Для начала о контексте высказывания. 25 мая 2018 года Счетная палата Украины опубликовала результаты проведенного аудита эффективности использования средств государственного бюджета, выделенных Министерству здравоохранения для лечения граждан Украины за рубежом. Палата сделала вывод, что “Минздрав не обеспечил законного, продуктивного, результативного и экономного использования средств” по этому направлению, а именно: “Не обеспечил надлежащего внутреннего контроля за использованием средств... В частности, двусторонние соглашения с медицинскими учреждениями зарубежных стран не заключались, стоимость услуг по лечению соответствующими калькуляциями не подтверждена, ценовой анализ стоимости лечения при выборе медицинских учреждений не осуществлялся. Не производилась оценка качества и результативности проводимого лечения”.
Минздрав в лице замминистра Линчевского призвали к ответу. Встреча чиновников была технической, не публичной, Линчевский отвечал на вопросы представителей Счетной палаты.
Стенограмму речи запросила как депутат Ольга Богомолец. На выходных она активно распространяла цитаты из стенограммы, а помогал ей в этом руководитель национального движения “За трансплантацию” Юрий Андреев. Достаточно быстро разбирательство перешло на личности. В ход пошли старые методы - в сети появилось видео, на котором замминистра якобы непрофессионально проводит операцию (Линчевский действительно не оставлял хирургическую практику). Депутаты и общественники начали призывать Линчевского уйти в отставку.
Что же было сказано на самом деле?
В начале обращения к Счётной палате Линчевский говорит, что нормативная база, регулирующая лечение граждан за границей, в частности постановление 1079 - “делается не мной, не министерством лично. Это постановление правительства”.
Об эффективности объема использованных денег по программе, Линчевский отзывается так: “С одной стороны, государство тратит миллиарды, то есть 800 млн. грн в год на лечение граждан. И мы понимаем: если бы эти средства были направлены на лечение украинцев, которые остаются в Украине, даже речь не идет о трансплантации или костном мозге, на те проблемы, которые лечатся в Украине, сколько людей можно было бы спасти. Программа спасения пациентов от инфаркта, программа борьбы с инфарктом миокарда с закупкой дорогущего оборудования, дорогущих, лучших в мире расходных материалов берет значительно меньше средств для всего государства, чем сотня пациентов, которых мы за эти деньги отправляем лечиться за границу .... Но с другой стороны, эти сто пациентов [которым нужна трансплантация за границей, - авт.] здесь, в Украине, гарантированно умрут. Эти 800 млн. грн дают людям шанс на жизнь”.
Далее идут самые знаменитые слова, которые нужно читать очень внимательно и помещенными в контекст: "Касательно эффективности [программы лечения за границей, -авт]. Касательно нерезультативности и неэкономности использования денег. В сухом остатке - 25 процентов пациентов, собственно, умирают. То есть, каждый четвертый лечится за рубежом неэффективно. Друзья, коллеги! Это рак. Они все умрут. Они все умрут без вариантов. И эффективность этой программы ноль процентов. Эти проблемы, то есть эти онкологические заболевания, которые, собственно требуют трансплантации костного мозга, они заканчиваются смертью. Рано или поздно. Трансплантация почки, трансплантация сердца, она не продолжает жизнь неопределенно долго. Мы даем человеку шанс пожить еще немного, пожить дольше….Борьбой, трансплантацией костного мозга или трансплантацией органов мы продолжаем жизнь человеку на определенное время. Мы не ликвидируем проблему в принципе”. Эта часть заканчивается риторическими вопросами: “В конце концов, какой смысл лечения за границей? Какой смысл аудита или какой смысл нашей работы в этой ситуации? Мы экономим деньги? Или даем шанс на выживание?”
Далее Линчевский как бы сам отвечает на последний: “Я, кстати, согласен и в плане экономного использования денег. Я понимаю этот аргумент, поскольку экономя деньги за границей мы можем направлять на лечение пациентов в Украине...Радоваться ли нам увеличению стоимости программы?...Экспоненциально ли растут расходы? Да. Радоваться ли этому? 150 пациентов этому радуются. Какие-то пациенты, очевидно, нет. Есть ли решение? Его нет, его никогда не будет”. Далее замминистра задаётся вопросом о том, как и где выкроить из госбюджета деньги для построения в Украине своей системы трансплантации.
В стенограмме нет греха, который теперь приписывают Линчевскому - ни слова о том, что онкобольных, которых нельзя спасти в Украине, не нужно спасать, или что потраченные деньги были потрачены зря. Есть “они все умрут” и попытка прагматического подхода к подсчету денег.
Финансирование здравоохранения само по себе прагматично, а потому слабонервным может показаться довольно циничным процессом. Отчасти оно таким и есть: вот у тебя есть кусок денег (при этом ты совершенно точно знаешь, что больше их не станет), и тебе нужно решить, от какого пациента этот кусок отрезать, а какому пришить, так чтобы все хоть немного спаслись и остались довольны. При этом ты знаешь, что твоё решение напрямую связано с риском смерти, которому подвержена что одна, что другая группа людей. Иногда приходится выбирать того, у кого больше шансов жить. Потому что для экономики именно факт жизни является неоспоримо эффективным.
