Количество протестов в России за второй квартал 2017 года, как отмечают социологи, выросло на треть по сравнению с началом года, зафиксировано уже 378 выступлений оппозиции (в первом квартале статистика насчитывает 284 протестных акций). При этом, по данным Центра экономических и политических реформ, выросло число как политических, так и социальных протестов. Как в прошлом, так и в нынешнем году большая часть выступлений касалась конкретных проблем — невыплаты зарплат, требований обманутых вкладчиков и дольщиков, роста тарифов ЖКХ, застройки территорий и т.д., однако нерешенность этих проблем, по мнению социологов, привела к определенной политизации протеста.
Однако, вопреки ожиданиям многих, прежде всего западных экспертов, ни один из этих протестов не только не перерос в революцию, но даже не побудил власти пойти на какие-либо серьезные уступки протестующим. Последними из такого рода «несбывшихся надежд» стали выступления против реновации и переселения части москвичей за пределы МКАД. В самом начале этой протестной волны я предсказывала, что, как и многие предшествующие волны возмущения, она также не породит никаких последствий. Напротив, протестующие поразительно быстро приняли на веру обещания властей пойти на определенные уступки, и едва начавшееся возмущение жителей довольно быстро сошло на нет.
В принципе, подобная реакция была вполне ожидаема. Ведь в случае очередной безумной выходки российского правительства основной потребностью большинства населения страны становится не желание изменить ситуацию, а необходимость получить объяснение, чего ради их жертвы были принесены. Этот доведенный до почти самоубийственной стадии конформизм породил особый, иррациональный тип реагирования на агрессию властей – желание вернуть себе ощущение утраченного комфорта, чувства защищенности и стабильности любой ценой. Главным способом такого возвращения становится мало-мальски логичное объяснение того, что очередной удар по нормальной жизни того или иного человека был правильным, верным и предпринятым для его же блага. В случае получения такого объяснения или хотя бы призрачных обещаний нормализации жизни иллюзия комфорта восстанавливается.
Этот вывод подтверждается и статистикой. Так, согласно исследованию, проведенному Высшей школой экономики, большинство российских граждан надеется только на государство. 80% процентов россиян полагают, что государство должно устанавливать цены на продукты питания. 66% готовы доверить медицину только государству, а больше 50% полагают, что чиновники лучше умеют «обеспечивать работой, строить дороги, школы, детские сады, поликлиники и выполнять другие функции, затрагивающие интересы граждан».
«Похоже, что работает не вполне объяснимый феномен, когда большинством общества стабильность — особенно в условиях кризиса — воспринимается как единственное благо», – отмечает по этому поводу Газета.ру.
Соответственно, протесты, происходящие на фоне таких тенденций, чаще всего, обречены на поражение. Об этом пишет в своей колонке на РБК и директор Центра исследования постиндустриального общества Владислав Иноземцев. Сравнивая нынешнюю протестную волну с митингами 2011-12 годов, он называет их «протестами отчаяния», спровоцированными конкретными экономическими вопросами и недовольством отдельными коррупционерами – в отличие от белоленточных «протестов надежды», имевших исключительно политическую природу и поддержанных многими слоями населения и политиками самых разных взглядов.
Также Иноземцев перечисляет такие черты сегодняшних акций, как «монополизация протеста», в первую очередь – Алексеем Навальным и его соратниками, тогда как прежние митинги организовывались стихийно, и сами становились площадкой для объединения разных лидеров. Также аналитик отмечает «упор на простой лозунг, а не на программу действий», «ставку на харизму и вождизм» и «готовность на компромиссы ради популярности» в части Крыма и Украины.
Участие молодежи и подростков в недавних акциях Владислав Иноземцев также объясняет экономическими причинами: молодые люди ярче, чем старшее поколение ощутили ухудшение условий жизни, и боятся относительно своего будущего.
«Выступавшие 5–6 лет назад видели свободу, которой их лишали, нынешние с ней даже не знакомы. Это означает, что глубина мотивации сторонников Навального ниже, несмотря на кажущуюся бóльшую революционность, чем у участников протестной волны 2011 года», – отмечает аналитик.
