«Хочется верить, что суды наши все-таки не будут зависеть от политиков и олигархов»
Соня Кошкина: За последние несколько недель был принят ряд судебных решений по «Приватбанку». НБУ всегда настаивал: все решения, принимавшиеся во время национализации, были законны. Что же тогда сейчас происходит, ваша оценка?
Екатерина Рожкова: Хороший вопрос. Нам тоже хотелось бы знать, скажу вам честно. Потому что практически все иски, за исключением последних, не новые, их год «рождения» 2017.
Если вы помните, бывшие собственники «Приватбанка» в своем письме Кабинету министров и лично господину Гройсману просили правительство принять положительное решение относительно приобретения государством акций банка и его дальнейшей капитализации, а также брали на себя обязательства реструктуризировать свою задолженность перед банком до конца июня 2017 года. И вот мы все ждали, а ничего не происходило. И с июня, когда реструктуризации не случилось, посыпалось огромное количество исков.
Их действительно очень много, в т.ч. «несущественных», мы их все систематизировали. Я понимаю, что это, с одной стороны, попытка добавить нам работы, а с другой - создать некие прецеденты.
Есть более общие глобальные или принципиальные решения, к которым относятся последние - с 2017 года эти дела суды не слушали и постоянно откладывали рассмотрение по сути. И вдруг, по какому-то непонятному стечению обстоятельств, мы получаем одно решение практически за день до первого тура и еще два решения в промежутке между турами.
Поэтому у меня нет ответа на этот вопрос. Сама бы очень хотела знать, что происходит в действительности. Особенно, если учесть тот факт, что по делу о национализации, по-моему, было 57 томов. Это огромный объем материала, доказательств. Дебаты, когда стороны выступали, задавали друг другу вопросы, а судьи слушали, чтобы потом сделать выводы, длились полтора дня.
Но я сейчас не пытаюсь давать никаких оценок выводам судей, поскольку еще нет полного текста решения суда, его мотивировочной части.
С.К.: Вы его, кстати, видели, нет?
Е.Р.: Нет, слышали только вступительную и резолютивную часть.
С.К.: Вы - сторона процесса, если не вы, то кто должен его видеть?
Е.Р.: У суда есть 10 дней по закону для того, чтобы письменно полностью оформить свое решение. Сейчас мы его ожидаем и тогда уже сможем давать какие-то обоснованные правовые оценки. В любом случае, мы идем в апелляцию и решения не вступят в законную силу.
С.К.: Связываете ли вы случившееся с выборами президента Украины?
Е.Р.: Верю, что судебная ветвь власти независима, она должна быть такой. Я понимаю, что процесс реформирования судов, он не прост. Но все-таки хочется верить, что суды наши все-таки не будут зависеть от политиков и олигархов.
С.К.: Вы сказали, что точно идете в апелляцию. Еще – кассация. По времени это никак не меньше полугода, правильно я понимаю?
Е.Р.: А вот тут вопрос. Основное количество исков ведь было подано еще в середине 2017 года. Судебные заседания назначались и отменялись. И вот тут мы видим, что по таким принципиальным вопросам настолько быстро принимаются решения по сути.
Но и это еще не все. Буквально в понедельник (на следующий день после выборов, - С.К.) нам стало известно о появлении еще пяти новых исков. На этот раз господин Коломойский оспаривает уже законность кредитов рефинансирования. Он считает, что они были выданы «Приватбанку» незаконно, а значит и его поручительство по таким кредитам должно быть отменено судом. И вы представляете, только в понедельник иски появились, а первое судебное заседание уже на 10 мая назначено.
С.К.: Это тоже Киевский административный суд?
Е.Р.: Это хозяйственный суд г. Киева. Возвращаясь к предыдущему вопросу, у нас по закону есть 30 дней с момента получения решения. Давайте будем считать, что мы его получим после праздников, допустим 5-6 мая. Вот 30 дней у нас на подготовку и подачу апелляции. Очевидно, что мы будем работать быстро и качественно. Как только мы будем готовы, мы подаемся, а там будем следить за развитием событий в апелляционном административном суде.
Денис Пристай: Вопрос на счет решений. Сейчас судебный процесс идет за закрытой дверью из-за банковской тайны. Но, насколько мне известно, Минфин и НБУ рассматривают вариант снятия грифа «банковская тайна» с неработающих кредитов.
