Юрий Львович Нуллер был тогда настоящей звездой. Скромный, мудрый, прекрасно образованный, думающий врач, он легко и охотно делился своими знаниями с молодежью. Его взгляды на многие психиатрические проблемы резко отличались от общепринятых в СССР московских. Он жил и работал в Ленинграде, где диагностический климат отличался от столичного.
Родился в Париже в семье советского дипломата. Отца отозвали в Москву и, назвав французским шпионом, расстреляли. Юра переехал с мамой в СССР в 5 лет. Спустя годы поступил в Ленинграде в медицинский институт. Где и был арестован как французский шпион, завербованный в пятилетнем возрасте. Пытки, суд-тройка, безнадежность… он много рассказывал мне о своих лагерных буднях.
Потом умер Сталин. Нуллер вернулся в Ленинград. Опять поступил в медицинский институт. Стал психиатром. Блестящим специалистом, на лекции которого стремился попасть весь психиатрический СССР. А потом, спустя годы, он приехал к нам в Киев. И оставил здесь кусочек своего не очень здорового сердца. Мы часто приглашали его, радовались общению с ним. И часто созванивались, делились и новостями, и эмоциями. Он всегда говорил мне по телефону, по-видимому, убеждая себя самого: « Вот потеплеет, я стану свободнее, обязательно приеду к тебе в Киев. Обязательно! А пока передай привет от меня Юре Юдину, Олегу Насиннику, Виктору Шумлянскому, всем нашим!»
Совершенно иная судьба была у Кирилла Куперника. В младенческом возрасте родители вывезли его из революционного Петербурга. Образованные, культурные люди, они ярко представляли свое будущее в новом государстве. Он вырос в Париже, стал врачом, интеллектуальным лидером европейской психиатрии. Как мог, активно протестовал против злоупотреблений психиатрией в политических целях в СССР. Освобождение украинского математика Леонида Плюща из психиатрической тюрьмы в Днепропетровске – это и его, Кирилла Куперника заслуга.
Здесь, в Киеве Кирилл Куперник и Юрий Нуллер познакомились. Прежде знали друг о друге по научным публикациям. Потом много раз встречались на наших и организованных Робертом ван Вореном конференциях в Европе. И всегда старались держаться вместе, бесконечно разговаривая о прошлом, таким различным у них. Однажды кто-то из нас вслух заметил, шутливо укоряя Нуллера: «Что же это вы, Юрий Львович, так неосторожно поступили, вернулись из Парижа в Советский Союз? Вот Куперник сумел предусмотрительно во Францию уехать!»
Оба давно ушли в мир иной. Успев, к счастью, привить свою профессиональную мудрость украинской молодежи. Дряхлеющий Кирилл часто звонил мне из Парижа, с радостью сообщая, что продолжает дружить по телефону с Нуллером. Ну, а с Юрием Львовичем я общался по телефону постоянно, особенно в те горькие месяцы, когда у него выявили злокачественную опухоль. Последний раз он позвонил мне за два дня смерти. Он знал о себе всё. Попрощался. Я обещал заботиться о его семье. Что и делал, пока была возможность.
Портрет Юры Нуллера висит на стене в моем офисе. Портрет близкого друга. Он был первым, кто встал на очередной нашей конференции, когда в зал вошла Анна Михайленко, многолетняя узница советской психиатрической тюрьмы. Встали все, и россияне, и кавказцы, и, даже, два психиатра-чиновника из минздрава Туркменбаши… Это была совсем не научная конференция о нашем тяжелом прошлом, о психиатрических злоупотреблениях. В президиуме сидели Анна Михайленко, Роберт ван Ворен и я. Так мы прощались с прошлым.
Увы, пришли другие времена. Тяжелые, беспросветные. Нет у нас КГБ, нет в Украине политических злоупотреблений. Но нет и того, прежнего ощущения надежды. То, что было выстроено нами за три десятилетия с помощью Юры Нуллера, Кирилла Куперника, американской звезды Мэла Сабшина, английского аристократа Джима Бёрли и многих других – рушится.
Скорбные времена. Злые букашки пытаются сегодня управлять украинской психиатрией.