Мир меняется, и в нём появляются новые типы сакральных изображений. Не буду лукавить — мне лично сложно представить себе в храме «цифровую» икону. Но следуя богословской логике иконопочитания, принципиальные возражения против такого вида изображения вряд ли существуют. Общая логика здесь такова: Бог-Слово воплотился, а, следовательно, может быть изобразим… Другое дело, насколько такой тип изображения соответствует православному учению о Воплощении. Пигменты, смальта и электронное изображение — это различные по своей природе медиа (=техники создания изображения). Причем каждое из них имеет свои особенности. Икона, написанная пигментами на доске, воспринимается нами как нечто вещественное, материальное, а компьютерная графика — как нечто иллюзорное, призрачное.
***
Виртуальная реальность иллюзорна. Это мир, где всё видимое нами не есть, но кажется (=иллюзия). И в этом заключается главное «неудобство» этого медиа для выражения главной христианской идеи: «И Слово стало плотью, и обитало с нами» (Ин. 1:14). Традиция восточной православной иконописи предписывает художнику избегать иллюзионизма (от лат. illusio — «обман», «ошибка», «заблуждение»: имитация реальности, когда художник намеренно пытается создать у зрителя впечатление реального существования изображенных на картине вещей или пространства). И это неслучайно. Так Церковь защищала учение о том, что Бог-Слово неложно, не по одной только видимости стал плотью… Тем не менее, Церковь не объявляет «богохульными» или «еретическими» изображения Иисуса Христа или святых, выполненные в иллюзионистической манере. Она лишь отвергает их в качестве визуального «символа веры»…
***
Подобным образом обстоит дело и с межличностной коммуникацией при помощи цифровых технологий. Цифра предоставляет нам уникальные возможности для общения. Мы можем обмениваться в сети сообщениями, фотографиями, видео, можем видеть и слышать друг друга. Тем не менее, такое общение нельзя назвать полным. Общение «лицом к лицу» предполагает некую полноту, которая неминуемо умаляется при общении дистанционном. Масштаб этого внезапно осознали сейчас очень многие — от дипломатов, ведущих переговоры, и преподавателей, ведущих занятия перед экраном, до священников, проповедующих в полупустых храмах…
Находясь рядом с собеседником, прикасаясь к нему, непосредственно видя и слыша его, мы соприсуствуем, т. е. живем в присутствии другой человеческой личности… Между нами возникает уникальный (по сравнению с виртуальным общением) опыт единства. Мы уже не являемся двумя «параллельными личностями» в пространстве и времени. Мы движемся в них совместно, путешествуя в них сообща — в ситуации со-общения.
***
В этом уникальность «физического» евхаристического собрания — собрания христиан в одно время и в одном месте. «Для интровертов дистанционное общение лучше и качественнее реального» — заметила как-то Татьяна Деркач, блогер и журналист, пишущий на церковные темы. Но здесь, скорее, речь идет о комфортности общения. Дистанционное общение может быть намного комфортнее. К примеру, для человека, постоянно работающего со словом, обмен сообщениями может быть намного продуктивнее и удобнее, чем общение лицом к лицу. Ему так удобнее формулировать свои мысли… Но смысл церковной жизни не состоит в том, чтобы человек пребывал в максимально комфортной для себя ситуации. Жизнь в Церкви предполагает, что мы — обнаружив во Христе первичный источник и конечную цель единства — обретаем подлинное жизненное единство с другими людьми.
***
Присутствие Церкви в Сети полезно — в этом нет никакого сомнения. Но Церковь как община должна быть пространством особых межличностных отношений. Церковь — икона божественной любви, икона Троицы. И как таковая Церковь является иконой подлинного общения. «Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе» — обращается к Своему Небесному Отцу Иисус (Евангелие от Иоанна, глава 17, стих 21). Христос не говорит: «Ты, Отче, как бы во Мне, а я как бы в Тебе». Он не говорит: «Ты, Отче, частично во мне, а я частично в Тебе». Общение, о котором здесь идет речь, — это общение абсолютное, предполагающее, что у Иисуса нет никакой «собственной», принадлежащей только Ему, жизни. Вся Его жизнь — это жизнь, которую Он разделяет с Отцом.
***
Но может ли быть иконой такого общения — общение виртуальное?..
