Престарелый каратель состоял в ветеранской организации. Думаю, сегодня ему противно жить в стране, где убитые им люди называются героями украинского сопротивления. Но – живет, и достаточно регулярно получает продуктовые пайки в своей ветеранской организации. Пайки, оплаченные не фондом Сороса или фондом Генриха Бёлля, а нами, украинскими налогоплательщиками.
Что ж, нацистских карателей, доживших до наших времен, тоже судят. Хотя спустя столько лет доказать вину, конкретную вину очень трудно. Как правило, аргумент защиты этих людей, и в Германии, и во Франции, и в Нидерландах всегда один: «Я выполнял приказ!» Точно так же сказал в израильском суде Адольф Эйхман. Вероятно, именно так будет защищать себя наш престарелый полковник.
Недоговаривать опасно. И – аморально. Мы все из СССР. Где большинство из нас, не веря в постулаты марксизма-ленинизма, приспосабливали свою жизнь к реалиям тоталитарного государства. Где двоедушие и двоемыслие были обязательными атрибутами спокойной и уверенной жизни. Где же грань между памятью и мщением? Опора на понятие справедливости здесь не поможет. Поскольку она, справедливость, не правовая, а патетическая категория.
Кто-то из наших отцов и дедов служил в заградительных отрядах, стрелял по своим. Кто-то был призван служить в расстрельные команды. Они никогда не рассказывали детям и внукам о своей войне. Они, как правило, служили там недобровольно, солдат Сталина не имел права выбора.
Необходимо договаривать. Даже тогда, когда вопросы безответны. И наши, и нацистские палачи уважали закон. Это действительно так, и у Сталина, и у Гитлера были законы. Их, тоталитарные законы. И в брежневские времена нас судили по закону. И содержали в тюрьмах и лагерях по закону. По тому самому закону, который привел к смерти Валерия Марченко и Васыля Стуса.
Сегодня фактический убийца моего друга Валеры Марченко, не покаявшись, ведет переговоры в Минске… Это моя страна? Это мое государство?
Хочу задать себе совсем не риторический вопрос. Себе и вам, мои читатели. Может ли, вправе ли наша правоохранительная и судебная системы наказывать девяностодвухлетнего офицера-карателя, если отцом-основателем нашего государства был влиятельный идеологический начальник, контролировавший и определявший деятельность Комитета Государственной Безопасности коммунистической Украины? Именно так, аресты диссидентов согласовывались с идеологической системой КПСС. Чья вина больше? Офицера КГБ или высокого партийного чиновника?
Трудные вопросы. Их очень много. Болезненные, тяжелые, скорбные. Но мы обязаны пытаться на них ответить. Иначе – вернемся в прошлое. Похоже, мы приближаемся к этому. Во всяком случае, сегодня надежды и попытки построить в Украине правовое государство отложены. На сколько лет? На десятилетия?
Нет у меня ответа.