Много лет, почти каждый день я ходил к себе на работу на Телецентр мимо Бабьего Яра. Но не там, где далеко в стороне стоит монументальный советский памятник, а прямо мимо Меноры, так идти ближе. И каждый раз я думал и представлял себе, как мог, то, что происходило на этом месте, начиная с 29 сентября 1941 года в течение двух долгих лет. При этом я представлял себя не только в роли потенциальной еврейской жертвы, но и на короткое мгновение находил себе место среди тех, кто подводил, раздевал, отделял, командовал, стрелял, снова подводил…
Вот представить себя среди них для меня было самым сложным. Я даже в кошмарных фантазиях не мог предположить каких-либо обстоятельств, при которых я решился бы подобное действо совершить. Просто не мог! Да ещё и совершить добровольно - вот что удивительно!..
Конечно, проще всего было бы объяснить необыкновенную жестокость и редкостное немилосердие этих людей тем, что на подобные роли обычно стремятся субъекты с неким, скажем так, «недемократическим» типом личности. Но не всё так просто. Ведь таких нужно было много, очень много, необычно много. Убивали-то не только в Бабьем Яру и не только евреев, и не только в Киеве…
Ну, действительно, ведь не были же они все, как один, патологическими психами, садистами и убийцами? Большинство из них учились в обычных школах, ходили в церковь или в кирху, молились, мечтали, любили, воспитывали детей, желали счастья себе и своим близким, и вдруг… Или не вдруг?.. Или окажись на их месте любой среднестатистический гражданин, он вёл бы себя в подобных обстоятельствах примерно так же?..
Не хочется в это верить, но частица правды в этом жутком предположении всё же, вероятно, увы, есть. Обратите внимание, лишь частица необъятной правды, подчёркиваю это!.. Лишь частица. И вот как она, похоже, выглядит.
В 1971 году американский учёный Филипп Зимбардо провёл психологический опыт, который впоследствии получил название «Стэнфордский тюремный эксперимент». Его целью было исследование реакции человека на ограничение свободы, а ещё, попыткой выяснить - как влияет на поведение человека (если влияет) навязанная ему социальная роль.
Для начала, в тихое воскресное утро августа 1971 года, в г. Пало-Альто, Калифорния, местная полиция произвела массовые аресты среди студентов по обвинению их в вооружённом ограблении и краже со взломом. Подозреваемых взяли прямо у них дома, положили на полицейскую машину на глазах удивлённых соседей и зевак, обыскали, надели наручники и под вой сирены увезли в полицейский участок.
Этими «подозреваемыми» были молодые люди, которые откликнулись на объявление Зимбардо в местной газете о том, что учёные ищут добровольцев для изучения психологических последствий жизни в тюрьме. Откликнулось 70 человек. Все они перед «арестом» прошли диагностическое обследование, с целью устранения кандидатов с психологическими проблемами, медицинскими противопоказаниями, преступным прошлым или злоупотреблением наркотиками. В итоге, отобрали 24 обычных студента из колледжей США и Канады, которые хотели заработать 15 долларов в день, приняв участие в необычном эксперименте.
Импровизированная тюрьма для них была сооружена в подвальном помещении факультета психологии Стенфордского университета. Три тесные камеры (2х3 м.), в каждой из которых по три маленьких койки. Плюс неосвещенный “карцер-одиночка”. И еще комната для прогулок, аналог тюремного дворика. Все помещения оборудованы скрытыми видеокамерами. В помещениях нет ни окон, ни часов.
Затем всю группу случайной выборкой, с помощью подбрасывания монетки разделили пополам: одним досталась роль арестантов, другим — тюремщиков.