Е.Р.: Мы этот вопрос рассматривали в двух аспектах. Первый касается неплатежеспособных банков, например, «Приватбанка». Мы говорим о том периоде, когда банк был признан неплатежеспособным, поэтому очень сложно говорить о банковской тайне.
Когда банк признается неплатежеспособным, то все основные параметры становятся доступными. Там уже нет банковской тайны как таковой, поскольку одна из ее основных целей - охранять банк в период, когда он работает, от внешних шоков, спекуляций и манипуляций.
Второй аспект. Вы спрашивали, чем вызваны такие быстрые рассмотрения дел в судах и просто ли это стечение обстоятельств. Возвращаясь к «Привату», нам кажется, что во избежание возможных недоразумений, лучше сделать все максимально прозрачным. Тем более, что 155 млрд гривен, потраченных государством на докапитализацию банка, - средства плательщиков налогов. Они должны знать, что с этими средствами происходит.
Это касается в том числе неработающих кредитов в остальных государственных банках. Если заемщик не обслуживает кредит более года, уклоняется от любых реструктуризаций и других возможных способов урегулирования задолженности, то о какой банковской тайне в работе с таким проблемным кредитом может идти речь, особенно если это государственный банк, владельцем которого есть де-факто народ Украины.
«Если сегодня из банка забрать те деньги, которые вложило государство, то банк снова станет неплатежеспособным, банкротом»
С.К.: Давайте вернемся в начало. Накануне Игорь Валерьевич в интервью «Украинской правде сказал», что в общем-то банк ему обратно не нужен, но вот два миллиарда компенсации подавай. Реально ли вернуть ему эти два миллиарда, чтобы вопрос был снят с повестки дня?
Е.Р.: Вопрос так даже не стоит. Потому что сам закон, которым мы руководствовались, проводя процесс национализации, говорит о том, что банк владельцу не может быть возвращен, старый владелец не может предъявлять к новому никаких претензий и требований, но может заявить о некоем возмещении, если докажет факт причиненного ему вреда.
Я говорю, что этот вопрос не урегулируется двумя миллиардами, поскольку рассуждаю как финансист и сотрудник банковского регулятора.
Ты создаешь учреждение какое-то, например, банк. Вносишь туда деньги, чтобы он работал, например, два миллиарда. В результате этой работы ты привлекаешь средства вкладчиков на сумму 150 млрд. И когда тебя проверяет регулятор, то оказывается, что нет не только твоих двух, но и этих 150. Вопрос: куда они делись и кто является в этой истории потерпевшим? Если вы так ведете бизнес, что вы потратили не только то, что сами внесли, но и то что вам принесли, то возможно вы в действительности ничего и не вносили?
Но на самом деле вопрос более комплексный. Вы же понимаете, если сегодня из банка забрать те деньги, которые вложило государство, то банк снова станет неплатежеспособным, банкротом.
Д.П.: И в таком случае, как я понимаю, он должен быть отдан Фонду гарантирования?
Е.Р.: На сегодня, поскольку это решение суда первой инстанции, оно не вступило в законную силу. Я все-таки надеюсь на независимость и объективность судей апелляционной инстанции и на то, что они отменят это решение.
У нас же очень много разного рода законов и суд должен применять не только буквально одну норму закона, а весь комплекс. Почему государством принималось решение о национализации? Какие могли быть последствия для финансовой системы, если бы оно не было принято? И так далее.
С.К: Очень коротко хочу уточнить, возвращаясь к первому вопросу. Вы тогда настаивали на законности национализации, сейчас вот об этом говорите. Вы точно уверены, что тогда все было сделано по закону и не подкопаешься?
Е.Р.: На самом деле процедура, которая прописана в законе, выглядит достаточно просто. Отправной точкой является Закон Украины «О банках и банковской деятельности». В этом законе есть статья 76, которая говорит одну простую вещь, что «НБУ обязан признать банк неплатежеспособным, если…». И там есть несколько причин, одна из которых, если его капитал падает ниже определенного уровня. Но при этом остается положительным, прошу заметить. В нашем случае, он был отрицательный.
Поэтому первый этап национализации, это признание банка неплатежеспособным. Я не буду углубляться в историю, сколько мы боролись, начиная с 2015 года, и как мы работали с бывшими собственниками, чтобы все-таки сохранить этот банк. И сколько было нами проделано, потрачено личного и рабочего времени.
С.К.: Письмо-то Игорь Валерьевич подписал после того, как он час и сорок минут провел в американском посольстве.
