Олекса Манн – художник, которого интересуют социальные явления и процессы, происходящие в обществе. Два с половиной года назад художник переехал из Киева в Ужгород – город, по его словам, более комфортный для жизни. Соответственно, на киевских выставках Манна стало ощутимо меньше. Тем заметнее стал контраст между его прежней витальной живописью с буйством красок и новыми черно-белыми работами, показанными в «Институте проблем». Но социальная повестка дня и фирменный черный юмор Манна никуда не делись.
«Черный период» – новый виток в художественной практике Манна. «История этой серии началась с сознательного самоограничения – это дает возможность выйти на новый уровень и увидеть перед собой новые горизонты», – говорит художник.
Все началось с исследования Ужгорода через урбанистический ландшафт. Переехав, Манн начал исследовать разные стороны города. «Мне очень нравится Ужгород, его старый центр, архитектура: функционализм чехословацкого периода, 20-30-х гг. ХХ века, все – от брусчатки или дверной ручки до высотности зданий – создано для человека, – говорит он. – Это очень гармоничная система». Контраст между продуманным центром города и другими районами подтолкнул Манна переключиться на исследование урбанистического маргинеса и районов с советскими девятиэтажками, гаражами и т.д. «Это остатки советской цивилизации, которая никуда не делась, – говорит Манн. – Я понял, что мы, как общество, сейчас находимся в каком-то переломном моменте отхода от этого советского наследия и построения новой реальности».
Побег из структурного исторического центра города на маргинес – на самом деле никакой не побег, а именно исследование, освоение и «присвоение» города, места. Это считывается и на уровне конкретных работ в экспозиции, среди которых есть «Рафанда» (единственное в Ужгороде «здание с именем») или «Озеро на Кирпичке» (названное в честь района местного кирпичного завода). Но для Манна, кажется, не так важна привязка конкретно к Ужгороду и его локальной топонимике. Это больше история про ощущение пространства как такового, про постсоветский урбанистический пейзаж.
Художник начал рассматривать все эти сюрреалистичные пейзажи со свалками и ларьками как фрагменты той действительности, в которую попал. Результатом этого исследования Ужгорода стала серия произведений на картоне, положившая начало «Черному периоду». «Я купил в магазине черную и белую краску. Еще у меня был мел, и я начал делать первые работы на картоне», – рассказывает Манн. Эти работы со зданиями, ларьками, гаражами и другими элементами городских пейзажей напоминают раскадровки, такие себе живописные фотографии города.
Ч/Б, который использует автор, сам по себе – мощнейший выразительный метод, но «помимо Ч/Б, тут есть еще масса нюансов, которые мы, возможно, не сразу улавливаем, – подчеркивает Олекса Манн. – В «Черном периоде» я показываю все эти нюансы при помощи живописных выразительных средств, но максимально брутально».
Серия «Черный период» – эксперимент, поворот в сторону абстракции. Во многих работах грань между фигуративом и абстракцией, реальным и ирреальным весьма условна. При этом в Ч/Б Манн ничуть не менее выразителен, чем в ярком цвете.
По сути, то, что делает Олекса Манн – это культурная антропология. И в этом смысле «Черный период» – вполне логичное продолжение того, что художник делал в последние несколько лет. «Мне кажется, что мы как социум, сегодня на пике черного периода, – говорит Олекса Манн. – Произошла радикализация, разделение на «черное/белое», «свой/чужой», «наши/враги». Поэтому я занялся разработкой этого черно-белого спектра. Тут есть и автобиографические вещи, и метафорические. Ты исследуешь и социум, и себя самого, как его часть».
Выставка «Черный период» – результат совместной работы Олексы Манна с куратором Александром Михедом. И это тот случай, когда кураторская работа, в частности, экспозиционное решение, заслуживает ничуть не меньшего внимания, чем художественный материал.