Тюремщикам выдали резиновые дубинки и униформу цвета хаки военного образца, которую они сами же выбирали в магазине. Также им дали зеркальные солнечные очки, за которыми не было видно глаз. Арестантов же облачили в резиновые сандалии, бесформенные балахоны с номерами и нейлоновые колпаки из колготок, которые выполняли ту же функцию обезличивания, что и стрижка наголо. Плюс цепь с замком на щиколотке одной ноги на память. Никакого нижнего белья. Они получали стандартное трехразовое питание, им разрешалось три посещения туалета в день (водили туда под присмотром и с завязанными глазами) и два часа чтения. Тюремщики работали восьмичасовую смену (по три человека в каждой) и шли домой отдыхать, а заключенные находились в камерах полные 24 часа в сутки.
Зимбардо на первом же заседании поставил перед тюремщиками задачу:
«Создайте в заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Всё это в совокупности создаст в них чувство бессилия. Значит, в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них — никакой».
Права заключенных, по задумке экспериментаторов, могли ущемляться лишь в рамках действующего законодательства и не более. При этом арестанты должны были быть деиндивидуализированы, обращаться к ним следовало не по фамилии, а исключительно по трехзначным номерам. Необходимо было заставить их ощутить беспомощность, страх, тоску. Ни в коем случае, правда, не прибегая к прямому физическому насилию.
Но неожиданно для учёных трехразовые переклички, которые в первый день занимали минут по десять, быстро превратились в издевательские многочасовые процедуры. Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать и часто отказывали. Обработка унитаза зубной щеткой и все прочие прелести тюремного быта стали нормой сразу. Тюремщики заставляли своих жертв спать на бетонном полу. Ходить по камерам обнаженными. Их наказывали бесконечными отжиманиями от пола и помещали в карцер. На них кричали, их унижали и запугивали.
Просматривая видеокассеты с записями, учёные обнаружили, что обращение тюремщиков с заключёнными к середине ночи становилось ещё более жёстким, когда они думали, что за ними никто не наблюдает и эксперимент «выкл». Их развлечения приобретали порой порнографический характер и всё более унижающий человеческое достоинство заключённых вид. Экспериментаторы обратили внимание, что примерно каждый третий охранник начал демонстрировать явные садистские наклонности. Вопреки ожиданиям, стали возникать по-настоящему опасные ситуации.
На шестой день, вместо запланированных двух недель, эксперимент пришлось остановить. Все заключённые были просто счастливы, в отличие от большинства тюремщиков, которые невероятно расстроились, узнав, что исследование будет прекращено досрочно.
Но вот, интересно, почему?.. Почему в этой жуткой новой роли некоторые из них почувствовали себя так уютно и легко? Почему умные, психически здоровые, «обычные» люди так быстро стали готовыми совершать зло и насилие над беспомощными и беззащитными? Неужели это происходит всегда, когда «хорошие» люди попадают в «плохое» место? И почему их «подшефные» позволили им это и вскоре прекратили сопротивление?..
В результате, всего за пять дней уравновешенные и воспитанные студенты-тюремщики превратились в опытных садистов, а свободолюбивые студенты-заключенные неожиданно быстро впали в депрессию и показали признаки крайнего стресса. В быту каждый из них думал про себя, что ему в случае чего достанет воли погеройствовать. Или хотя бы сохранить лицо. Но не тут-то было!..
Зимбардо сделал из всего этого следующие выводы:
— полученная роль определяет поведение человека в большей степени, чем собственно личность;
— униженное положение приводит к осознанию собственной беспомощности, зависимости и как результат - к проявлению полной подчинённости;
— и, наконец, главное — власть стремительно деформирует личность. Если некто имеет позиционное преимущество, он им злоупотребит. Злоупотребит независимо от своего генетического багажа.
Как это ни печально, но вся человеческая История подтверждает этот безрадостный вывод. Как и вся история последней Войны.
Вот о чём я думал, проходя мимо еврейской Меноры и православных Крестов, застывших в сумраке над оврагами Бабьего Яра.
“Ничего не изменится, - писал когда-то Борис Стругацкий, - пока мы не научимся как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой, ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри каждого из нас. Пока не научимся как-то воспитывать её. Или усмирять. Или хотя бы дрессировать. Или обманывать… Ведь только её передаём мы своим детям и внукам вместе с генами. Только её… и ничего кроме”.