению соборных процедур. И это дает о себе знать не потому, что государство сейчас отошло от церковных дел. А потому что пришло время для побочных эффектов. Они были бы неизбежны, даже если бы Порошенко переизбрали на второй срок. Причина — качество церковной жизни, к которому государство было равнодушно. И с этой точки зрения то, что теперь к власти пришел религиозно нейтральный человек, абсолютно индифферентный к религии политический деятель, даже хорошо, на мой взгляд.
И этим транзитом власти - когда Порошенко, который выступал сдерживающим фактором, уходит, и приходит Зеленский, который не будет оказывать никакого влияния, попытался воспользоваться митрополит Филарет.
Митрополит Филарет сформировался в эпоху, когда власть была всесильной, когда советскую власть Церковь сильно боялась. С властью нужно было договариваться, заигрывать, бороться. Но ее нельзя было игнорировать. И Филарет почти всю свою сознательную жизнь жил в этой парадигме. Я называю ее «советской симфонией». «Симфония» – это такая модель церковно-государственных отношений, которая является частью ДНК восточного христианства. Она сформировалась еще в эпоху императора Константина в 4-м веке и предполагает тесное партнерство между церковью и государством. Даже после того, как в Советском Союзе был установлен атеистический режим, симфонические отношения между церковью и государством сохранились, модифицировались, приняли другую форму, но по-прежнему оставались видом перверсивного, извращенного партнерства.
В этой модели сформировался митрополит Филарет. Для него государственная власть жизненно важна. Поэтому он по инерции, инстинктивно, апеллирует к совершенно секулярному Президенту Зеленскому. Точно так же, если вы помните, он апеллирует к бизнесмену Игорю Коломойскому, потому что считает, что оба они чем-то похожи в протежировании младших воспитанников.
Можно предположить, что в представлении митрополита Филарета модель государственной и политической власти выглядят одинаковым образом: есть политик, который реально принимает решения, — Игорь Коломойский. И есть его проекция на экране — Президент Зеленский. Приблизительно такой же своей проекцией на экране митрополит Филарет представлял митрополита Епифания. И пытался эту модель осуществить. И когда оказалось, что она не работает, теперь удивляется и обижается.
… Кроме того, продолжу, традиции «советской симфонии» предполагают наличие у митрополита Филарета параноидального, нелогичного недоверия к грекам. Греки — это собирательный образ, но речь идет конкретно о Константинопольском Патриархате, который, действительно, по своему национальному признаку преимущественно греческий. Однако Вселенский Патриархат пошел на большие риски и репутиционные потери, чтобы дать ПЦУ шанс на становление. И игнорировать это невозможно.
Почему же риски? Наоборот, у предстоятеля Варфоломея был свой интерес. Его давние счеты с Россией… Словом, альтруизмом – по отношению к Украине – тут не обошлось. И все в церковных кругах это знают
Это была опасная и рискованная операция, которая могла привести к существенным потерям для Вселенского Патриархата. И эти потери уже имеют место. Например, мы видим попытки некоторых авторитетных церквей - в частности, Кипрской, Албанской, Антиохийской, Иерусалимской – договариваться между собой о способах решения украинской проблемы за спиной Вселенского патриархата.
Причем Иерусалимский патриархат и Антиохийский встретились, находясь в состоянии конфликта, договорившись о совместных действиях по преодолению украинского кризиса. А вот Вселенский патриарх участия в этой встрече не принимал.
Интересно. А что это за действия?
Мы не знаем сценария, который обсуждался конкретно на этой встрече, но это действия, которые несколько отличаются от сценария, предложенного Вселенским патриархатом. И это является вызовом Вселенскому патриархату, потому что от его посредничества, как первенствующей церкви, отказались многолетние союзники. Это репутационная потеря, и Константинополь пошел на нее ради Украины. Говорить теперь, что греки преследуют только какие-то свои интересы, как представляет это митрополит Филарет, – нечестно.
Что понимается под «украинским кризисом» и что стоит за намерением нам помочь?
Украинский вопрос стал важнейшим фактором межправославных отношений. А они сложные, в них доминирует не солидарность, а столкновение или симбиоз разновекторных интересов поместных церквей. И в эту сложную ткань, в которой соединены нити различных интересов поместных церквей, вошла Украина, радикально изменив ткань отношений. Теперь церкви выстраивают отношения друг с другом и с Константинопольским патриархатом, принимая во внимание Украину.
