Нагота, открытость тела делает человека уязвимым. Но сама по себе она (например, когда обнаженный находится дома, в безопасности) не травмирует, пока рядом не появляется внешний фактор в виде насекомого, животного или незнакомца. В этом случае первая реакция обнаженного – прикрыть половые органы, спрятаться от чужого взгляда. Бегущий голый мужчина у Михайлова – это образ человека, который лихорадочно ищет убежище в опасном и непредсказуемом мире.
Теракты, боевые действия, заказные и бытовые убийства, освещаемые в СМИ, свидетельствуют о том, что каждый может стать случайной жертвой, оказавшейся не в том месте и не в то время: на пути грузовика, врезающегося в толпу, или же пули, выпущенной сошедшим с ума стрелком из Лас-Вегаса. Безопасность превратилась в роскошь. Мир – в травму. Внутренняя эмиграция или искусственный побег от реальности с помощью затмевающих сознание стимуляторов, уход в религию или любая другая форма эскапизма не являются залогом покоя и защищенности. Герой Михайлова ищет место, где он мог бы спрятаться от преследования травмирующего опыта – это прослеживается по изображенным локациям. Пейзажи – поля, равнины, пески крымского пляжа и заснеженный Харьков превращают экспозицию в цельную картину тотального одиночества, фрустрации, бегства в поисках защиты, которую ни один социальный институт не может гарантировать.
Цветовая гамма многих работ Романа Михайлова напоминает подъездные стены, наполовину белые, наполовину темно-зеленые. Для тех, кто был детьми в 90-х и ярко помнит этот период социального распада, постсоветский подъезд является одним из самых пугающих мест. Это точка, где сталкиваются детское иррациональное и окружающее ребенка социальное во всем своем уродстве. В то время сформировалась целая подъездная субкультура, отдельный мир со своими архетипами. Играющий на баяне сосед, человек-ремонт; алкоголик, сидящие у подъезда на лавочках сплетницы-пенсионерки, приходящие по вечерам им на смену люмпены-маргиналы, и так далее. Звуки подъездов – это ругань, гулкие разговоры курящих на лестничных клетках; лай собак, скрип дверей; трели домашних телефонов. Для ребенка 90-х подъезд – это последний рубеж, который необходимо преодолеть для того, чтобы достичь безопасности, добежав до квартиры. Именно в подъезде реальность зачастую становилась страшнее детских сказок, потому что это единственный путь домой, и этот опыт нужно было проживать снова и снова.
Вечерами под подъездом сидят юноши и девушки со странными кличками. Бычки от сигарет сверкают во тьме; слышен мат, семечки щелкают в чьих-то зубах. Когда ребенок подходит к подъезду, молодые люди замолкают, и в воздухе висит напряженная тишина. Молодые люди располагаются в пространстве так, что ребенку необходимо пройти между ними словно по коридору, в их полном молчании, боясь сделать что-то не так - не так посмотреть, не так быть одетым, не так открыть дверь. Иногда ему приходится ждать, когда молодые люди разойдутся. Ребенок проходит по оплеванному асфальту, открывает разбитую дверь подъезда и проходит в пугающую темноту – кто-то снова выкрутил лампочку. На своей спине он физически ощущает тяжелый взгляд подъездных стражей, и один из них что есть силы бьет ногой дверь, которая с жутким грохотом захлопывается и оставляет ребенка в полной тьме, наедине с хтоническими чудовищами своего воображения. Лифт не работает уже несколько месяцев, поэтому ребенок начинает бежать по лестнице – ступенька за ступенькой, мимо матерных надписей, пустых бутылок из-под дешевого пива, мимо курящего в исподнем соседа-алкоголика, мимо мусоропроводов, за которыми тоже может скрываться угроза. Вверх по лестнице, к первой освещенной площадке. Бегущий, запыхавшийся маленький мальчик, которого никто не встречает, ведь “он уже взрослый”, вжимает кнопку звонка в дверь квартиры и ждет, когда ему откроют, боясь обернуться.
Эта повторяющаяся ситуация становится травмой, своеобразным ожогом реальности.
В видеоинсталляции Михайлова “Подавление” изображена застывшая на лестничной клетке собака со светящимися глазами, которая преграждает проход. Путь назад невозможен, поскольку сзади находится причина бегства; путь вверх перекрыт всего лишь в нескольких шагах. Однако безвыходная ситуация, которую моделирует художник, двузначна, ведь поднимающийся по лестнице человек точно так же подавляет и стоящее на его пути животное.
Обнажая себя в образах собственных страхов, Роман Михайлов обнажает и своего зрителя – давит на болезненные точки, заставляет чувствовать дискомфорт и при достаточном уровне эмпатии ставит в беззащитное положение. Страх может быть и объединяющим фактором, на основе которого возможно построить сотрудничество и избавиться от одиночества и фрустраций. Вопрос в том, получится ли его преодолеть, осуществить первый шаг и обезвредить для себя для других.
Выставка Романа Михайлова в галерее "Лавра" продлится до 19 ноября.