Царство Небесное (или жизнь святых с Богом в вечности) часто уподобляют Божией семье. Но может ли общение в Сети стать образом общения, существующего между святыми в Царстве Небесном? Ответ лежит на поверхности. Находясь вдали от дорогих нам людей, мы с радостью общаемся с ними в Сети, видим и слышим их во время видео-конференции. Но избавить нас от тоски и чувства разлуки смогут только вещи, возможные при реальной встрече — пожатие рук, встреча взглядов, объятия…
Это же верно и в отношении виртуальной общины и «дистанционной» литургии. Подлинное межличностное общение возможно лишь тогда, когда люди собираются «здесь и сейчас», в одно время и в одном месте. «В служении онлайн — точно подметил протоиерей Андрей Дудченко, — не хватает телесного присутствия. Мы же знаем, что во время общения менее половины информации передается через слова, а больше — невербальным способом. Имеют значение и движения, и жесты, и мимика, и интонация, и одежда, и благовония, и расстояние. Литургию можно сравнить с танцем. Но как составить хоровод или станцевать парный танец через видеоконференцию?».
Упоминание о танце может кого-то удивить. Танец и богослужение воспринимаются нами сегодня как явления из разных бытийных регистров. Но нужно помнить о библейском значении сакрального танца (см.: 2-я книга Царств, 6:14–17). «Давид скакал… пред Господом». Как пишет св. Григорий Богослов, этот танец «выражает тайну хождения перед Богом» (Oratio V, 35).
«Почему люди любят танцы? Танец одновременно “веселит сердце человека” и служит выражением радости. Но в танце есть еще и радостная возможность на какой-то период времени забыть о себе, перестать быть “только собой”. Драматургия танца зиждется на дистанции и её преодолении. Это один из свойственных нам, людям, способов “преодоления себя”, выхода из сумрака “только себя” в радость общения с другим. В подлинном танце человек одновременно принимает и отдает, остается собой и одновременно открывается другим. Современные танцы почти утратили свою изначальную экстатическую природу. Но изначально танец был чем-то другим: он давал человеку возможность пережить единство не только с другой человеческой личностью, но с Самим Божеством» (прот. Богдан Гулямов. Логос vs Матрица).
***
Общение может иметь несколько бытийных уровней. Во-первых, общение может заключаться в обмене информацией. Во-вторых, это может быть обмен эмоциями. Наконец, в третьих, общение может быть обменом бытием. Обмен информацией может полноценно происходить в Сети. Сложнее с обменом эмоциями. Я могу послать собеседнику смайлик, выражающий ту или иную испытываемую мною эмоцию. И всё же, до конца выразить наше эмоциональное отношение без телесного контакта затруднительно (как мы уже писали выше, в сети невозможно, к примеру, обнять собеседника). Но вот, что точно невозможно в сети, так это обмен бытием… А ведь Евхаристия предполагает именно этот — наивысший — тип общения…
***
Свой эксперимент с «дистанционным» совершением литургии отцы Димитрий и Игорь объясняют экстраординарной ситуацией, возникшей в Церкви в момент пандемии. Я принимаю это объяснение, но хочу заметить, что дискуссии о подобных вещах уже давно велись в определенной среде. «Может ли церковь быть в онлайн-пространстве или же она должна быть в физическом мире? Могут ли Святые Дары преподаваться онлайн или только оффлайн?» — как следует из интервью с британским профессором Питером Филлипсом (2015), эти вопросы уже давно обсуждаются в среде специалистов по изучению digital-религии и «цифрового богословия». Более того, не секрет, что в христианской среде дебатируются сегодня и гораздо более радикальные вещи — вплоть до идеи принципиального отказа от общины, как базовой структуры современной Церкви. Эти идеи, возникающие в западной протестантской среде, довольно быстро проникают и на постсоветское пространство. И даже находят сочувствие среди некоторых православных…
***
При написании этих заметок, я наткнулся на ряд статей в русскоязычном сегменте сети, где обсуждается будущее Христианской Церкви в связи с развитием цифровых технологий. Одна из них — «Христианство в технотронную эру» (Український богословський сайт, 05.08.2015) — поразила меня своей откровенностью. Написанная небрежно, с логическими скачками — эта статья обладает, тем не менее, редким и ценным качеством. Её автор не боится «договаривать до конца» свои мысли, предоставляя нам тем самым редкую и ценную возможность — ознакомиться с, так сказать, программой-максимум современной «церковной реформации».