Украина стала предметом торга во взаимоотношениях между церквами. К примеру, Вселенский патриарх находится с визитом в Греции, где встречается с архиепископом Афинским, с которым у него очень сложные отношения. Есть целый ряд вопросов в отношениях между двумя церквами, и теперь они пытаются решать эти проблемы, принимая во внимание Украину. Я сейчас сильно упрощаю, но можно допустить, что архиепископ Афинский заявит о признании украинской церкви уже в этом году, но сделает это не потому, что так любит украинскую церковь или переживает за происходящее здесь, а потому что хочет решить какие-то свои вопросы в двусторонних отношениях с Константинополем.
«Есть факт разрыва отношений между Москвой и Константинополем. И причиной является Украина»
Много об этом говорилось и вот сейчас хочу спросить: как изменилась или не изменилась позиция РПЦ в мировом православии после предоставления Украине Томоса?
Это, безусловно, сложный процесс: где-то РПЦ приобрела, где-то потеряла.
Даже и приобрела?
Конечно. Но, если говорить в общем, суммируя приобретения и потери, я думаю, что в целом и общем она скорее потеряла, чем приобрела.
Хорошо. Так а что она потеряла? Поясните человеческим языком.
Она из этакого глобального модератора православных процессов превратилась в объект посредничества других, менее значимых церквей. Если грубо выразиться, на рынке посреднических услуг между православными церквями объявилось сразу несколько посредников, которые пытаются примирить конфликтующие стороны, в частности, Константинополь и Москву. Быть посредником в примирении очень выгодно.
Интересный тезис.
Это сразу же как бы выдвигает церковь, выступающую посредником, на передний план. До этого Москва пыталась играть роль такого посредника и модератора межправославных отношений, а сейчас из модератора она превратилась в модерируемый объект. Это для нее значительная потеря в межправославных отношениях. Константинополь, кстати говоря, тоже оказался в таком положении — не только модератора, но и модерируемого объекта. Это значительная репутационная потеря для Константинополя.
Перед проведением Собора звучал тезис, что в противостоянии Константинополя и РПЦ украинская история очень важна. Что показало время? Так ли это?
Сейчас есть факт разрыва отношений между Москвой и Константинополем. И причиной этого разрыва является Украина.
Разрыв односторонний. Со стороны РПЦ причем.
Он привел к тому, что между церквами заморожены отношения практически на всех уровнях - официальных и полуофициальных. Заморожены диалоги, которые православная церковь вела с другими церквями. Во многом, хотя и не во всем, заморожены взаимодействия между церквами за рубежом.
Приведу пример Бельгии. Бельгия обеспечивает религиозное образования для своих граждан. Бельгийское правительство платит деньги учителям, которые преподают закон Божий в конфессиональных и общеобразовательных школах, в том числе для православных учеников. И этот процесс осуществляется через модератора, через одного единственного представителя всех православных юрисдикций в Бельгии. Бельгийское правительство решило, что таким модератором будет представитель Вселенского Патриархата. Москва, устранившись от взаимодействия с Константинопольским Патриархатом, фактически лишила бы себя возможности получения средств от бельгийского правительства на образование. Но она на это не пошла и продолжает, не афишируя этого, взаимодействовать со Вселенским Патриархатом, потому что ей нужны деньги бельгийского правительства.
Если бы Москва последовательно осуществляла свои решения, она полностью отрезала бы себя от очень больших возможностей, которые европейские правительства предоставляют религиозным общинам. Это один из примеров того, что решение РПЦ о самоустранении от участия во всеправославных форумах, где участие принимает Вселенский Патриархат, оказалось выстрелом себе в ногу, привело к самоизоляции церкви, нарастанию негативных процессов внутри этой церкви. Привело к тому, что Русская церковь уменьшилась в своем влиянии, в своих возможностях. И опосредованно причиной этого стала Украина.
При всем этом российские олигархи продолжают активно ездить на Афон. Хотя формально, вроде как, им запрещено.
Верно. Это продолжается негласно, несмотря на то, что противоречит решениям Русской церкви. И руководство Русской церкви, и патриарх об этом знают, но закрывают глаза, потому что по-другому нельзя.
Я хотел бы подчеркнуть, что Русская церковь разорвала свои отношения с Константинополем, самоустранилась от глобальных процессов часто лишь на словах, в риторике, потому что в действительности она во многом продолжает осуществлять и взаимодействие, и сотрудничество. Мне кажется, это хороший признак, положительный процесс, который свидетельствует о том, что реального разрыва, или схизмы, не произошло.
Заграничные приходы фактически принудительно перешли под юрисдикцию Константинополя. Это митрополит Епифаний подтвердил в интервью программе Kishkina. Как и то, что их воли никто не спрашивал. На вопрос, что с этим делать, митрополит говорил: “Немного потерпеть”. Вопрос в том, сколько терпеть и что это даст в итоге?