В своем кураторском тексте к проекту Михед вводит образ обсидиана – черного камня, вулканической горной породы, сравнивая его с неким скоплением черноты, способной поглощать свет. И физически переносит этот образ черного в белом пространстве в экспозицию.
Согласно легенде, упоминаемой в кураторском тексте, существовал единый целостный Обсидиан, разлетевшийся на много мелких осколков. «Черный период» Манна – тоже осколки, фрагменты разлетевшейся на части реальности, а не просто калейдоскоп урбанистических пейзажей. Обсидиан использовали в разных целях, в том числе, в качестве зеркала. Отображение реальности в «черном зеркале» – пожалуй, самое исчерпывающее описание проекта Олексы Манна.
Александр Михед как куратор очень уверенно работает с пространством, выстраивая взаимодействие объектов и внутреннюю ритмику и динамику произведений так, что они вместе начинают работать ровно так, как нужно для идеи проекта. С пространством Института проблем современного искусства, одной из самых сложных киевских выставочных площадок, он и вовсе обошелся как иллюзионист. Благодаря помощи архитектурного бюро Formografia, нескольким удачных архитектурным решениям (включая текстильную конструкцию на потолке) и сознательному уменьшению выставочного пространства, художник и куратор смогли укротить огромное, съедающее любую экспозицию помещение. Этому эффекту поспособствовали рифмы между работами и оптические линии, сформированные ювелирной развеской, и две крупноформатные работы, которые Олексе Манну пришлось дописать, чтобы сломать и гармонизировать неудобное пространство ИПСИ.
Композиционный центр экспозиции – большой черный куб, задуманный Манном как camera obscura, некая оптическая иллюзия маленького мира, куда можно заглянуть. От этого куба строится вся экспозиция: от него начинается скелет выставки, черные ребра которого, как направляющие линии, расходятся к кубам поменьше.
Александр Михед говорит, что работая над экспозиционным решением выставки, держал в голове образ ящика Пандоры с человеческими грехами. По изначальному замыслу, кубов на выставке должно было быть 7, по числу смертных грехов. «Дальше идея развилась к тому, как может звучать ящик Пандоры, который ты хотел бы открыть, но не знаешь, как он будет с тобой говорить, – говорит Александр Михед.
Здесь к проекту присоединилась музыкальная составляющая в лице Антона Дегтярева/ Ptakh, который создал для проекта музыку. Дегтярев написал 7 треков, символизирующих каждый из грехов. По идее, когда зритель проходит в экспозиции мимо кубов, из каждого из них должен звучать соответствующий ему трек. А все вместе эти 7 композиций образуют восьмую, символом которой является человек как синтез различных пороков. Но в реальности что-то пошло не так. Во-первых, эта идея нигде не была артикулирована (а соответственно, не могла быть считана зрителем). А, во-вторых, звук из кубов на открытии выставки был едва слышен, а после не работал вовсе. В результате эта кураторская задумка осталась почти незамеченной.
А вот живой концерт Ptakh_Jung, прошедший прямо в экспозиции, стал сеансом настоящего музыкального шаманства и по-настоящему оправдало определение «мультидисциплинарный» в отношении «Черного периода».
В целом получилась очень продуманная (и, кажется, выверенная с миллиметровкой) экспозиция: минималистичная, как и живопись Олексы Манна, чистая и академичная, благодаря чему пластический язык художника зазвучал еще громче.
На первый взгляд кажется, что «Черный период» – тяжелая, мрачная серия, что это чистая антиутопия: такой себе пессимистичный социальный портрет в «50 оттенках черного», «постапокалипсис на районе». Но при ближайшем рассмотрении все это, напротив, оказывается утопией. Здесь есть место красоте, вере в прекрасное и фантазии о лучшем будущем. «Это наша повседневная утопия, – подтверждает Олекса Манн. – Мы никуда не денемся от реальности. Нам просто нужно ее исследовать и думать, куда двигаться дальше. Сейчас мне интереснее всего исследовать окружающую действительность. Главное тут – найти свой визуальный язык».