Каждый отвечает лишь за свои слова, концепции и действия, и я ни в коей мере не хочу приписать о. Димитрию и о. Игорю мнения и концепции других людей. Но мне кажется небесполезным упомянуть и о других, более радикальных моделях «реформы». Причем, сделать это не для того, чтобы таким образом скомпрометировать идеи и начинания упомянутых отцов, а ради того, чтобы лучше понять перспективы «электронной революции» в Христианской Церкви…
***
«В плане инфраструктуры коммуникации Римская империя была “идеальным инкубатором” для христианства», — справедливо замечает автор статьи о христианстве в технотронную эру. Pax Romana, римское право, эллинистическая культура, разветвленная сеть дорог и быстрая почта… Всё это способствовало распространению в Римской Империи новой веры, а также привело к созданию, описанной в Книге Деяний и Посланиях, церковной структуры как «сети постоянно коммуницирующих общин-церквей».
«Потом последующие лет 1700 уровень коммуникаций был или ниже или как максимум не вырос выше Римской империи. И только с промышленной революцией и новыми информационными технологиями он постепенно начал превосходить римский. И лишь в современном мире ХХІ века уровень коммуникаций стал качественно иным, по сравнению с Римским» (Там же).
***
Современный нам мир действительно совершил радикальный коммуникационный скачок. Ни изобретение книгопечатания в Европе (1455), ни открытие телеграфа (1837), ни изобретение телефона (1876) или радио (1893–1895) нельзя сравнить по значимости с созданием всемирной сети интернет. Глобальная сеть предельно упростила общение между людьми. Однако, какие выводы из этого можно сделать в отношении Церкви и её канонического устроения? Как полагает автор упоминаемой нами статьи, медленная работа почты, небольшое количество грамотных людей и дороговизна папируса и, особенно, пергамента — привели к формированию общины. Для того, чтобы услышать Божие Слово и получить его толкование, люди предыдущих эпох должны были физически объединяться в группы/собрания. Однако, с появлением общедоступного интернета нужда в общине, якобы, отпала.
«Теперь не нужно создавать общины, которые бы играли роль узелков сети. Посредника в общении христиан в виде физического собрания уже не нужно. Интернет дает возможность мгновенного, бесплатного и неограниченного обмена информацией без физического присутствия и обмена физическими носителями информации…» (Там же).
Из чего следует «логичный» вывод: древняя, апостольская структура христианства (=«сеть коммуницирующих общин») уходит в прошлое. А на её место приходит… «новая коммуникационная электронная среда». Как и апостольский, «полисный» (=городской) проект, «электронная среда» также имеет сетевой характер. Но в роли «узла сетки» здесь уже будет находиться не община, а «каждый отдельный человек (или его семья)». Община отменяется, а на её место воцаряется отдельно взятый человек, индивид. Новая, электронная «сеть», считает наш автор, позволит «каждому человеку самостоятельно коммуницировать с другими без обязательного посредства физически собранной общины».
***
Жизнь в церковной общине может быть крайне болезненной для интроверта. А идея «новой коммуникационной электронной среды» может показаться для такого человека крайне привлекательной. Но проблема в том, что Церковь не может безболезненно, не жертвуя точностью своего учения отказаться от концепции церковной общины, евхаристического собрания.
Православное учение — это не набор обязательных теоретических постулатов. Учение Церкви тесно связано с тем образом жизни, который ей свойственен и к которому она приобщает своих членов. Меня часто спрашивают — а зачем необходим догмат о Боге-Троице? Разве у христианства не было бы больше приверженцев, если бы оно учило о Боге «более современно» и вместе с тем «более просто»? Аналогичным образом можно поставить вопрос о Церкви и Евхаристии. Зачем это всё? Неужели нельзя оставить от христианства «главное», т.е. его прекрасное нравственное учение?
***
Бог пришел на Землю и стал человеком не ради того, чтобы человек стал «более нравственным». Дать человеку моральные ориентиры/закон можно было и другим, более простым способом. Цель Боговоплощения в обожении. Как гласит известное святоотеческое изречение: Бог стал человеком, чтобы человеком стал Богом (св. Ириней Лионский, свят. Афанасий Великий). Именно ради этой цели и существует Церковь. Ради неё и претерпевает церковный человек все те неудобства, которые ему приносит сосуществование с другими в церковной общине.
***
Церковь открывает человеку новые горизонты общения. «В Евхаристии мы можем обнаружить все измерения общения: Бог сообщает Себя нам, мы вступаем в общение с Ним, причащающиеся таинству вступают в общение друг с другом, а творение в целом вступает посредством человека в общение с Богом» (митрополит Иоанн Зизиулас).