Е.Р.: Я так скажу, мы тоже много времени провели с Игорем Валерьевичем. Драфт текста этого письма много с ним обсуждали. Я вот впервые от вас слышу, что он был в американском посольстве. Но мне кажется, что это был тот момент, когда он тоже понимал, что дальше банк просто обрушится.
Учитывая состояние банка, у нас не было опции «не признать его неплатежеспособным». Дальше было несколько вариантов как это урегулировать: ликвидация, создание переходного банка, продажа части активов и передача части обязательств и так далее.
Закон, обязывал нас как регулятора просчитать каждую опцию и выбрать наименее затратную для страны. Это касается абсолютно любого банка. В том числе и «Приватбанка». Тогда был сделан вывод, что национализация, с точки зрения сохранения финансовой стабильности и социальной стабильности - наименее затратный вариант.
В чем же суть письма на самом деле. Может для кого-то там другое написано, но я читаю и понимаю следующее. Мы не справились. Пожалуйста, заберите банк, потому что иначе он "упадет" и потянет за собой много других проблем. Дайте нам еще полгода на реструктуризацию наших обязательств и постепенно их потом закрыть. Три основных мысли всего в этом письме.
Я его так прочла. И на тот момент мне казалось, что это нормально. С учетом того, что человек связывает свою жизнь со страной, с бизнесом здесь. Поэтому я не понимаю, о каких иных причинах появления письма может идти речь. Если бы явка с повинной была в том письме, а потом отказ. Можно сказать, что да, меня заставили это сделать, но там нет ничего такого.
Мне казалось, это был совершенно цивилизованный подход: когда государство, с одной стороны, спасает учреждение, а ты, в свою очередь, обещаешь урегулировать свои оставшиеся обязательства.
Д.П.: Вы сказали, что НБУ просчитывает все варианты. Если все-таки решение о незаконности национализации вступит в силу, какие дальше будет предприняты действия? И как это повлияет на финансовую стабильность? Ведь тогда Фонду гарантирования будет необходимо возместить около 100 млрд грн.
Е.Р.: Учитывая изменения в законодательстве - сейчас и средства частных предпринимателей подпадают под возмещение. Поэтому необходимая сумма возмещения теперь не 100, а около 130 млрд грн.
Вы же понимаете, если такая сумма в очень короткий промежуток времени выйдет на рынок, то это угроза финансовой стабильности государства. Тут вопросы инфляции, валютного курса и т.д. Поэтому на прошлой неделе состоялось заседание Совета финансовой стабильности. Присутствовали представители Фонда гарантирования, Министерства финансов, наши другие регуляторы и мы обсуждали возможные последствия, если решение суда все-таки вступит в силу.
В этом случае финансовые ресурсы, потраченные государством на докапитализацию банка возвращаются банком государству и «Приватбанк» опять становится неплатежеспособным. Но, как я вам уже говорила, у Фонда по закону есть еще несколько опций урегулирования вопроса неплатежеспособности банка, и мы их сейчас отрабатываем.
С.К.: Сколько времени вам надо для этого?
Е.Р.: Понимая, что события могут разворачиваться по-разному, у нас есть 30 дней на подачу апелляционной жалобы. Рассмотрение ведь могут назначить очень быстро после подачи нашей жалобы, мы же не знаем.
Наши задачи при прочих равных - финансовая стабильность государства должна быть сохранена, интересы вкладчиков банка надежно защищены.
С.К.: Вопрос о реагировании на общественное настроение едва ли не более важен, чем финансовые какие-то моменты. После того, как появилась информация о решении суда, конечно, толпами вклады никто не побежал забирать, но было заметно, что народ взволнован.
Е.Р.: Мы с «Приватбанком», как и с другими банками, в ежедневном контакте. У них на сегодня ситуация стабильная.
Ко всему, так совпало, что накануне длинных праздников, всегда заказывается больше наличных, загружаются банкоматы и банк эту подготовку – на момент вынесения решения - уже как раз начал.
Да, на следующий день был небольшой всплеск – несколько больше сняли денег в банкоматах, чем обычно, но сейчас все стабилизировалось.
Сегодня это не только наша задача, но и задача банка коммуницировать со своими клиентами. У них есть много каналов коммуникаций. Так, Приват24 – тоже полноценная платформа, а не просто способ совершить платеж.
«Дефолт для Украины - в любом случае плохо»
Д.П.: В середине мая к нам приезжает миссия МВФ. Как решение суда – пусть только и первой инстанции – не/скажется на их работе?
