И что бы не говорили недоброжелатели об игре, поведении, идеях директора, актера, режиссера, музыканта, гримера и костюмера Михаила Мельника, людей, которые его понимают – намного больше. И это для актера невероятно важно: «Самые значимые события в моей жизни – это встречи с людьми, которые меня понимают, а каждое представление – это и есть встреча».
И не зря эти встречи длятся уже 2 десятка лет. За это время Михаил Мельник прошел путь от простого актера до лауреата наивысшей в Украине премии в области искусства – национальной премии имени Тараса Шевченко. Эту премию актер получил за спектакль «Грех», поставленный по мотивам произведений Михаила Коцюбинского.
А 26 ноября в театре одного актера «Крик» состоялась премьера еще одного спектакля Михаила Мельника – «Табу». Совсем недавно съемочная группа ИА «Новый мост» побывала на премьерном спектакле. Идею своей новой постановки Михаил Мельник объясняет просто и лаконично – «Табу на нелюбовь. Ничего не спасет 2-х людей – мужчину и женщину, ничего не поможет, если между людьми нет любви». Невероятно красивый по постановке спектакль, мелодично звучащий саксофон, игре на котором Михаил Мельник посвятил год, и сейчас играет произведения по нотам, сам не зная как они называются… И как это бывает у Михаила Мельника – невероятно глубокая и правдивая идея, воплощенная в игре и режиссуре.
В эксклюзивном интервью ИА «НОВЫЙ МОСТ» Михаил Мельник рассказал, о том, что не хотел бы жить ни в какой другой стране мира, что в следующей жизни прославит Украину, будучи выдающимся музыкантом, и что до последнего верит, что у наших политиков хоть на дне их души осталось что-то хорошее и светлое.
«Поступок городской власти — это поцелуй Иуды...»
Михаил Васильевич, 26 ноября состоялась премьера вашего спектакля «Табу», поставленного по мотивам произведения Льва Толстого «Крейцерова соната». Как прошла премьера и, как думаете, понравилась ли публике эта история?
Театру уже все-таки 20 лет. Поэтому я уже имею права говорить о том, что еще до премьеры знаю – понравится публике спектакль или нет. 2 года у меня уходит на постановку, я взвешиваю за это время каждую деталь. Все мои спектакли касаются тем, которые сегодня волнуют человека, а сегодня его волнует то, что волновало и тысячи лет назад. Не знаю, как я выбираю тему, наверное, я просто чувствую людей, я живу среди них и могу прочувствовать любого – от самого последнего бомжа до олигарха. И те люди, у которых есть хоть немного мудрости, думаю, смогут сопоставить те переживания, которые я показываю в постановке, с их внутренними переживаниями. Что касается самого материала «Табу», я за него был спокоен. Да, кое-что я переписывал, но в большинстве оставил все неизменным. Просто какие-то мысли убрал, кое-какие вставил свои, не больше. Я не смею переделывать великого писателя, но я должен его «дорисовать», «донасытить» сегодняшними проблемами и взглядами.
Какое основное послание людям вы хотите передать спектаклем «Табу»? Какая основная мысль постановки?
По силе, думаю, что «Табу» такой же, как был в свое время «Парфюмер». Это взрывная вещь. Людей, которые побывали на премьере, наверное, посещает такая же растерянность, как посещала многих после «Парфюмера». Основной призыв этого спектакля – табу на нелюбовь. Ведь если нет между людьми любви, их не спасет ничего – ни похоть, ни телесные наслаждении. И это касается любого возраста.
Так как мне доверяют тысячи людей, среди которых 90% молодежи, которые приходят ко мне на спектакль, мне очень важно их предупредить. Ведь просмотр спектакля может привести к разным последствиям. Возможно кто-то, кто хотел завтра подать заявление в ЗАГС, и после просмотра «Табу» перенесут это мероприятие на месяц, на два. Значит моя любовь в том, чтоб дать зрителю «таблетку», эту красивую, но горькую таблетку. Это своего рода гипноз, но не насильственный, а изнутри.
19 декабря театру одного актера «Крик» исполнилось ровно 20 лет. Как вы считаете, что кардинального произошло и поменялось за эти годы?
