Мы не любим их, когда они приезжают в наши города. Когда их так много, и они (внезапно!) где-то мусорят – можно подумать, мы не сорим на улицах. Когда они раздражены, обижены и волком смотрят на нас на вокзалах. Когда не могут найти работу, потому что у нас и так безработица, и вакансий для «своих» не хватает. А они – чужие. Мы не доверяем им, когда мы – работодатели. Мы возмущаемся, что они перебирают вакансиями или сидят без работы - потому что не каждый учитель или искусствовед пойдет работать строителем. Впрочем, и стройки сейчас не в расцвете. Да и те, кто прячут свою гордость за пазуху, и согласны на любую работу – не всегда находят, потому что на каждое место есть несколько желающих.
Мы говорим: «сами виноваты», когда они плачутся о своих поездках через блокпосты с вооруженными людьми с той или другой стороны, когда рассказывают, как на их глазах взрывались их знакомые, как вылетали стекла из соседних квартир. Мы не любим их, когда они кричат: «Лишь бы не было войны», и совсем не хотят в ней участвовать – ни на одной из сторон. Мы не можем их понять, или не желаем. Мы так далеки от них.
Мы не доверяем им. Не принимаем их, когда они просятся в наши дома. Не сдаем им наши дорогие квартиры, делая в объявлениях пометку: «донецким не звонить». Они ночуют в офисных центрах, двери которых для них открывают единичные сердобольные предприниматели, или в церковных приютах, в заброшенных детсадах, в летних лагерях зимой, без отопления. Мы не пропускаем возможности их поддеть, когда они ропщут на нечеловеческие условия, в которых они оказались волей судьбы. А они «штабелями» спят на полу, покинувшие свои уютные квартиры, потерявшие автомобили, киоски по продаже всякой всячины или места на рынках, работу на заводе или фабрике. Лишившиеся всего, что имели, в один момент, испуганные, разбитые, с пошатнувшейся психикой.
Мы так легко осуждаем их, когда они, не устроившись в этой среде, уезжают за рубеж. Конечно, мы называем их предателями родины и не хотим понять, почему они уехали так далеко - ведь мы же остались здесь, среди этой войны. Мы воспринимаем как насмешку над собой то, что им ТАМ хорошо. Быть может, им лучше было сидеть в Полтаве или Черновцах без работы, терпеть нищенское существование и ждать, молчать в тряпочку, в обнимку со своими детьми и стариками… может, им лучше не роптать, скромно принимать все наши подачки «с барского плеча» в виде чего-то ненужного, что мы относим в центры волонтерской помощи.
Мы говорим: «Что же они не пошли воевать?» - и забываем о том, сколько наших знакомых, близких людей не воюет и никогда бы на это не пошло. На Донбассе воюет, может, полпроцента украинских мужчин, не говоря уже о женщинах. Не все готовы жертвовать жизнью, здоровьем, конечностями из-за неграмотного командования армии, которую государство оказалось неспособно обеспечить самым необходимым. К сожалению, в военной подготовке мы далеки от Израиля или США. Потому и в армию идут у нас единицы – остальные осуждают неидущих со своего дивана. Особенно тех, кто с востока.
Но нам изумительно легко понять военных и добровольцев – даже когда их так мало среди нашего обычного круга общения. Другое дело – беженцы. Мы неизменно делим мир на нас и них, потому что в нашем сознании давно укрепилось некое понятие «жители Донбасса», и понятие это не самое приятное. Нам проще принять, что они – другие, чем тот факт, что они – «свои», такие же, как мы или наши знакомые, только попали в другие обстоятельства и действуют соответствующе. Дай Бог нам никогда не попасть в эти обстоятельства.
Да, грубо говоря, «в семье не без урода», и, как в любом сообществе, среди них попадаются нечестные люди. Есть и «вата», и воры, и предатели. Но малый процент негодяев присутствует в любом сообществе. Зачем же судить по ним обо всех? Поразительно, как все жители Донбасса у многих из нас асссоциируются с мошенниками и сепаратистами, и одновременно мы пропускаем сквозь пальцы информацию о нечестности почти всех кандидатов на выборах разных уровней, и год за годом выбираем тех же мошенников властвовать над нами.
Я часто слышу негатив о беженцах от самых разных знакомых, в том числе, моих близких друзей. В нашем понимании, хороший беженец должен быть тише воды и ниже травы – мы же так много ему даем, по нашему мнению. Так много – это мирное небо над головой. Первичное право человека. Мы вообще плохо представляем себе тот стресс, который они пережили, и то возмущение, которое накипело у них в душах. Они видели в своей жизни так много из того, что для большинства из нас – только заголовки в новостях: постоянные взрывы на улицах, раненые мирные люди, мародеры, погибшие от осколков дети. Мы не пытаемся поставить себя на их место: потому что страшно. Подсознательно мы не хотим становиться на их место и представлять, какими бы нас сделали паника и опасность.
Мы прошли Майдан, но так и не научились сопереживать.