Бог сообщает Себя через Воплотившееся Слово. Во Христе человек встречается с Богом, с Живым божественным Словом. Это Слово пришло к людям, чтобы восстановить и углубить общение людей с Богом. Предвечное Слово Отца взошло на крест, приняло смерть и воскресло на третий день. Апостолы стали свидетелями этих событий, они видели Воскресшего, касались Его руками. И эта встреча открыла новый горизонт общения и сопричастности. «Вот что мы возвещаем: то, что было сначала, что мы слышали, что своими глазами видели, что рассматривали, к чему прикасались руками — мы возвещаем о слове Жизни... То, что видели мы и слышали, мы и вам возвещаем, чтобы были и вы сопричастны нам. А мы сопричастны Отцу и Сыну Его Иисусу Христу» (1-е Послание апостола Иоанна Богослова, глава 1, стих 1,3).
Слово Жизни восстало от гроба. И встретившись с Ним, апостолы уже не могли молчать, будучи свидетелями Воскресения, они проповедовали Благую Весть всему миру. Христианства исторически родилось благодаря слову — слову апостольской проповеди. Но оно никогда не было только словами, только интеллектуальной практикой. Христианство изначально было опытом общения — общения с Богом и ближним. «Мы сопричастны Отцу и Сыну Его Иисусу Христу» — пишет апостол Иоанн Богослов. И в это же пространство сопричастности апостол стремится вовлечь своего слушателя/читателя и все последующие христианские поколения: «чтобы были и вы сопричастны нам».
Опыт сопричастности рождается из проповеди. Слыша и принимая слово о Воскресшем, человек входит в общение с Христом и ближними, теми, кто, как и он сам, услышали и приняли апостольскую проповедь о Слове Жизни. Но сопричастность не остаётся лишь чувством, только переживанием. Она реализуется в общности жизни. Благодаря апостольской проповеди возникает община верных…
Человек не спасается сам по себе. Он спасается через общение и в общине... Спасается не благодаря «горизонтальным» связям, наличествующим в любом человеческом коллективе, а благодаря Евхаристии — событию и таинству, через которое реализуются все три горизонта общения: общение с Богом, общение с другими верными и общение творения с Творцом.
***
Понятие «общение» — одно из центральных в православном богословии ХХ века. Но, увы, наши рассуждения уже вышли за границы формата блога… Вследствие чего я сознательно не буду здесь развивать тему о Церкви как пространстве общения и «иконе» Пресвятой Троицы. Ограничусь лишь самым общим утверждением: Церковь не просто делает человека «лучше», отсекая в нём плохие, злые качества и взращивая хорошие, благие. Церковь приобщает человеку к новому — абсолютно недоступному для него, вне Её ограды — способу существования: к бытию как общению, к жизни в любви и единстве, по образу и подобию Бога абсолютной любви — Пресвятой Троице.
***
Как жить в любви? Как жить так, чтобы не властвовать и не самоутверждаться? Как выстроить со своим ближним такие отношение, чтобы, не лукавя устами и сердцем, именовать его братом? Рецепт, который предлагает здесь Церковь, — это любовь и общежитие (= буквально: жизнь вместе по времени и месту). Монахи стремятся жить по законам любви в стенах монастыря. Миряне — приобретают тот же опыт в лоне семьи и общины. Но и монастырь, и семья, и церковная община это, скорее, не место, а ситуация — ситуация общения, когда мы оказываемся «лицом к лицу» с другим человеком…
***
«Человек человеку — ад», — может сказать кто-то из моих читателей, уставших от карантина и жизни «взаперти» со своими ближними. На самом же деле всё как раз наоборот — согласно христианскому Откровению, «человек человеку — рай»! Путь к этому райскому состоянию, впрочем, лежит через боль — дабы родиться, как ближний, по отношению к другим людям, каждому из нас вначале нужно умереть как эгоисту, т.е. человеку, живущему только в себе и только для себя.
***
Сегодня широко распространены интернет-знакомства. Знакомятся ради обмена информацией, ради флирта, и просто для того, чтобы с кем-то поговорить и таким образом избавиться от гнетущего чувства одиночества. «Он интересный человек, но нужно увидеть его “в реале”, “вживую”» — говорят современные молодые люди о виртуальном собеседнике. Знакомясь, люди часто подчеркивают свои сильные стороны и маскируют слабости. Мы пытаемся произвести впечатление и ради этого идём на серию маленьких (а иногда и больших!) обманов. В результате чего наш новый виртуальный знакомый иногда представляет себе нас совсем другими людьми, чем мы есть на самом деле. Мы-для-других — это чаще всего казовая, выставленная на показ, «рекламная» часть нашей личности. Мы преувеличиваем свои успехи и своё место в жизни, мы романтизируем свои недостатки и свой образ в целом. И в результате — вместо реальной живой личности (пусть и с массой недостатков) перед нашим собеседником предстаёт выдуманный образ несуществующего человека.
