2013. Попытка замять конфликт
После инцидента с «Колиивщиной» ряд украинских художников и культурных деятелей объединились в группу под названием «Инициатива самозащиты трудящихся искусства» («Ініціатива самозахисту трудящих мистецтва», далее – ИСТИ). К ним присоединился и Владимир Кузнецов. «Я решил поддержать бойкот, сформулированный ИСТИ, поскольку это был политический жест с четко заявленными требованиями», – говорит художник.
ИСТИ назвало своей целью «защиту художников и их трудовой практики в отношениях с институциями», а также «реализацию права художника на качество репрезентации художественного процесса». Но, к сожалению, группе так и не удалось стать площадкой для диалога вокруг ситуации с бойкотом Арсенала.
Единственной же попыткой со стороны Натальи Заболотной замять шум вокруг этой истории можно считать проведение Ассамблеи творческих работников в Арсенале осенью 2013 года. Впрочем, и тогда чуда не произошло.
Сразу после случившегося Владимир Кузнецов написал Наталье Заболотной официальное письмо, где потребовал опровергнуть ряд ее цитат в СМИ как не соответствующие действительности. «Если бы она это сделала, возможно, все развивалось бы по другому сценарию, – рассказывает художник. – Но вместо этого Заболотная прислала мне приглашение к участию в биеннале, которая должна была пройти в 2014 году. Курировать дискуссионную платформу пригласили Бориса Гройса. На встрече, где присутствовали Наталья Заболотная, Александр Соловьев, Алиса Ложкина и Борис Гройс, Гройс предложил поставить в центр внимания дискуссионной платформы мою уничтоженную работу. В ответ я положил на стол письмо к Наталье: "Вот, один из будущих элементов работы". Интерес Гройса сразу угас».
В результате Гройс отказался курировать дискуссионную программу, а саму биеннале провели только в 2015-м, и уже отдельно от Арсенала.
По мнению руководительницы перформанс-группы TanzLaboratorium Ларисы Венедиктовой, одной из организаторок бойкота, поступок Заболотной продемонстрировал, как в Украине работает культурная политика. «Если в государстве нет культурной политики, то это имеет последствия на всех уровнях, – говорит Венедиктова. – Институциональность – это когда люди следуют принципам, а не собственным желаниям и интересам. Личные интересы не могут быть фундаментом, на котором строятся принципы культурной институции».
В своем письме Владимир Кузнецов, по его словам, предупреждал Заболотную, что, в случае неопровержения ее утверждений, подаст в суд. Так и произошло. Первый иск, о нарушении авторских прав, был подан в 2015 году. Второй, о цензуре – в 2017. Ответчиками в обоих исках стали как «Мистецький Арсенал», так и Наталья Заболотная.
В июле 2013 года ИСТИ выдвинула к Арсеналу 4 требования, на их выполнении часть бойкотирующих настаивает и сегодня:
- огласить принципы деятельности «Мистецького Арсенала» как институции;
- признать инцидент с работой Владимира Кузнецова актом цензуры и вандализма;
- легализовать отношения институции с художниками;
- публично гарантировать, что подобная ситуация в будущем не повторится.
Арсенал, тогда еще под руководством Натальи Заболотной, больше попыток наладить диалог с бойкотирующими не предпринимал. Между сторонами повисло затяжное молчание.
2017. Пятый год конфликта
Первый проблеск в этой истории появился со сменой руководства «Мистецького Арсенала» летом 2016 года. Вскоре после вступления в должность директора музейного комплекса в своей колонке на УП.Культура Олеся Островкая-Лютая признала, что совершенное ее предшественницей в 2013 году было ошибкой, стоившей Арсеналу доверия части культурного сообщества, и что она никогда не должна повториться. «Несомненно, художественная работа ни при каких обстоятельствах не может быть уничтожена в культурной институции, поскольку именно таким образом последняя изменяет своему предназначению всегда быть на стороне культуры и перестает быть культурной институцией», – написала тогда она.
Сегодня Островская говорит, что команда Арсенала проделала большую работу в осмыслении этой истории и возможных выходов из нее. «У нас было огромное количество дискуссий по поводу этой ситуации, роли коллектива в ней, о том, что такое институциональность и что значит быть институцией, – говорит директор «Мистецького Арсенала». – Мы много говорили об украинских реалиях, где любая организация рискует превратиться в домашнее хозяйство при своем руководителе (и мы, конечно, не хотели бы этого в МА). Мы вложили в эти обсуждения огромное количество интеллектуальных и эмоциональных ресурсов. Поэтому я думаю, что Арсенал нельзя обвинить ни в эмоциональной нечувствительности, ни в равнодушии, ни в интеллектуальной лени».