Нет ни одной страны, где бы денег налогоплательщиков хватало на то, чтобы покрыть все потребности сферы. Здравоохранение - это не только о жизни, но и о смерти. Именно потому и спрос за деяние, и ответственность за слова в этой сфере больше. При этом обсуждаем мы, чаще всего, второе.
Линчевский, без сомнения, не отличается дипломатичностью высказываний. Он что с чиновниками, что с пациентами говорит с позиции врача, а не политика. Говорит, как умеет, а умеет не всегда. Неприятие вызывает не только форма сказанного, но и сам этот факт. С нами так раньше не говорили, мы к такому не привыкли.
Линчевский за свои слова извинился, при этом звучало извинение неубедительно - он несколько раз повторил, что слова “были вырваны из контекста и не отражают позицию министерства”. А также сказал, что имеющаяся стенограмма не полная - Линчевский отвечал на вопросы аудиторов, которых в стенограмме, предоставленной Богомолец, почему-то не было.
Но это уже было не важно.
Действительно не секрет, что эффективность программы лечения граждан за границей оставляет желать лучшего. Об этом точно знают волонтеры, врачи, пациенты и их семьи. Пациенты также совершенно точно понимают, что в борьбе с онкологическим диагнозом не обязательно победишь. Но их же истории твердят - даже самые строгие медицинские прогнозы не всегда сбываются: жизнь после рака есть, и есть жизнь с раком. При этом правильно и честно со стороны врачей временные отрезки пациентам очертить. Но с точки зрения политика - жизненный прогноз недопустим.
Пациенты - именно те люди, которые имеют право обижаться на слова Линчевского о том, что при онкологии “все умрут”. И именно они должны требовать опровергнуть или подтвердить факт сказанного и, если он имел место, просить извинений. Но делают это почему-то совершенно другие люди. Да так рьяно, что получается политический спектакль.
Для тех, кого невозможно, в силу разных причин, спасти в Украине, всегда остается самый заветный шанс - трансплантация за границей. Но отправка за границу еще не означает 100% спасение. Это, безусловно, шанс на продление жизни.
Те, кто выбороли своё право лечение, к моменту выезда за границу чаще всего прошли такой долгий путь, что ресурс организма почти на пределе (неправильные диагнозы, долговременное лечение). Высокая эффективность трансплантации возможна при наличии целого ряда целенаправленных действий и условий. После удачной трансплантации всегда следует возвращение домой и реабилитация. Но что можно считать “успешным” в данном случае? Является ли продление жизни человека на год, месяц или даже день - эффективным? Безусловно, да! Но пресловутая экономическая эффективность вряд ли так думает.
Неуспешные истории трансплантации редко публичны, особенно если деньги на неё собирали благотворители. Сложно написать: “Мы собрали деньги, сделали операцию, но человек умер”. Сложно продолжать собирать деньги на шанс для следующего человека, если можно усомниться в эффективности этого. Знаем ли мы реальную статистику смертности после трансплантаций? Наверняка, нет. Знаем ли мы в принципе реальную статистику смертности в Украине? И снова - нет. Но это - отдельная тема для разговора.
Да, сбором средства для трансплантации за границей часто занимаются благотворители. Делают они это быстрее, чем государство. И часто наличие собранной суммы становится поводом для отказа Минздрава от финансирования лечения такого пациента - речь идёт о факте “двойной оплаты”. Нечестно? Но с другой стороны - если есть ребёнок, которому благотворителями собрана нужная сумма, то довольно неразумно выделять на лечение этого же ребёнка ещё и государственные деньги, если в очереди есть и другие пациенты. Сотрудничество спасающих всё ещё требует срочного урегулирования, чтобы получалось умно, быстро и человечно.
В комиссии по оплате счетов за границу должны в конце концов быть эксперты. Они не должны превращать заседание в формальную процедуру с подписанием бумаг. Работа комиссии должна быть быстрой и ответственной, с оценкой и сопоставлением клиник, выставленных пациенту счетов в соотношении цена/качество/эффективность лечения. Потому, что Минздрав просто не должен оплачивать любой счёт, который ему принёс пациент. Слишком большие коррупционные риски, велика вероятность недобросовестных посредников и как результат - та самая пресловутая низкая эффективность, за которую будут спрашивать с Минздрава.
В эти дни не было попыток профессионально поговорить о проблеме трансплантации в Украине, понять первопричину скандала. Вместо этого одни пытались наказать другого за мыслепреступление, а другой (довольно неубедительно и с опозданием) пытался объясниться за свои слова.
Опять заболтали. Опять, словно спасительным флагом, начали размахивать отставкой.
Нежелание общества знать правду и неумение политиков разговаривать - вот что опасно для нашего здоровья.
Если так будет и дальше, то мы действительно умрём.
Мы уже немножечко умираем.