«Вороны» (Korparna)
Чуть менее года из жизни шведской фермы в 1978-1979 годах. Где-то в начальных сценах он заставляет вспомнить чуть ли не «Каменный крест», когда главный герой и хозяин фермы Агне выкорчёвывает из земли здоровый булыжник и отвозит его на холм таких же, отобранных у земли поколениями его семьи на протяжении десятилетий. Эта ферма, на которой живёт семья из четырёх человек, как и в украинской классике, тоже дышит на ладан, но в каждом поколении на ней рождается сын, который продолжает дело отца. Старший сын Агне по имени Кристе не горит желанием это делать. Годовой природный цикл на ферме в «Воронах» проходит под давлением предстоящего конфликта.
Как и многие дебютанты, Йенс Ассур выбрал почти герметичную историю в строго контролированном пространстве. Здесь только два значимых героя для фильма, отец и сын, причём только второй покидает её пределы во внутрикадровом пространстве. И эти его коммуникации с окружающим миром по-своему подчёркивают те выходы, в которые направляются его желания и устремления – робкий, почти ещё детский роман с приезжей девочкой из Стокгольма, наблюдения за птицами, посещение передвижной библиотеки или выезд семьи (без мужа) на море – шведские фермеры на отдыхе, кстати, проводят время не менее сурово, чем во время работы. Эта история разворачивается почти без слов, потому что его герои не могут и не умеют канализировать свои чувства, эмоции и даже, кажется, мысли. Больше всего это заметно по Агне, который буквально есть воплощением изнуряющей ежедневной работы на протяжении многих лет. А его понимание того, что сын не желает встать на его место, вырождается в чудовищные поступки.
Но наверное главный герой этого фильма, и точно самый зловещий, - это сама ферма и окружающая природа. Люди здесь выглядят больше их заложниками, чем хозяевами, но бросить не могут, потому что это значило бы отрезать пуповину, связывающую их не с одним поколением. Это очень мрачная и немногословная картина, но её восхитительная, почти графическая красота, которую очень чисто и ясно выражает операторская работа Йонаса Аларика, наращивает с переменой времён года слои, приобретая эпические черты, и превращается в угрюмую притчу о перемалывании индивидуальности молохом, который называется семья. Это не первый и не последний фильм в конкурсной программе на тему поколенческих конфликтов в семье, которая в последние годы стабильно занимает очень прочное место в основной программе, но один только этот шведский фильм способен сделать так, что «Молодость»-2018 спустя годы можно будет вспоминать с теплотой. Вернее, поёживаясь.
«Ретабло» (Retablo)
«Ретабло» - копродукция нескольких стран, долго шедшая на экран и собиравшая средства на съёмку с мира по нитке, от министерства культуры Перу до краудфандинга на Indiegogo, и получившая помощь и поддержку от ряда фестивалей и организаций по всему миру. Это снова история про отца и сына, но в отличие от «Воронов» «Ретабло» - это рассказ от лица сына, хотя эти два фильма в паре удивительно созвучны не только в теме наследственности занятия, передаваемого от отца к сыну, и даже характера конфликта, но и в схожести героев. Но «Вороны» - это история намерений героев и насилия, которое делает их такими, какими они есть. «Ретабло» делает эту схожесть сердцем повествования. Он не столько переходит в болезненный конфликт между героями, сколько в познание себя через конфликт с миром.
Фильм рассказывает Ноэ, про мастера ретабло – традиционной для Южной Америки формы народного религиозного искусства, которое обычно строго регламентировано и выполняется мастерами, у которых это ремесло передаётся по наследству. Обычно оно имеет форму или посвятительных картинок святым или, как в нашем случае, своеобразных форм алтарных образов в виде ящиков, вертикально разделённых на три поля с фигурками святых и посвятителей, вылепленных из картофельного теста и раскрашенных. Ноэ живёт с сыном Сегундо и женой Анатолией в небольшой деревушке, ведёт простую и благочестивую жизнь, периодически ездит с сыном сдавать небольшие ретабло в город, где их продают туристам, и выполняет крупные ретабло по заказу для семей или церквей. В один день, во время поездки с отцом в город, мир Сегундо, как любят писать синопсисы к этому фильму, оказывается потрясённым до основания. Каким образом – это ещё небольшой спойлер, но всё-таки уже он.
Одна из прелестей «Ретабло» и в том, что фильм ухитряется вырастить на характере этого «потрясения» недолго живущую, но всё-таки интригу, которую вдобавок выразительно разрешает без всяких слов. В целом, одно из главных достоинств у этого перуанского фильма – его простая и изящная структура, которая не нова, но не пропускает всех важных точек этой драмы и размещается где-то между живописным реализмом, очень живописным реализмом и стилизованными виньетками, которые выглядят родственными самим ретабло с их почти средневековой цеховой формализацией продукта.