Это большая проблема. Здесь я вижу неразрешимую дилемму, потому что, с одной стороны, Константинополь настаивал на вхождении приходов, которые принадлежали Киевскому патриархату, в состав Константинопольского. С другой, приходы – это реальные люди, которых никто не спрашивал, хотели они этого или нет. И моя личная позиция — без людей решать за них нельзя.
Это противоречит вашему тезису о том, что миряне стали принимать более активную роль в жизни церкви.
Так и есть. Это дилемма, для которой пока не найдено решение ни Константинополем, ни в ПЦУ.
Сколько заграничных приходов сейчас по численности?
Достаточно много. Общины исчисляются десятками. И просто механически их переводить — без желания и согласия — я считаю, неправильно. Каким должно быть решение? Я не знаю, у меня нет готового решения. Не предлагает его и Константинополь. А для митрополита Филарета — я, конечно, не берусь оценивать его настоящие намерения, — но мне кажется, важнее сохранить Киевский патриархат, чем эти общины там, где они хотят быть. Сохранить зарубежные общины для него — это лишь повод сохранить Киевский патриархат.
«Элладская церковь создаст прецедент признания ПЦУ»
Мы уже затрагивали вопрос признания ПЦУ другими православными церквями. Митрополит Епифаний склонен думать, что первой такое решение примет Элладская церковь, причем в ближайшее время.
Я подтверждаю это. Элладская церковь создаст прецедент признания ПЦУ. За ней могут последовать и другие церкви, в частности, Кипрская.
Кипрская могла быть первой, насколько я знаю, покамест с визитом на Кипр не приехал митрополит РПЦ Иларион Алфеев. После переговоров с архиереями, положительное для Украины решение было отложено. В данной связи у меня вопрос, насколько правильно, что отдел внешнецерковных связей ПЦУ возглавляет сам митрополит Епифаний, у которого и без того хватает внутренних проблем в церкви. Ваш взгляд со стороны?
Такого рода деятельность предполагает наличие дипломатической школы. Этой школы не было в Киевском патриархате по определению, потому что он а не состояла в отношениях ни с одной церковью. Единственное направление, в котором Киевский патриархат продвинулся на внешнеполитической арене, были контакты с внешнеполитическими организациями – в частности, Европарламентом, Еврокомиссией и зарубежными политическими партиями.
Это политические контакты. Сейчас эти контакты поддерживаются, и здесь есть определенные успехи. Но в отношении с другими церквями успехов нет.
И кто виноват?
Сначала нужно создавать школу, нужно научиться вести дела с другими церквами.
Это долго. А у нас на повестке дня вопрос признания ПЦУ, количество переходов, практические равное нулю…
Получается замкнутый круг: процесс переходов ( в ПЦУ – С.К.) зависит от признания, признание зависит от процесса перехода, и оба эти процесса тормозят друг друга. В дополнение к этому есть внутренние конфликты и позиция митрополита Филарета, к которому другие церкви относятся, мягко говоря, настороженно. Я регулярно общаюсь с представителями различных церквей. Естественно, мы говорим об Украине, и мой личный опыт дает мне право засвидетельствовать, что представители большинства православных церквей в целом благожелательно относятся к процессу формирования ПЦУ. Они настроены положительно и рано или поздно признают эту структуру.
Но у них есть ряд замечаний, которые пока останавливают их на пути признания. И одно из них — личность митрополита Филарета. Если бы он оставался неким арбитром нации, моральным авторитетом, который высказывается по общественно значимым вопросам, но не вмешивался бы в жизнь новой структуры, не пытался ею управлять – и отношение к ПЦУ было бы в мире другое. А пока он пытается сохранить или восстановить свою власть – отношение к новой структуре будет как минимум настороженное, никто спешить с ее признанием не будет.
То же самое касается и переходов в новую структуру. Священники, епископы и миряне просто не хотят переходить туда, где продолжает фактически оставаться Киевский патриархат. Скажу резкую, но думаю, справедливую, фразу: митрополит Филарет стал невольным ситуативным союзником тех сил, которые не хотят, чтобы новая церковь начала существовать и сформировалась.
«Филарет хочет вернуть себе власть»
Расставим точки над «i». Чего конкретно добивается патриарх Филарет?
Он хочет вернуть себе власть. Власть для него важна. Причем в сыром и старомодном смысле — как возможность проводить личную повестку дня, навязывать людям свою волю. Власть не в европейском смысле, когда она делегируется, разделяется между различными участниками политического процесса по субсидиарному принципу. А сконцентрированная в одних руках, авторитарная. Сейчас митрополит почувствовал, что теряет власть, а она нужна ему, как воздух.