В самом начале мне казалось, что невероятно сложно проработать так хотя бы год, 2, а 3 – это вообще нереально… Проблемы были на каждом шагу, а теперь я понимаю, что ничего абсолютно не изменилось, что остались те же самые проблемы. Все то же самое, кроме того, что я прошел сложнейший путь от простого актера до лауреата национальной премии, и все это достигалось кровью. В прямом смысле этого слова — были рваные руки на сцене, были вывернутые позвонки, грыжи позвонков. Но это только физические травмы. Никто никогда не сможет заглянуть в тот мой болезненный внутренний мир, никто, в большей степени, никогда не заглянет в ту глубину – что там происходит, откуда рождаются все эти вещи? Я не знаю откуда – из глубины души, от чувства чего-то того, чего нельзя описать словами.
Всегда ли вы хотели быть актером? Были ли моменты, когда вам хотелось бросить свое дело?
Я всю жизнь разрываюсь между режиссером, художником, музыкантом, актером, пасечником и еще не знаю кем. Но я точно знаю, что в следующей жизни буду музыкантом, выдающимся музыкантом. После того, как я умру, отсчитайте 20 лет, и через 20 лет появится 20-19-летний невероятно способный юноша, обязательно в Украине, который ее прославит. И этим музыкантом буду я, только у меня будет другая фамилия, и я буду рожден в другой семье. Это будет выдающийся музыкант, ведь я не воплотил это в своей жизни, я только в 52 взялся за саксофон. Очень жалею, что не выучил нот. Я играю по нотам, но как они называются, я не знаю. Такого же не бывает.
А на какие средства сегодня существует театр?
На свои средства – на те, которые зарабатывает. «Крик» – это муниципальный театр. Из городского бюджета нам выделяют средства на зарплаты работников. Мы покрываем коммунальные расходы, на нас теперь еще и аренда полностью будет висеть. С нового года город отказался платить за аренду. Раньше же как было? У нас был 3-сторонний договор.
Горсовет, за то, что я тут нахожусь (ред. – в Доме архитекторов) обещал со своей стороны какие-то презентации, какие-то земельные участки отдавать под застройку архитекторам. Архитекторы говорят, что никто ничего не давал. И тогда они сказали, что выставляют нам аренду по минимуму. Я их уважаю и прекрасно понимаю. Я обратился в горсовет и таким образом моментально возник вопрос о том, чтобы театр переехал неизвестно куда. Понимаете? Или давать 11-12 тыс. грн. в месяц - то, что просят архитекторы или не давать ничего, и сделать вид, что они дали мне помещение. Но это же просто издевательство, это поцелуй Иуды. Это унизительно – театру, который является визитной карточкой города, в который приезжают люди со всей Украины, и с других стран, зная, где он находится, предлагать окраину города, 4 стены с крысами? Я вам больше скажу – я работаю в этом театре на 1,5 оклада. Театр одного актера единственный в Украине такого плана, в этом театре есть 1 актер и вся работа висит на мне. Так вот, этот актер не имеет права работать на полный оклад. Как директор я работаю на оклад и на половину оклада как актер театра одного актера.
Я же их не прошу оплачивать мне гастроли, премии и так далее, хотя по закону они должны. Я не прошу! Я за 20 лет так и не добился от горсовета объяснений на что же я имею право. Скажите мне, если наши слуги народа на таком уровне не могут решить проблему, ни управление культуры, никто, то, как они вообще могут что-то решать? Люди, они отроду вам ничего не сделают, не надейтесь!
Вы знаете, я страшно не люблю о ком-то говорить плохо. Может Иван Иванович, на самом деле не имеет на них никакого влияния… я не знаю… у меня наступает какое-то такое отчаяние, когда я начинаю об этом говорить. Когда-то я топал ногами, а теперь у меня отчаяние…
«После Вашего театра небо стало другого цвета...»
Каким бы вы хотели видеть свой театр? О чем вы мечтаете?
Я же знаю, что я умру, и теперь я по-иному смотрю на жизнь. Когда-то я думал, что переделаю весь Днепропетровск, а потом всю Украину, а потом весь мир… ну а теперь я знаю, что я не успею. А значит, я не имею права мечтать! Тем более при таких условиях, когда за все, даже свое приходится бороться.
Люди либо очень любят ваши спектакли, либо достаточно резко высказываются о вашем творчестве. Приходилось ли вам сталкиваться с безразличием людей к вам?