Е.Р.: После того, как был подписан меморандум (о сотрудничестве с МВФ, - С.К.), зафиксированы шаги, которые должна сделать Украина, и реформа банковского сектора стояла на первом месте.
Смотрите, в 2007 году темп роста корпоративного кредитного портфеля по банковской системе составил 62%, а темп роста реального ВВП – 7,6%. В 2013 рост портфеля почти 12%, а ВВП - ноль. Вопрос: чем занималась банковская система? Куда шли все кредиты?
Вот почему МВФ хотел реформу банковской системы. Не для того, чтобы банков стало 77, а не 180, как было на начало реформы. Нет. Все говорили, что деньги - это кровь экономики, а банковская система – кровеносная ее система экономики. Когда экономика крови не получает, то она начинает высыхать и умирать. Вот же, что происходило.
Поэтому вопрос «Привата» надо рассматривать в контексте реформ Украины в целом. Если б он стабильно работал, был с капиталом, все бы только радовались.
Но в свете нынешних событий выглядит так, что реформу мы разворачиваем в обратную сторону. Как это должен воспринять наш главный кредитор? И как быть с независимостью Центрального банка тогда? Если суд вмешивается в дискреционные полномочия регулятора и говорит, что Нацбанк не имеет права осуществлять надзор за банками, тогда возникает вопрос: кто в этой стране тогда регулятор финансовой системы? Может, нужно всю систему управления поменять, если суды «более компетентны»?
С.К.: Получим ли мы транш в мае, как запланировано?
Е.Р.: Скорее всего в июне, поскольку, если они в мае приезжают, то просто технически не успеют.
Этот меморандум, который мы сейчас подписали - укороченный вариант, он более простой. МВФ - опытный кредитор многих стран, у которых в этом году тоже свои политические циклы. Понимая, что будет сложная ситуация с точки зрения законотворчества, Фонд, по сути, никаких глобальных требований в меморандум не заложил. За исключением фискальных вещей, но это - классика. Даже по нам, по финансовому сектору, там стоял только закон о «сплите». Все остальное - наша внутренняя работа.
Конечно, первым для них неожиданным и неприятным сюрпризом была отмена статьи «о незаконном обогащении», вторым - ситуация с решениями судов по «Приватбанку». Естественно, мы их проинформировали о событиях и о том, что сначала нам нужно получить решения судов и только после этого мы сможем комментировать какую-то юридическую позицию, аргументы судов.
Понимая, что они скоро приедут, мы не делали конференц-колов, других дистанционных переговоров.
Как известно, свои решения МВФ принимает на совете директоров. На борд приходит миссия, отчитывается о поездке, о результатах работы заемщика. Что они скажут на сей раз: посмотрите, они разворачивают реформу в обратную сторону?
С.К.: Следующий транш запланирован на ноябрь. Одно из условий его получения – дееспособное правительство, а в это время его – из-за выборов – точно не будет.
Е.Р.: Предлагаю сохранять хоть толику оптимизма. Мы для этого сделаем все, что от нас зависит. Как для отстаивания позиции по законности национализации «Приватбанка», так и для обеспечения финансовой стабильности в стране. Тем более, что в этом и следующем году Украину ожидают серьезные выплаты по внешним долгам.
Д.П.: Если все же решение вступит в силу… Дефолт как вариант рассматривается?
Е.Р.: Давайте мы не будем сейчас об этом говорить. Как Нацбанк мы настроены прежде всего на то, чтобы уберечь финансовую систему и интересы вкладчиков «Приватбанка». Проще говоря: приложим максимум усилий, чтобы не произошло ликвидации банка.
С.К.: Мы не зря про дефолт спросили. В нашем с ним октябрьском интервью, Игорь Валериевич несколько раз повторил: пример Греции не так уж плох и дефолт – вполне себе выход.
Е.Р: Дефолт для Украины - в любом случае плохо.
Представьте ситуацию: вы «дефолтнули». Это значит, что в ближайшем будущем вам никто денег не даст. Правительство выйти на внешние рынки не может, внутренний рынок уже максимально отдал возможное. Что получается: мы перестанем платить пенсии, зарплаты, финансировать армию?
Или будем вынуждены поменять руководство НБУ для того, чтобы новое включило печатный станок? Инфляция залезет в кошелек каждого…
С.К.: На сегодня риск колебания курса есть?
Е.Р.: Мы не видим. Рынок стабилен относительно, есть приток нерезидентов в наши ОВГЗ. Вообще рынок поменялся, он научился работать на гибком курсе.