Иноземцев также указывает на разницу в реагировании власти на протестные акции, отмечая ее гораздо большую консолидацию, чем это наблюдалось в 2011-м году. Учитывая же, что протестная активность сегодня сводится к одному лидеру, а не к широкой коалиции разных сил, он оценивает возможность уступок со стороны Кремля как минимальную (что подтверждается ужесточением законодательства и следующими за ним репрессиями).
Полностью соглашаясь с выводами автора относительно особенностей сегодняшних митингов, я все же позволю себе добавить несколько более светлых штрихов в эту мрачную картину. Во-первых, следует разделять протесты как таковые и протестные настроения. Если протесты, действительно, монополизированы и сведены к экономическим вопросам или, максимум, к антикоррупционной теме, то протестные настроения в сегодняшней России намного шире.
В этом парадокс текущей политической ситуации, когда протест монолитен, а недовольные вместе с тем предельно разобщены. Если пять лет назад, как справедливо заметил Иноземцев, «причины и объект» были четко осознаваемы, лозунги – ясны, а несогласные – едины. Сегодня же недовольные в России разделились и по взглядам, и по целям, и по методам действий. Так, часть протестно настроенных людей все еще не приемлет компромиссы в части Крыма, Донбасса и других военных преступлений России. Однако, поскольку именно эта группа является основным объектом начавшихся пару лет назад репрессий (пока «точечных», но уже весьма ощутимых), в ней выше, чем в других, чувствуется страх перед активным проявлением своей позиции и участием в каких-либо акциях.
Кроме того, у этих людей нет лидера, поскольку все более-менее заметные приверженцы этой точки зрения вынуждены были эмигрировать из России. По сути, система «выдавила» в эмиграцию всех, кто хоть как-то угрожал ключевым ее столпам, оставив возможность существовать «живыми и на свободе» лишь готовым к компромиссу фигурам. Среди этих фигур тоже нет единства в части целей их оппозиционной деятельности. Кто-то стремится лишь попасть во власть и попробовать «влиять на ситуацию изнутри», кто-то ставит целью лишь наказание отдельных коррупционеров, кто-то надеется сместить Путина, и открыто настаивает на последующей люстрации и суде, а кто-то, наоборот, готов «перехватить» власть на условиях максимального компромисса, без всяких последствий для Путина и его окружения.
Еще бОльшая разобщенность наблюдается в методах. Так, если «легальная» оппозиция все еще настаивает на необходимости участия в выборах, то другая часть, напротив, уверена в полной бесполезности и даже вредности такого подхода. В частности, именно этим был вызван спор между Аркадием Бабченко и Владимиром Миловым. При этом, люди, выбравшие для себя принцип неучастия, не выработали пока иной, действенной стратегии. Предпочитая революционный путь, они вынуждены признать, что при описанных выше общественных настроениях и тенденциях эта революция не будет поддержана сколько-нибудь внушительной общественной группой. Именно поэтому, даже при том, что протестные настроения в России представлены шире, чем собственно протесты, это не может повлиять на текущую ситуацию.
Остаются еще разного рода «точечные протестующие»: дальнобойщики, врачи, учителя, жители московских пятиэтажек и т.д. Однако объединиться в какое-либо единое движение с едиными целями и способами их достижения у них так же не получается. Более того, одним из проявлений самоуничтожающего конформизма российского большинства стало ярко выраженное желание отмежеваться от очередных жертв произвола. К примеру, узнав о принятии программы переселения, большинство москвичей задумалось не о своих правах, не о поруганной частной собственности и чем-то подобном – они в первую очередь бросились смотреть, не попадает ли их собственная квартира в программу реновации. Узнав, что его «пронесло» и на этот раз, русский человек испытывает облегчение и даже, как бы это парадоксально ни звучало, благодарность власти.
И уж совсем немногие рискнуть «испытать удачу на прочность» и солидаризоваться с пострадавшими, поскольку именно в лояльности властям они видят хоть какую-то гарантию защищенности. Похоже, социальный взрыв в России возможен тогда, когда произвол и лишения будут касаться всех – практически всех без исключения россиян. До тех пор, пока репрессии касаются отдельных категорий людей, все остальные будут радоваться тому, что их не задело, поскольку они – не сторонники Украины, не оппозиционеры, не дальнобойщики, не Свидетели Иеговы, не жители пятиэтажек – и далее по списку. И потому вывод Владислава Иноземцева, похоже, является абсолютно верным: ощутимых плодов от сегодняшнего протестного движения ждать не приходится.