Нет. Кроме того, я могу с уверенностью сказать, что тех, кто меня понимает – 99%. Об этом свидетельствую слова в моих книгах отзывов. Их у меня уже 12. Там огромное количество высказываний – сотни тысяч и ни одного негативного. Один из киевлян как-то написал: «После вашего театра небо стало другого цвета», как-то так, но написано было намного красивее. И таких много, но разве все запомнишь…
Хотели бы вы, чтоб ваши дети продолжили ваше дело?
Я сделал все, чтобы мой сын не был в искусстве. Я бы мог одним щелчком пальцев устроить сына в театральный институт, тем более, что у него есть способности к этому. Но я не хочу!
Он поступил в строительную академию на архитектора, и я не считаю, что это хуже. Он может достичь не меньших успехов, чем папа. Так это будет реально воплощено в этих несчастных городах. Может хоть он внесет что-то новое, свое, и люди перестанут строить эти площади, где нельзя ходить ногами – там только столбы стоят.
А дочке сейчас 9 лет . Если не будет явно выраженного таланта, то не пойдет в искусство. Мне не нужно чтоб дочь была несчастным человеком. Она и так будет несчастной, если с талантом будет в искусстве, а без таланта – еще больше. У каждого своя миссия и он должен нести ее.
Как человеку, который еще не знает в чем его миссия, понять это?
Не кривить душой, прислушиваться к ней и к себе. Душа обязательно проявится. Я пытался идти по жизни не подло. Почему я создал театр одного актера? Потому что я не хотел никому дорогу переходить. Я сделал то, чего никто не делал, я не мог ни у кого украсть. Я знал, что был театр у Райкина, но у него была комедия! А мне нужно было что-то сделать серьезное. Я и создал «Гайдамаки». Выяснилось, что тогда я состоялся как режиссер. Если бы этого не было, то не было бы и «Крика». Тогда я поставил то, что немыслимо было поставить. И вдруг на «Гайдамаки» пошел зритель, и тут я понял, что бог мне нашептал на ушко: «Иди, сыночек, это будет невероятно сложно и ты назовешь этот театр «Криком» и он будет всю жизнь таким…».
«Нет ни одной страны, где мне было бы так горько, как в Украине, но ни в какой другой стране я бы жить не хотел».
Существует мнение, что мысль материальна и все о чем думает или тем более переживает человек, к нему обязательно притягивается. Не думаете ли вы, что постоянно показывая страдания, вы их притягиваете?
Нет, наоборот. В театре зритель очищается, он выходит отсюда и начинает смотреть на мир другими глазами, у него промывается все внутри. А вы спросите у людей, что происходит с ними через 3 дня? Почему они приходят по 10 раз сюда, как на подзарядку? Почему наблюдается такой неимоверный подъем? Это же невесело, это же не Задорнов. А ведь доказано учеными, что от смеха человек устает и наступает пустота. Ни один раз проводили эксперимент. Взяли 2-х мышек и сделали им больно – надрезали лапку обеим в одном и том же месте. Кроме того, одной из них поместили в глаз соринку, которая все время раздражала глаз и оттуда постоянно текла слеза. И у этой мышки на 2-й день рана начала затягиваться, а на 3-й день так затянулось, как-будто бы ее и не было . А у той, которая не плакала, рана загноилась. Так и у меня в театре.
Какие в вашей жизни самые важные события?
Самые значимые события в моей жизни – это встречи с людьми, которые меня понимают, а каждое представление – это и есть встреча. Ну что может быть важнее?
А хотели бы жить в какой-нибудь другой стране?
Никогда и несмотря ни на что. Нет ни одной страны, где мне было бы так горько, как в Украине. Вот с одной стороны вроде и звание есть, да? Вроде страна то и не обошла… Но…
Насколько важна была для вас премия имени Тараса Шевченко и помогает ли она вам сегодня?
Ну, я же не буду на каждом шагу говорить, что я единственный за 30 лет в области, который получил национальную премию. Представьте себе. Я теперь даже не о себе говорю – о других. Это наивысшая награда в Украине . Это выше чем государственная премия. Итак, Днепропетровск знает, что Мельнику – гражданину Днепропетровска, президент вручил премию и все знают, эта премия была честно заработана. Как должен Днепропетровск встретить этого человека? Может меня мэр встретил или губернатор? А по идее губернатор должен стоять с хлебом и встречать. А знаете кто стоял? Мои студенты из горной академии и университета и я был очень сильно впечатлен тем, как меня встретили. И больше никого из тех, кто должен был там быть... Жизнь – это огромная неправда, мои милые, мои следующие поколения.