Постепенное снятие валютных ограничений, введение закона о валюте, макрофинансовая стабильность приводит к тому, что никто не пытается «про запас» что-то собирать. Все начинает происходить так, как и должно: есть обоснованный спрос, есть обоснованное предложение. Плюс вывод капитала по фиктивным контрактам мы закрыли. Все вместе это дало такой результат.
С.К.: С кем в команде нового президента вам придется говорить на эти темы? Когда выходит его политический советник и говорит, что Нацбанк нужно аудировать... Представляю, как вы все тут смеялись…
Е.Р.: Я точно смеялась. Ведь мы каждый год аудируемся независимым международным аудитором и отчет этот публичен. Кроме того, нас ежегодно проверяет Счетная палата. Поэтому, когда услышала, сказала: “Аудит, так аудит”.
«Давить на Национальный банк - то же самое, что стрелять себе в ногу»
Д.П.: На каком этапе сейчас находится закон о «сплите»?
Е.Р.: Его периодически ставят в повестку дня. Он бы очень сильно стимулировал наши рынки, потому что там была бы колоссальная синергия между страховыми компаниями, банковскими и небанковскими учреждениями. Мы готовы, мы опубликовали "белую книгу" (видение НБУ нового регулирования небанковского финансового сектора, -- С.К.), мы потратили очень много времени, общаясь с игроками рынка. Но повлиять на его принятие мы никак не можем
Сейчас мы пошли путем работы с ассоциациями страховщиков и небанковских финучреждений, чтобы гармонизировать хотя бы подходы, бизнес-поведение и защиту прав потребителей.
Д.П.: Но закон о «сплите» это же одно из требований МВФ. Как я понимаю, если сейчас он не будет принят, то потом, когда Владимир Зеленский вступит на должность, вряд ли он сможет провести что-то через Раду.
Е.Р.: Сейчас нет конкретики ни на счет команды, ни по поводу первых действий с учетом того, что уже было сделано. Не за «все хорошее и против всего плохого», а все-таки конкретных действий.
С.К.: Недавно глава правления «Приватбанка» Петр Крумханзл в одном из интервью сказал: «Во-первых, банк вне политики, а что касается собственника, то мы неоднократно заявляли, что единственным юридическим и практически возможным путем выхода Минфина из числа акционеров является продажа банка международному инвестору. Это наша стратегическая цель». Собственно, вот давайте поговорим об этом пути, как движется?
Е.Р.: Изначально стратегией реформирования госбанков, утверждённой Кабмином, было предусмотрено, что процесс продажи должен состоятся в 2022 году.
В прошлом году «Приватбанк» заработал больше половины прибыли всей банковской системы. Это не просто превышение доходов над расходами на бумаге. Это - живые деньги, живая ликвидность. Чего раньше, кстати, не было. Даже если посмотреть на отчеты аудитора PricewaterhouseCoopers, видно, что до национализации банк генерировал отрицательный денежный поток. То есть, он тратил больше, чем зарабатывал, а значит разницу покрывал привлечением новых депозитов.
С точки зрения прибыльности работы банка, уже сегодня можно было бы думать, что с ним делать. Но. Сперва – закончить все юридические процессы, суды. Неопределенность судебных решений негативно влияет на привлекательность банка для инвесторов.
Д.П.: Какой вариант рассматривается: продать полностью или с постепенным вхождением в капитал?
Е.Р.: На уровне концепции мы говорили о том, что доля государства на банковском рынке должна быть меньше 30%. И на этот момент у нас были «Ощадбанк», «Укрэксимбанк», «Укргазбанк» и добавился еще и «Приватбанк».
Это могут быть разные варианты, в зависимости от того, найдем ли мы инвестора. Но это не главный вопрос. Главный вопрос - уменьшить долю государства. Это могут быть варианты полной продажи и по частям, одной или двум институциям.
Когда мы достигнем того, что банк можно будет выставлять на продажу, то в тот момент это уже и будет решаться.
С.К.: Смотрите, дело в том, что в украинских судах находится достаточно много исков, связанных с процессами очищения, которые реализовывал Нацбанк под руководством Валерии Гонтаревой. Мы можем вспомнить историю банка Жеваго, например. Может ли случиться, что в этот период межвластия, завидев пример Привата, активизируются иски по другим банкам, которые постигла та же участь просто в меньших масштабах в свое время?
