Артур Флек (Хоакин Феникс) – сутулый и уставший от самого себя мужчина, живущий с мамой, на стресс реагирующий приступами истерического смеха, в ответ на недоуменные взгляд окружающих раздающий карточку с пояснениями, что это не оттого он хохочет, что ему смешно, а из-за психического расстройства. В один ужасный день (других в Готэме не бывает, а в этом фильме и подавно) на него нападают подростки и жестоко избивают. В другой ужасный день на него нападают пьяные “белые воротнички”. Разница лишь в том, что во втором случае у Артура будет с собой револьвер.
Все остальное – превращение из тощего шута в зловещего пророка Джокера – за Артура сделают медиа. Газеты подхватят сочную тему про “мстителя в костюме клоуна” и умножат ее на вопиющее классовое неравенство, а герой, на которого Флек равнялся с детства, – ТВ-комик Мюррей Фрэнклин (Роберт Де Ниро, чтобы рифмы с “Таксистом” дошли до всех) – выведет невидимку под свет софитов и в прямой эфир. В самом Джокере ничего особенного, кроме диагноза на заламинированной картонке, нет.
В этом контексте, что любопытно, фильм “Джокер” тождественен своему герою: все те суперсмыслы, которыми нынче принято одаривать творение Филлипса, зрители принесли с собой. Намеки на Шекспира, острый социальный комментарий, выворачивание наизнанку жанра комикс-фильмов – все это наносное, в кадре у Филлипса этого нет ни грамма. Фильм держится на острых ребрах, выразительных глазах, зловещем (но от этого не менее утомительном) смехе, в конце концов, выдающемся таланте Хоакина Феникса. Но даже при таком богатом материале (почетная миссия: возглавить археологическую экспедицию в недра одного из самых важных злодеев в поп-культуре) Фениксу, по большому счету, в “Джокере” делать нечего. Разве что прыгающей походкой спуститься за давно положенным за актерские заслуги в других фильмах “Оскаром”.
Весь фильм – набор удачно скомпонованных гифок, не предлагающих зрителю ничего большего своей математической суммы. Мало того, “Джокер” не предлагает зрителю ничего больше собственного трейлера и нарезанных пиарщиками студии Уорнер Бразерс кадров. Все самое сочное, самое меткое и удачное отсеяли для промо-материалов: кадр с Фениксом с сигаретой в неоне, кадры с танцами (о природе которых мы ничего, конечно же, не узнаем), удачные фразы, вроде “Put on a happy face” (“Сделай счастливое лицо”), и так далее.
О чём это все, фильм сообщить не удосуживается. Если, конечно, таким сообщением не считать монолог Джокера ближе к финалу картины, где главный герой прямым текстом рассказывает, в чем был смысл просмотренного только что синематографа. О том, как страшная система доводит маленького человека, если вдруг кто не догадался. Только деталей страшной системы, чтобы в нее до конца поверить, зрителям не показывают (их квинтессэнцией разве что становится отец Бэтмена Томас Уэйн, убитый со своей женой в сцене, чья конвенциональность рушит все рассказы Филлипса о “выворачивании жанра наизнанку”), а маленький человек тут не обладает хоть сколько-нибудь внятными чертами, чтобы можно было за них ухватиться.
В конечном счете, “Джокера” можно прочитать как недоманифест для нестабильных времен, где нет уверенности ни в чем – даже в том, что у режиссера была какая-то идея, когда он начинал снимать.
Джокер – ни хороший, ни плохой; мир, в котором он существует (существует ли?) – тоже.
И это не шибко оригинальное, как для конца второго десятка XXI века, упаковано в достаточно глянцевую обложку и с условностью, приемлемой для желающего потреблять социальную критику в гомеопатических дозах зрителя. А что? На том и стоим. Или нет.
В прокате с 3 октября.