***
Так было всегда, но с появлением социальных сетей и сетевого общения возможность «не быть, а казаться» многократно возросла. Как следует из глобального отчета Digital 2020, всемирная сеть интернет уже охватила 60% жителей нашей планеты, достигнув цифры в 4,54 миллиарда пользователей. 5,19 миллиарда людей на планете имеют мобильные телефоны. 3,80 миллиарда людей — используют социальные сети, причём среднестатистический «юзер» ежедневно «висит» в сети 2 часа 24 минуты…
Но современные технологии общения — это не только коммуникативные возможности, но ещё и новые, неслыханные ранее возможности для обмана… В своё время Иоанна Златоуста возмущал тот факт, что «театр обманывает» — на его сцене царя может играть раб! Но в этом смысле современные социальные сети — это тот же «обманывающий» зрителя «театр», только распространившийся на весь мир.
В сети видимость нередко оказывается важнее реальности. И в этом смысле «сетевой театр» предоставляет обывателю невиданный ранее инструментарий для «бытийного обмана». Старый, безработный алкоголик может удачно выдавать себя за молодого и успешного мужчину. Женщина с малопривлекательной внешностью — подправить своё фото в специальной программе либо выдать за собственное лицо — чужое. Обремененный долгами и семейными обязательствами неудачник — при желании, может изображать из себя в Facebook или Instagram холостяка и делового человека…
***
А ложь мысли? «Мысль запощенная, есть ложь», можно сегодня перефразировать известную строчку Тютчева. Социальные сети постепенно приучают нас к этакому «театру мысли», когда мысль, едва родившись, становится достоянием публики… А автор привыкает не столько думать-с-другими, как думать-перед-другими, формулировать мысль таким образом, чтобы она была благосклонно принята аудиторией… Подобные искушения имели место и раньше. Богословская мысль рождалась не только в кельях и пустынях, где творили молитву созерцатели. Богословские проблемы дебатировались на площадях и в общественных банях, а подоплекой споров нередко бывали политические мотивы и личные конфликты…
И всё же в цифровую эпоху мысль подстерегает опасность особого рода. Любая (в том числе и богословская) мысль, высказанная автором в социальной сети, — особенным образом сегодня рискует «стать ложью». Ведь сеть манипулирует автором не в меньшем степени, чем читателем. Вследствие чего, читая богословский текст в сети, иной раз сталкиваешься со специфическим искушением — тебе вдруг начинает казаться, что автор специально формулирует свои мысли таким образом, чтобы создать свой «персональный бренд»…
***
В современной богословской среде есть «риторы» и «богословы», — заметил как-то мой товарищ, когда речь зашла о богословских высказываниях патриарха Кирилла. Подразумевалось, что нынешнего Московского патриарха было бы справедливо считать талантливым «ритором», но не ученым-богословом. Впрочем, попав в сетевую среду, ситуативно превратиться в «ритора» может и подлинный ученый. Ведь, увы, формат заданный нам Facebook, именно таков — если мы хотим, чтобы нашу публикацию заметили, то должны заботиться о том, чтобы получить максимальное количество «лайков»... Отсюда сложная, подчас, кажущаяся невыполнимой, задача богослова в Сети. Чтобы быть услышанным в шумном сетевом обществе он должен создать «персональный бренд». Однако, как только христианский богослов начинает прибегать к современным рекламным технологиям, его мысли/текст рискуют потерять характер свидетельства… Идеи и концепции, высказанные в «рекламном» формате, начинают невольно восприниматься читателем как «интеллектуальный товар».