Впрочем, некоторые бойкотирующие, даже признавая факт принесенных извинений, остаются крайне скептичными относительно намерений Арсенала. «4 года спустя Арсенал, уже с новым руководством, признал действия по отношению к работе Владимира Кузнецова актом цензуры и вандализма, – говорит один из самых активных бойкотирующих, художник Никита Кадан. – До этого были извинения непонятно за что от Заболотной, где характер действия описывался в терминах «так получилось», «неудобная ситуация» и т.д. Сегодня Олеся Островская-Лютая хочет примирения всех со всеми, чтобы не мешали работать. Заболотная и ее соратники держались до последнего, давая понять, что им вся эта история совершенно не мешает, все ОК. Олеся Островская-Лютая признала, что это не ОК».
Усилия Арсенала по признанию и урегулированию конфликта со стороны пока что кажутся безответными. Бойкотирующие призывают к диалогу на словах, но на деле занимают скорее выжидательную позицию. «Зимой 2016 года Арсенал пригласил нас на встречу, мы собрались в их офисе, – говорит Владимир Кузнецов. – Мы озвучили позицию, что Арсенал все же должен сделать заявление, и на самом деле признать цензуру. Олеся Островская-Лютая сказала, что они будут думать, как это сформулировать».
По словам Кузнецова, после этого все затихло до лета. Летом был анонсирован фестиваль молодых художников, вышла статья на Prostory, а чуть позже – появилось вышеупомянутое заявление Арсенала, после которого часть поддерживавших бойкот прекратила свой протест. Сам же Кузнецов считает заявление Арсенала о признании цензуры неоднозначным и требует подтвердить его тезисы во время судебного заседания.
Олеся Островская-Лютая подтверждает факт встречи с бойкотирующими прошлой зимой: «Мы спросили: "Как вы хотели бы, чтобы мы высказались?", выслушали их сказали, что будем обсуждать это с командой. Впервые результаты наших дискуссий вышли наружу после разгрома выставки Давида Чичкана в феврале. Мы поняли, что в этой ситуации обязаны солидаризироваться с Центром визуальной культуры, и заявили, что институция, имеющая в своей истории акты вандализма, осознает его пагубные последствия. И это вроде бы было воспринято как приемлемое проявление того, к чему мы пришли. Мы много говорили о цензуре и анализировали, как это выглядит с точки зрения закона. Юридически цензурой со стороны государства считается введение специального цензурирующего органа или наделение цензурирующей функцией органа исполнительной власти. Конечно, есть еще и профессионально-этический аспект. Летом мы сделали заявление, а через пару недель получили судебный иск от Владимира Кузнецова, что стало для нас большой неожиданностью. Владимир говорит, что целью его исков является изменение законодательства».
Изменить букву закона
Художник, подавший на Арсенал уже второй иск, согласен с важностью внесения законодательных изменений. Но при этом он уверен, что для этого прежде всего необходим прецедент победы в суде. «В европейских странах правовые положения прописаны до мельчайших нюансов – говорит Владимир Кузнецов. – В Украине нет прецедентного права, но нам важно, чтобы прецеденты самим фактом своего существования помогали формированию общественного мнения. Украинская Хельсинская группа по правам человека помогла нам составить иск. В случае отказа в суде, мы нацелены на Европейский суд по правам человека. Украинский суд может скорее принять сторону Арсенала, чем трактовать вопрос в нашу пользу. А европейский суд может дать четкие рекомендации по определению отсутствующих правовых норм. Но их можно создать и своими силами. Инициатива «Мистецького Арсенала» в этом направлении сняла бы все сомнения насчет уклонения от требований бойкотирующих».
Олеся Островская-Лютая считает, что даже успешный исход в украинском суде не сможет повлиять на законодательство. Она видит другое решение, которое предлагала художнику: самостоятельно разработать изменения в законодательство, проконсультировавшись с парламентскими комитетами по вопросам культуры и свободы слова. «Если речь идет об изменениях юридической рамки, то мы готовы. Суд здесь не поможет, а вот законодательные изменения – да. Стоит подумать об уточнении законодательства в области свободы творчества. У нас гораздо лучше проработана часть законодательства, касающаяся свободы слова, но не свободы творчества», – добавляет она.
Никита Кадан соглашается, что законодательные изменения могли бы стать важным результатом бойкота Арсенала, но добавляет, что пойти ради этого на мировую с Арсеналом бойкотирующие не согласятся.
