Нужно делать так: провести языком от кончиков пальцев как можно выше до локтя, положить руку на муравьиную тропу и ждать. Если есть слюна и повезет с транспортным коридором, то через время муравьи начнут ползти по слюнной дорожке, и тогда можно их хватать ртом с запястья и есть. А если уж совсем повезет, то в ловушку попадут рыжие муравьи – они кислее, после них на некоторое время пропадает жажда. А если не повезет, или, например, слюны совсем нет, тогда придется пальцами ловить муравьев на земле, а они юркие, хорошо знают местность, особенно черные. Но когда третий день лежишь в посадке с оторванной ступней и раненой рукой, без воды и еды, теряя последние силы, то перебирать харчами не приходится - черный, рыжий... Главное, не спешить глотать - голод все равно не утолить, поэтому лучше создавать иллюзию, что плотно завтракаешь (обедаешь-ужинаешь) и, не спеша, тщательно перетирать их зубами.Охота на муравьев занимает несколько часов, но других занятий, кроме как пытаться не умереть, здесь все равно нет.
Первые дни, пока оставались силы, жилось легче – смог выкопать яму в земле, чтобы вползти туда, и холодная земля остудила горящее от высокой температуры тело, а пока копал – поймал, палкой придавив к грунту, и съел несколько дождевых червей. Употреблять в пищу червей, предварительно не промыв и без приправы, не вкусно – земля хрустит на зубах, но тоже полезно для организма. Все, что здесь ползает и летает вокруг, что можно съесть и выпить – не вкусно, но полезно и необходимо. Очень полезно мочиться, пока имеешь, чем: мочу можно пить, мочой нужно обрабатывать рану, пытаясь остановить заражение. Когда моча заканчивается – это плохой знак. Так что мочу желательно экономить. А вот с мухами – совсем другая история. Мух – больших, жирных, но нельзя сказать, что аппетитных – летает много. Они собираются черными жужжащими подвижными пятнами на развороченных прямыми попаданиями телах погибших, которые лежат совсем рядом, метрах в двух. Так что мухам здесь еды - на недели вперед, и они ни в какую не хотят подлетать и садиться на тяжелораненого, словно намекая, что скоро и так издохнет, успеем. Пока ловились муравьи, и организм отдавал излишки жидкости, сама мысль о том, чтобы съесть муху, которая только что питалась телом твоего мертвого товарища, казалась кощунственной. Но потом происходит медленная эволюция сознания, и в голове начинают возникать варианты обустройства ловушек. Муха постепенно перестает быть мохнатой, противной, отвратительной пожирательницей трупов, превращаясь в средство для выживания. Интересно все-таки, как быстро и безболезненно у человека стираются табу перед лицом смерти - организму нужны жидкость и белок, чтобы восстановить потерю крови - и человек готов любой ценой превратиться в паука и соорудить паутину. Как ее сплести? Такие ответы приходят сами собой.
Поймать муху руками невозможно: левая - ранена и не двигается, правая уже потеряла резкость движений. На правой руке синим маркером написаны группа крови, фамилия, имя, домашний номер телефона. Для того чтобы написать, маркер пришлось зажать зубами. Коряво, конечно, получилось, но разобрать при желании - не проблема, у некоторых здоровых людей и рабочей здоровой рукой почерк похуже. И, кстати, не так это и сложно, как можно подумать – зажать маркер в зубах и накарябать несколько слов и цифр на тыльной стороне запястья. Просто нужна сноровка и несколько свободных часов для тренировки с осознанием, что эти буквы и цифры могут совсем скоро спасти жизнь. Написанное разборчиво правой рукой на левой руке сегодня потеряло актуальность - кровь из раны пошла под кожу, и получилось все равно, что углем написано на школьной доске. Так что некоторое время муравьи, прежде чем стать пищей, бегали по персональным данным; могли, при случае, если перестанут глушить связь, позвонить жене и пожаловаться: «Он нас ест!»
Так как поймать муху? Мучительный вопрос, который все чаще всплывет откуда-то изнутри, из темных глубин подсознания, когда не поймешь – спишь или бодрствуешь, дышишь или нет, видишь или кажется. Единственное, что не подлежит сомнению – гниющая рана на ноге. Ступня болтается на двух полосках кожи, а все, что посредине – щиколотка и голень – вырвано крупнокалиберной пулей или осколком. По ране ползают опарыши, такие противные на вид слизняки, но в пищу они пойдут только после мух. От мух никакой пользы нет, только моральные страдания, а вот опарыши – животные полезные, они убивают микробов и приостанавливают заражение. Только попав в такую ситуацию, понимаешь всю мудрость древних: святой Симеон-столпник, простоявший где-то в Сирии на столбе несколько десятилетий, опарышей, которые падали с его гниющих ног, подбирал и возвращал к трапезе со словами: «Ешьте, ешьте грешную плоть!» Не об опарышах заботился Симеон, как теперь ясно, и не себя измучивал, а спасал от заражения организм. Поэтому опарыши – только после мух. Ешьте, ешьте грешную плоть!
Хорошо лежать без сознания – не хочется ни пить, ни есть. Раны болят, но у тебя - и одновременно как будто бы – и не у тебя. Приходят святой Симеон-столпник – неистовый проповедник, и святой Михаил – ангел-хранитель, можно поговорить. Когда еще так повезет? Иногда приходят командиры и спрашивают, как дела. Командирам хочется дать в морду. Самый повторяющийся эпизод – первый и он же последний бой, после которого они оказались здесь, в лесополосе.
Бой показывают сквозь шорох веток и мельтешение теней и солнечного света, за создание звуковых эффектов отвечает работающий до сих пор двигатель бээмпэ, которая стоит в нескольких метрах. Та самая бээмпэ, на которую они запрыгнули после того, как погрузили на грузовик раненых. По колонне начали стрелять, и вся техника, как зайцы, бросилась в рассыпную по полям, пытаясь уйти от бешенного перекрестного огня. Им не повезло - первые же выстрелы прошили бэху насквозь. Через открытый люк, если заглянуть с облака, можно увидеть, что внутри – кровавая каша из командира машины и механика-водителя. Бойцы с брони стреляют в ответ, но, похоже, не успевают понять, что происходит и принять правильные решения. Выжить в таком огненном месиве – все равно, что вытянуть счастливый билет. Острая боль пронзает левую руку, приходиться падать на правый бок и прятаться за башню – посмотреть, что там. Слышатся странные хлопки сзади, будто лопаются большие мыльные пузыри. А дальше – адская раскадровка, в которой несколько секунд уместили в себя тонны событий. Глаза, обычные человеческие глаза, которые лежат на броне и гаснут, как парафиновые свечи; рядом темноволосая голова – и первая мысль: «Почему без каски? Стреляют же!» - а потом осознание: голова без тела, со спокойным, словно восковым, умиротворенным, белым, как бумага, лицом. И только глаза остались цветными, светло-зелеными, с немым вопросом в зрачках.
«Странно! - изумленно осматривая свой, весь в светлых кусках мяса, бронежилет. - Почему мясо без крови? Это мое мясо? Почему мне не больно? Где кровь? В кино, когда людей разрывает на куски, всегда много крови».
На самом деле крови практически нет. Удар в ногу: «А где берц? Почему нет берца? Я же его хорошо шнуровал утром!» Поднял ногу и совсем удивился – стопа висит на двух полосках кожи. Достал рефлекторно из санитарной сумки жгут и наложил, чувствуя, что левая рука практически не работает. Еще одно попадание тяжелого снаряда рядом с бэхой – и оглушительная темнота, заволакивающая мир, только отдельные, самые громкие звуки боя достигают сознания.