Иногда Давид отрицает сам факт того, что он художник. Его работы, особенно в кропотливой технике акварельной графики, и вправду можно оценить, как служение. Коммунистическая идея, принадлежащая вовсе не только Марксу и большевикам, и, строго говоря, извращенная ими тоталитаризмом государственного, предполагает добровольный осознанный труд. Произведения Давида – продукт труда порой изнурительного. В технике он растет с каждым годом, проживая проклятье изгнанных из рая, «в поте лица своего».
Религиозные коннотации в отношении отрицающего Бога художника здесь оправданы. Идея анархокоммунизма, общества без власти и подавления, процветающего за счет солидарности и лично взятой на себя каждым индивидуумом ответственности, несмотря на примеры анархистских коммун прошлого и настоящего, остается вопросом скорее веры, чем эмпирически доказуемым. Тертуллиановым сredo quia absurdum.
Кроме того, в образности Давида Чичкана очевидно влияние канона, как иконописного, так и вытекающего из неизбежной преемственности искусства. Глядя на работы Давида, вспоминаю тезис, озвученный мне российским писателем Андреем Дмитриевым: между иконописью и концептуальным искусством гораздо больше общего, чем между ними и искусством классическим. Иконопись, канон – это в первую очередь концепция, выразительность связана здесь с правдой мысли, идеи, а не мира или природы.
Иногда Давид Чичкан говорит, что его труд – создание анархистской эстетики, которой движение не породило, чем проигрывает в сравнении с другими силами левого и правого спектра. Лишь плакат испанских анархистов, преданных мировыми сталинистами и социал-демократами и отданных на расправу фашистам каудильо Франко, он относит к своим предтечам. Но это лишь игра в нигилизм. Казимир Малевич, перевернувший эстетику мира, был анархистом и видел в своих экспериментах путь к новому обществу и человеку, солидарным без власти и подавления. Отрицание Малевича – путь той же непрерывности и преемственности для человека искусства, что и позиция самого Казимира, творчества которого не было бы, не будь чего нивелировать.
Проект «Во время войны», реализованный Давидом в Днепре в галерее ARTSVIT, – также о вытесненной непрерывности. Он о войне гражданской столетней давности, но полон тревоги и страсти, которую можно испытывать только здесь и сейчас.
Очарованность прошлым – болезнь, привитая анархизму князем Кропоткиным, видевшим идеал в средневековой деревенской общине. Они близки с графом Толстым: оба барина возлюбили пеизанский миф. Плоды их идиллизации – две стороны одной медали. С одной – непротивление злу насилием, с другой – идея прямого действия, доведенная до бомбизма.
Ранним работам Давида Чичкана свойственна эта толствоско-кропоткинская наивность. Любование абстрактными тружениками, уличными борцами с капиталом или своими идейными товарищами, будто бы воплощающими зерна нового мироустройства. Но события последних лет в Украине развернули Давида вглубь реальности своего общества, своей страны и истории.
«Во время войны» – горький проект о потерянной памяти. Об анархистском революционном движении именно нашего прошлого, сильном и деятельном (вспомним хотя бы прецедент Махно), заблудившемся, преданном. И соскобленном с картины мира, как нынче – мозаики украинских шестидесятников на волне вульгарной декоммунизации и хамской приватизации.
Большевики карикатуризировали анархистов, представив историю революции лишь как свой конфликт с буржуями. Националистическая трактовка истории раскладывает тот же тоталитарный пасьянс на две масти.
Боль из-за отказа признавать прошлое в полноте, обрекающего на ошибки в диагнозе и делающего невозможным выздоровление, сконцентрировалась в работе «Месть». Это двойной аллегорический портрет: одного из лидеров украинской социал-демократии и национального возрождения Симона Петлюры и его убийцы Самуила Шварцбарда, поэта, кавалера ордена Боевого Креста Иностранного легиона Франции за героизм во время Первой мировой, анархиста, все члены семьи которого погибли в еврейских погромах при правлении Петлюры. «Месть» – это анти-квадрат Малевича. «Черный квадрат» – образ бездонности, всеохватности мира, его неисчислимого потенциала. В композиции «Мести» Давида Чичкана этот квадрат перечеркнут. Окончательно перечеркнут – сосредоточенностью на обидах, трагедиях, ненависти и мести.
«Против власти, против славы, против веры, против чести. За свободу и равенство», – лозунг, часто используемый Давидом в его творческих высказываниях. Мы вступили в эпоху перманентного кризиса капитализма, пожирающего самого себя. Растущие масштабы обнищания большинства населения мира убивают общество потребления – у людей исчезает сама возможность потреблять. Расставаться с привычными ценностями и сценариями миру придется, хоть это и больно. Но без боли нет развития. С болью прорастают зубы у ребенка, боль сопутствует физическим нагрузкам, формирующим сильное тело, и честным человеческим взаимоотношениям, где две личности учатся быть самими собой рядом друг с другом.
Давид Чичкан любит боль и предлагает нам ее не бояться.