Е.Р.: Юридические риски, конечно, есть, но все, что мы делали, мы делали по закону. Мы провели оценку качества активов банков в 2015 году и всем банкам было дано три года, чтобы привести свой капитал к нормативу. И более, чем полгода, чтобы привести капитал к нулевому значению. Что это значит? Значит, что по итогам оценки качества активов капитал банковской системы был отрицательный!
Я понимаю, что сейчас очень много по этому поводу спекуляций, но каждый выведенный с рынка банк, на самом деле, это очень непростое решение было, независимо от его размера. Точно скажу: ни одного банка не было, за исключением тех, которые занимались исключительно отмыванием денег, который бы мы не пытались спасти тем или иным способом.
Ведь мы же защищали не только сегодняшних, но еще и будущих вкладчиков. Банк без капитала на рынке работает как пылесос и должен будет чем-то это разницу покрывать. Рано или поздно, он все равно будет признан неплатежеспособным, но только пострадавших будет больше.
Д.П.: Три дня - три судебных решения против НБУ. ОАСК заявляет, что Глава НБУ Яков Смолий оказывал на него давление... Насколько велик шанс, что при новом президенте будут попытки давления на Нацбанк?
Е.Р.: Смотрите. Давить на Национальный банк - то же самое, что стрелять себе в ногу. Ведь можно пережать и потом получить абсолютно противоположную реакцию всей общественности - результатом будет разрушение наших международных партнерских связей, в том числе финансовых; разрушение ростков экономического роста, которые мы сегодня видим. Вспомните пример Турции и Аргентины, где давление на центробанки закончилось девальвацией и инфляцией.
«Уровень рисков, присущих нашей работе, достаточно высокий»
С.К.: Параллельно с историей про Приват развивается история с расследованием и претензиями прокурора Кулика, где непосредственно фигурирует госпожа Гонтарева. О «Привате» там речь не идет, но ясно же, что процессы связаны…
Е.Р.: Выскажу свою точку зрения. Подозрения были опубликованы – их можно было почитать; так вот для меня они выглядят странно, поскольку понимаю, что это касается тех сделок, которые обслуживала ICU, когда Валерия там была еще акционером. Есть решения судов, которые говорят о том, что все сделки были в соответствии с законом.
Более того, ICU в этой ситуации стороной сделки не была, она была брокером. То есть, как можно это увязывать? Есть позиция самой Валерии, которая сказала, что она никогда в глаза не видела людей, о которых идет речь, и я верю, что это правда.
С.К.: Вы с Гонтаревой общались после того, как были обнародованы подозрения?
Е.Р.: Конечно, я с ней общаюсь достаточно регулярно, мы поддерживаем отношения.
С.К.: Что Валерия Алексеевна говорит в приватных разговорах, как комментирует? Ее позиция: «я не буду приезжать из Лондона; надо - пусть сами приезжают» имеет право на жизнь, но – с другой стороны - может быть воспринята как слабость.
Е.Р.: Почему слабость? Во-первых, она работает в Лондонской школе экономики, она там сейчас живет. В конце концов, прокуроры и следователи ездили и к Фирташу, и к Коломойскому. Значит, если есть необходимость, могут приехать и к ней.
Относительно самого подозрения, я уже говорила.
С.К.: У Игоря Валерьевича - мы специально подняли его старые интервью - на Гонтареву безумный «зуб». «Личняк» можно сказать.
Е.Р.: Вас это удивляет?
С.К.: Нет, просто констатирую. Еще. Учитывая, что вы также участвовали в процессе национализации «Приватбанка», предвидите ли возможные атаки силовиков и в свой адрес?
Е.Р.: Уровень рисков, присущих нашей работе, достаточно высокий. В том числе и риск, связанный с принятием каких-либо важных решений. Исключать ничего нельзя.
С.К.: Напоследок - цитата Игоря Валерьевича: «… некоторая группа товарищей, которые пришли к Порошенко и сказали, что надо это сделать, а приз за это будет «1+1», он на это клюнул - он не был главным зачинщиком этого процесса. Это была Гонтарева. Потом включилась Рожкова».
Е.Р.: Сложно это прокомментировать. Даже PwC во всех своих отчетах писали о том, что в залоге ничего связанного с «1+1» нет. Более того, давайте подумаем логически. Представьте себе на секундочку, что «1+1» в залогах был. Тогда, если «охотиться» за ним, то надо было отправлять банк на ликвидацию. Зачем было, по такой логике, спасать банк?
На сегодня задача банка - восстановить свою деятельность и вернуть государству вложенные в его спасение средства. Потому что это же не подаренные 155 млрд…