«Днепропетровск — это город испытания себя, город мучения и огромной любви к людям»
Что для вас Днепропетровск?
Меня, кстати, никто никогда не спрашивал об этом, но вот сейчас в голове пронеслось: место испытания себя, город мучения и огромной любви к людям. Нигде, наверное, я не научился так любить людей, как в Днепропетровске. Думаю, что в Киеве меня бы там приняли хорошо и любили любого, только бы я на украинском разговаривал и был таким симпатичный каким я есть. А в Днепропетровске мне нужно сдирать с себя кожу, предлагать и еще тогда, когда ты вырвал сердце и предлагаешь его, еще найдется кто-нибудь, кто скажет: «Так у него же не настоящее сердце в руке».
Почему тогда остались в Днепропетровске?
Чтоб сказать: ну ты же человек, ты намного лучше, почему ты хочешь казаться хуже? Я тебе говорю – ты красивый, а ты мне говоришь – нет, я урод. Почему? Я же не могу всю жизнь заниматься только тобой, чтоб в конце жизни ты со мной согласился? У меня есть еще тысячи людей, которым я должен успеть сказать, что они чудесные.
А какие любимые места в городе?
Набережная. Однозначно. И мне очень грустно, что мне все больше и больше кто-то наступает на глаза на горло, перекрывая воздух, перекрывая доступ к моему Днепру своими кафешками. И получается, что нашу с вами набережную купили и даже не спросили хотим ли мы чтобы на берегу Днепра стоял корабль-ресторан и чтоб в реку сливали всякие нечистоты.
Если бы я был руководителем, я, наверное, спрашивал о каждом таком шаге разрешения у людей. Я бы держал соцслужбу, платил бы им зарплату и она бы изучала общественное мнение. Это же так просто. Если бы я был на месте мэра, то меня бы любили, я бы сделал из этого города куколку.
Как отдыхаете?
Я иду на набережную…Кроме того, я рыбак – очень люблю рыбалить, но из-за саксофона в последнее время не ездил на рыбалку. Я год посвятил саксофону. Вы представляете какая это сложная вещь? Знаете ли вы что саксофон сложнее скрипки? Когда я пришел в консерваторию, мне сказали: «Может все-таки лучше на скрипке?» А я говорю: «Нет – саксофон мой друг - это мужчина, я с ним разговариваю». У меня 7 композиций – это фактически концертная программа.
У вашего отца была очень сложная судьба. Чему саму значимому вы у него научились?
За свою жизнь отец нарисовал более 2 тыс. картин. Это при том, что он был инвалидом. У него не было рук до локтя, одного глаза и еще он был глухим. Но он выкормил нас четверых. Отец был таким же веселым, как и я, у меня его характер. Он научил меня смотреть на мир творческими глазами, а когда ты смотришь творческими глазами ты понимаешь, что мир гениален и ты хочешь его как-то украсить и делаешь это. А другой человек останавливается и восхищается, и от этого ты кайфуешь…
Кого вы считаете своим учителем?
Бога. Ибо не сотвори себе кумира.
Как в нескольких словах вы можете описать свой театр сегодня и его влияние на зрителя?
Я 2 года ставлю спектакль. Все взвешиваю, все мотивирую и еще что-то свое накладываю а кто-то приходит, смотрит 15 минут и говорит: «Это нужно запретить». А ты до конца досмотри, не спеши делать выводы. Я не виноват, что посыл этот в тебя попал. А если и виноват, то и делал это именно поэтому что назвал театр «Криком», а не, например, «Исподтишка».
Если бы театр назывался «Уют» или как-нибудь еще, то зритель получил бы соответствующие ощущения. А «Крик» – это мельница, куда стекается много душ, и эта мельница мелет муку, а туда же ведь попадают разные души и не только зерно, там и камни есть, и их нужно так перемять, чтоб человек не почувствовал их. А внутри что-то изменилось. Вот на картине моего отца мельница на горе стоит и к ней много дорог со всех сторон ведут…