Если отрешиться от эмоций, то шанс общими силами выработать изменения на законодательном уровне – это возможность, которую не стоит упускать. С этим (по крайней мере, на словах) соглашаются все участники конфликта.
Гарантии безопасности
Еще одно из требований бойкотирующих – публичные гарантии неповторения подобных актов цензуры. Никита Кадан объясняет, что речь идет о легализации отношений с художниками: «Это просто договор, в котором позиции, права и форма партнерства сторон оговариваются и подкрепляются юридически. Это также подтверждение позиции, согласно которой цензура в этой институции неприемлема».
Олеся Островская-Лютая, говоря о «гарантиях неповторения», озвучивает трезвую мысль, что подтвердить приверженность любым задекларированным принципам можно лишь на уровне каждодневной работы. «Ничего нельзя решить раз и навсегда, – говорит она. – Мы можем сто раз публично сказать, например, о политике Арсенала. Можем сказать, что не допустим повторения этой ситуации, а если допустили, значит, нужно идти в отставку. Но говорить об этом имеет смысл, если, не дай бог, это повторится. До этого момента ничего гарантировать нельзя. Принципы можно демонстрировать только на практике, каждый день».
Директор Арсенала также подчеркивает, что одно дело – юридические нормы, а другое – принятые в культурном поле профессиональные стандарты. Олеся Островская-Лютая говорит, что в силу сложных жизненных реалий украинцы – очень лояльное общество, в том числе и к повсеместной коррупции и кумовству. Из-за это механизм остракизма у нас попросту не работает. «Опыт выживания украинцев диктует, что на формально человек может быть подлецом или поступать недостойно, но на неформальном уровне может считаться хорошим и честным», – резюмирует она.
Никита Кадан не слишком верит в остракизм как инструмент давления со стороны культурного сообщества по отношению к людям и институциям. В пример он приводит Наталью Заболотную, спокойно продолжающую работать в культурном поле после случившегося. «Если посмотреть на галерею Заболотной Art Ukraine Gallery, на всех, кто там выставляется и туда ходит, то это, по сути, и есть украинский арт-истеблишмент, – говорит Никита Кадан. – И он в своей массе принял, что так (как поступила Заболотная с работой Кузнецова – прим.) поступать можно, и за это ничего не будет. Украинская художественная сцена – это закрытое пространство, зона, где обитатели обречены на общество друг друга. Приспособленчество оправдывается тем, что «деваться некуда». Это следствие изолированности украинской художественной сцены»
Еще один важный момент: основная масса бойкотирующих – уже состоявшиеся художники. Если молодые авторы решат присоединиться к бойкоту, они не смогут участвовать в проектах «Арсенала», которые могли бы помочь сформировать их профессиональное портфолио. Реалии таковы, что без сотрудничества с институциями выстроить карьеру художника сегодня невозможно. Кадан советует коллегам искать другие пути. «Есть институции, не имеющие таких структурных проблем. Есть самоорганизация. Есть возможность работать с международным публичным финансированием, – перечисляет варианты художник. – Также можно использовать местные частные деньги, которые не прячут собственный характер. Когда частный художественный центр или коммерческая галерея не пытаются выдавать себя за что-то другое, тут, по крайней мере, не рвется логическая цепочка. Можно ли иметь с этим дело этически – вопрос, но логика здесь на месте. А с Арсеналом невозможно иметь дело с логической точки зрения – там нарушена логика коммуникации. В цепочке разорвано одно звено, и все разваливается».
Что дальше?
Сегодня диалог между «Мистецьким Арсеналом» и бойкотирующими на паузе. После летнего заявления Арсенала часть протестовавших прекратили бойкот, другие продолжают его. Осложняет ситуацию и отсутствие уполномоченных вести переговоры от имени бойкотирующих. «ИСТИ фактически самораспустилась, – признает Лариса Венедиктова. – Она создавалась с мыслью о самозащите, но оказалось, что все хотят быть защищенными, но никто не хочет защищать». Сегодня ядро бойкотирующих составляют около трех десятков человек, среди которых участники группы Р.Э.П., коллектива TanzLaboratorium и еще несколько художников и культурных деятелей.
Олеся Островская-Лютая также говорит, что на данный момент «консолидированной дискуссии с художниками нет», но неформальное общение (например, Никитой Каданом и Владимиром Кузнецовым) регулярно происходит: «Мы постоянно говорим с протестующими. Но мы не вполне понимаем, с кем формально вести диалог и согласовать позиции?». Никита Кадан усматривает в такой позиции Арсенала скрытый умысел. «Думаю, Арсенал воспринял факт расхождения в мнениях среди бойкотирующих как некий тактический успех (мол, раздробили), – строит предположения художник. – Это обычная полицейская тактика – выдергивать из толпы тех, кто кажется лидерами, или договариваться. Заболотная со сподвижниками тоже пыталась с нами договориться».