***
Многих из нас легко обмануть. Но сделать это всегда легче виртуально, чем при живом общении, когда другой человек физически находится рядом с тобой и когда можно посмотреть ему в глаза. Впрочем, обман — далеко не единственная опасность, подстерегающая нас в пространстве Цифры. Жизнь «бок о бок», когда другой человек находится физически рядом с тобой, — чревата болью. Но эта же «физическая» близость может менять людей, так сказать, готовить их к обще-житию. Ведь мы подобны камням на берегу моря. Движимые волной, камни сталкиваются между собой, их острые углы сглаживаются. То же происходит с человеком-эгоистом, когда он оказывается в общине, в ситуации общения. Открываясь сердцем Христу, человек постепенно открывается и своим новым братьям, сбрасывает свою социальную маску, открывает свое настоящее лицо, становится самим собой…
***
«Тем, кто считает, что литургия онлайн — это “недоразумение и профанация”, поскольку объединяет людей иллюзорно и виртуально, а не на самом деле, рекомендую в таком случае отказаться и от виртуальных денег и перейти исключительно на наличные. Отвергать возможность общения с помощью гаджетов, но при этом не брезговать использовать их же для финансовых расчетов — это по меньшей мере нелогично» — пишет о. Димитрий Вайсбурд (Евхаристия онлайн: предварительные итоги, «Ахилла», 10.06.2020).
Крайне неудачный «аргумент»! Ведь человеческое общение нельзя сравнивать с финансовыми операциями. Покупка, продажа или любая другая сделка — это операции, субъектом которых является «внешний человек», человек-как-социальная проекция. Но человеческое общение, — тем более, общение церковное, евхаристическое — предполагает иной, более глубокий уровень общения. В бизнесе люди могут пользоваться набором социальных масок и жестов. Но в церковном собрании важно не только, что́ ты говоришь и каким ты хочешь казаться, а кем ты есть на самом деле, каков твой «внутренний человек».
***
Церковь, евхаристическая община — это место и ситуация, где преодолевается монизм (=замкнутость) человеческой личности. И аналогичная задача ставится идеологами «цифровой церковной революции» перед общиной виртуальной. Современное христианство, — пишет уже цитируемый нами автор, — «это сеть атомизированных индивидов. В современную технотронную эпоху человек атомизирован и беззащитен. Он мало что может сделать». Отсюда задачей современной Церкви является построение новой модели общения:
«Но если собрать атомы в сеть-решетку, то под руководством Св. Духа христианство станет большой неотмирной силой. Дух же дышит, где хочет — и в человеческом сердце, и там где двое или трое собралось во имя Бога, и в интернете. Св. Духу ничто не мешает быть и в общине, и в сети. Он и будет водить христиан на пути спасения, что в сети, что в физической жизни. И с Его помощью христианство выработает новые формы своего существования. И если это приведет к исчезновению физических собраний, и даже целых конфессий, (а это, скорее всего, и произойдет), то и слава Богу. В сети можно делать почти все, что христиане делали в реале. И проповедовать, и совместно молиться, и во многом творить милостыню» («Христианство в технотронную эру» (Український богословський сайт, 05.08.2015).
***
Итак, согласно мнению наших реформаторов, Глобальная Сеть может стать «вторым домом» для христианства, домом, который заменит для Церкви не только территорию, с которой она была на протяжении веков связана, но и вообще реальный, физический мир. «В сети можно делать почти все, что христиане делали в реале» — полагают реформаторы. Но осознают ли они уровень проблемы, с которой столкнутся, отказавшись от привычной территориальной, полисной модели в Церкви?.. И не приведет ли проповедуемый ими отказ от полисной идеи, лежащей в основе европейской культуры, — к эпохе «электронного варварства»? Эпохе, когда вслед за идеей древней, городской структуры Церкви в «корзину» полетят и многие другие выверенные веками христианские традиции?
***
Куда зовут Церковь глашатаи новой «технотронной» эры? В эпоху Цифры-как-свободы? Или в эпоху Глобальной сети как глобального обмана? Найдет ли Церковь (и шире — человечество) способ защитить общение в сети от имитационных технологий? Сможем ли мы сделать общение в интернете менее эфемерным и более подлинным?
Ответы на эти и другие вопросы церковное сознание должно сформулировать в будущем. А сегодня, до тех пор, пока сама проблема ещё даже не вполне осмыслена, мы должны проявить мудрость и осмотрительность, дорожа тем, что́ Церковь получила в наследство от предыдущих христианских поколений. И стремясь обрести новые способы для христианского свидетельства и общения, оставаясь при этом в рамках церковной традиции.
***
Священное Писание действительно свидетельствует о свободе Святого Духа: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Евангелие от Иоанна, глава 3, стих 8). Итак, Дух — свободен. Но обладает ли такой же — абсолютной — свободой «самоизолировавшийся» от церковного большинства реформатор?..