Какие реальные механизмы есть у Филарета, чтобы вернуть власть?
Очень мало. Сама по себе модель управления новой церковью лишила его этих механизмов. Именно поэтому сразу же после создания новой церкви он через своих спикеров озвучивал необходимость пересмотра Устава. Потому что в Уставе, который соответствует Томосу, заложены механизмы, которые не позволяют одному человеку в ПЦУ узурпировать власть. Она распределена между различными институциями.
Митрополит Филарет как опытный администратор сразу почувствовал этот подвох. Он почувствовал, что власть уходит у него из рук не к кому-то другому, а распределяется между различными институтами. Отсюда и его возражения против Устава как такового.
Сейчас мы сталкиваемся со вторым кругом атак на Устав и Томос. Не исключено, что будет третий и четвертый – до тех пор, пока у него будут силы атаковать, потому что Томос и Устав гарантируют то, что власть не будет сконцентрирована в руках одного человека в церкви.
Вы первым сказали, что в случае пересмотра Устава Томос может быть отозван. В истории такие прецеденты были.
Были.
Но при этом в интервью радио «Мария» вы упомянули, что отзыв Томоса — крайняя мера, невыгодная самому Константинополю. Как долго он будет терпеть?
Мне сложно говорить от имени Константинополя и я не уполномочен это делать, но можно предположить, что нынешнюю ситуацию там будут терпеть до тех пор, пока суть и название новой церкви не перестанут соответствовать Томосу и Уставу. В них заложены некие важные принципы, которые должны оставаться неизменными. ПЦУ приняла много правил, которые не являются принципиальными – их менять можно. А вот принципы управления церковью – нет. Их изменение приведет к изменению сути церкви, и она перестанет соответствовать тому замыслу и идеям, которые заложены в Томосе и в Уставе.
То есть столь негативные последствия сегодня все же маловероятны?
Не знаю. Мы не знаем, насколько устойчивым и стабильным останется Устав новой церкви. Мы можем интерпретировать сегодняшнее развитие событий как конфликт между митрополитом Епифанием и митрополитом Филаретом, но, на самом деле, это конфликт между более широкими группами людей в церкви. И он имеет прямое отношение к Уставу. Поскольку, повторюсь, изменение Устава позволит Филарету вернуть себе единоличную власть. С другой стороны, мы видим отношение митрополита Епифания, который хочет сохранить Устав, и я считаю, что это очень правильное отношение. Сегодня он выступает лишь модератором процесса. Но это вызывает вполне логичный вопрос: неужели митрополит Епифаний не заинтересован в концентрации всей власти в своих руках?
И ?
Пока что, очевидно, нет. Это хорошо. Я считаю, что он искренне желает управлять церковью по-новому.
А приглашение митрополита Епифания на мероприятие по случаю чествования памяти священномученика Макария под эгидой КП, отпечатанное на бланке КП, и только лишь после скандала в СМИ, выглядит как неуважение к его должности.
Это еще один пример манипуляторной деятельности и нечестной игры.
Как собственно, и упреки в отсутствии совместного с Филаретом богослужения.
Сослужить они могли бы. Но в таком случае митрополит Епифаний должен был бы возглавлять служение. Быть первым номером. Чего, конечно, не было бы, если бы служение осуществлялось с Филаретом во Владимирском Соборе.
Правильно ли я понимаю, что сегодня у Филарета нет поддержки 20 архиереев (из 60-ти – С.К.), необходимой для созыва Собора и внесения изменений в Устав?
Верно.
И следующая попытка собрать вокруг себя актив (предыдущая была 14 мая, когда патриарх Филарет созывал архиепископов по случаю памяти священномученика Макария - С.К.) будет предпринята по случаю празднования Дня крещения Руси?
Да. И это будет не последняя попытка.
Блаженнейший Епифаний в недавнем интервью LB.ua акцентировал на том, что необходимости проведения Поместного Собора сегодня нет.
Нет. Если будет проводиться Поместный Собор или даже Архиерейский Собор, существует риск пересмотра Устава, чего митрополит Епифаний не хочет.
Какой выход? Не проводить Соборы?
Да, какое-то время просто не проводить.
Это как-то скажется на обеспечении жизнедеятельности церкви?
Нет. У церкви достаточно механизмов, которые были созданы послеучредительного Собора, для того, чтобы осуществлять оперативную деятельность.
У новой церкви и митрополита Епифания, как ее символа, есть поддержка внутри страны ?
Есть. В целом, я остаюсь оптимистом и думаю, что нынешний кризис не фатален. Это кризис выздоровления.