Под вопросом остается и актуальность требований протестующих: Арсенал считает их выполненными, у художников мнения на этот счет расходятся. Кадан уверен, что «разночтения в мнениях среди бойкотирующих возможны, но смысл требований не исчерпан. Сейчас стоит принять, что совершенное в 2013 году было, наконец, признано цензурой и вандализмом. Но Арсенал должен перестроить всю свою риторику в соответствии с этим, и думать, как иметь дело с тем, что он вытворял последние 4 года». А вот Лариса Венедиктова уверена, что большинство изначальных требований сегодня уже неактуальны. «Время идет, все меняется. К примеру, поменялось руководство «Мистецького Арсенала». И требования тоже устарели и должны были бы измениться. То, что этого не случилось – наша ошибка», – резюмирует она.
Олеся Островская-Лютая говорит, что непонятно, что еще должен сделать Арсенал, чтобы разрешить этот многолетний конфликт. И кто или что конкретно сегодня является объектом бойкота? «На недавней встрече в НХМУ я спрашивала молодых художников, поддерживающих бойкот, что или кто является его объектом?, – говорит она. – Бойкотируются ли сотрудники Арсенала? (причин для этого нет). Бойкотируются ли практики? (Мне кажется, что сегодня это одни из наиболее, в хорошем смысле слова, формализованных, честных практик в Украине). Бойкотируется ли помещение Арсенала? (что было бы абсурдно). Непонятно, что именно подвергается бойкоту, и что нужно сделать, чтобы разрешить ситуацию. Мы сделали заявления, обсуждая все, вплоть до формулировок. Часть протестовавших сказали, что больше не бойкотируют. Их позиция кажется мне рациональной».
Никита Кадан находит формат недавней дискуссии в НХМУ оскорбительным для протестующих. Несмотря на то, что встреча была организована не Арсеналом, а редакцией газеты «Воно», художник уверен, что предлагать участие в событии бойкотируемой институции некорректно. Хотя, надо признать, что организаторки дискуссии оставили пространство для выражения самых разных позиций относительно бойкота – например, добавив в экспозицию интерактивную анкету «Карта бойкота», тем самым подняв вопрос о том, чем он может быть сегодня.
А вот Лариса Венедиктова видит решение как раз в продолжении дискуссии. «Важно проговорить проблему, – говорит она. – Если бойкот займет 20 лет, значит, так и будет. Они (представители Арсенала – прим.) думают, что дело в том, чтобы договориться. Что наши требования надо удовлетворить, чтобы мы перестали их терроризировать. Очевидно, что заявление Арсенала – не выход с позицией к обществу, а закодированная переписка с бойкотирующими».
Очевидно, что вопрос с бойкотом Мистецького Арсенала все еще не решен. Продолжение бойкота после выполнения институцией всех требований несколько обесценивает сам факт признания акта цензуры в 2013 году. Другие институции могут решить, что ответственная позиция в подобной ситуации лишена смысла – все равно останешься виноват. Ощущение некоей тупиковости ситуации вербализирует и Олеся Островская-Лютая: «Во время дискуссии в НХМУ одна из редакторок газеты «Воно» озвучила интересную мысль, что мы пропустили момент, когда можно было выйти из этой истории, а теперь не видим выхода. Извинения должны озвучиваться вовремя – потом они уже не имеют смысла, и кризис становится безвыходным. Возможно, в какой-то момент стоило все обнулить, а теперь все движется в какой-то тупик».
На вопрос, пытались ли протестующие возобновить диалог, Владимир Кузнецов отвечает отрицательно. «Бойкотирующие ждут от Арсенала не просто заявлений, а результатов. Некоторые из них готовы подключиться к выработке стандартов сотрудничества институции и художников, – говорит он. – Думаю, часть команды Арсенала хотела быть привлечь протестующих к проектам институции. А кто-то, возможно, считает все это самопиаром. Я знаю, что участники бойкота открыты к дискуссии на нейтральной территории. Насколько я понимаю, Арсенал готов к тому же».
Если стороны конфликта смогут вернуться к дискуссии ради результата, а не ради дискуссии, это станет лучшим доказательством, что это нынешнее противостояние институции и художников – ценностное, а не личное. Тем более, что декларируемые ценности и принципы сегодняшнего Арсенала и большинства бойкотирующих скорее общие, нежели противоположные.