"Лысая гора" (Лиса гора)
Украинский хоррор, наверное, рано называть многострадальным. Несмотря на то, что первый образец того, что можно было бы назвать первым украинским хоррором, появился ещё в 1991 году. Это был «Градус чёрной луны» Натальи Киракозовой, далеко не безупречный, но достаточно любопытный фильм, каким-то странным образом отсылающий к тропам чуть ли не классического американского хоррора 30-х годов, но развивающегося в изувеченных индустриальных объектах советской эпохи. Однако пока наше кинонаследие 90-х не только не переосмыслено, но и по большей своей части отвергнуто, то первым принято считать не связанное с прошлым, а повторяющее по складам за мировым настоящим, то есть, «Штольня» Любомира Левицкого. С тех пор зритель уверенно, но не так чтобы регулярно страдал на украинских произведениях в этом ни в чём не повинном жанре, произведения которого старались воспроизвести те или иные конвенции мирового, чаще американского, жанрового кино.
«Лысая гора» выглядит маленькой победой пусть в одном и очень узком сегменте, но это уже радостно. Этот фильм выглядит компиляцией нарративных шаблонов и элементов, выдернутых откуда попало и иногда никак не соединённых, но в одном он достаточно убедителен – он действительно использует и, довольно эффектно, саму локацию – киевский парк «Лысая гора».
Туда, практически только познакомившись, отправляются Майя и Марк, чтобы узнать (?) судьбу матери Майи, которая пропала там уже довольно много лет назад, но эта травма не даёт девушке покоя с тех пор. Место это неприветливое и пользующееся дурной славой («там пропадают люди»), поэтому Марк в порыве продолжения знакомства, предлагает себя в компаньоны. Там пара быстро теряется, а потом оба героя, разругавшись, оказываются сами по себе. Но заскучать и отчаяться им не дают появившиеся другие прогуливающиеся по горе люди. Например, Майе встречается мужчина с выбритой половиной головы, зародышем ветхозаветной бороды, в плаще и с посохом, представляющийся Авраамом. На этот месте надо ойкнуть или хотя бы напрячься, но, в общем, тон кино этого не совсем подразумевает. Тем более, выбор имён в украинском кино не всегда значит то, что в этом имени есть что-то необычное. Короче, Авраам предлагает вывести девушку из лесу, но оказывается ни Моисеем, ни Иваном Сусаниным, а чем-то третьим. Марк где-то в том же лесу переживает схожие приключения, которые закончатся для всех трагически, ужасно, топором и огнестрельным оружием.
Как уже говорилось, «Лысая гора» действительно неплохо использует всё то, что можно найти на Лысой горе в Киеве, включая остатки Лысогорских укреплений и способно если не напугать, то пару раз напрячь. Конечно, это не значит, что эти эпизоды крепко вписаны в общую канву фильма – концептуально это очень сегментарный фильм, который подчиняется, скорее, прихотям и нуждам автора, который счёл необходимым свалить их всех вместе, не скрепив как следует. Это где-то очень характерный фильм, подобный произведениям, которые полностью контролируются одним человеком вне всякого индустриального сообщества. А кино, тем более жанровое, - это в первую очередь произведения, построенные на сотрудничестве разных людей.
В данном случае этим одним человеком стал Роман Перфильев, который выступил как мультиинструменталист в этом фильме, став его режиссёром, сценаристом, продюсером и почти что всем остальным. Во многом недостатки «Лысой горы» – как раз эта центрированность фильма вокруг одного человека, в отличие от индустриального продукта, который прочёсывают, верифицируют, проверяют иногда десятки людей. Причём эти недостатки нельзя сравнить с артистичным наивом или сладостным безумием режиссёров-аматоров, которых было много в США, например, в 1970-х годах. Ярким примером, например, был Дон Долер, совершенно у нас неизвестный. Стоит надеяться, что Роман Перфильев – это, скорее, Уильям Гирдлер, - очень любопытный режиссёр той же декады, первые работы которого были очень аматорскими со всех точек зрения, в том числе и технически ужасны. Гирдлер попал в индустриальные круги уже к середине 70-х и его фильмы постепенно прибавляли во всех смыслах, а последний фильм «Маниту», до его смерти в авиакатастрофе в 1978 году, - это крепкая, хорошая и уже мастеровитая жанровая работа. Собственно, такого же пути хочется пожелать и Роману, кроме, конечно, финала. «Лысая гора» сразу даёт понять, что его работа находится в рамках конвенциональных когнитивных норм с технической точки зрения, если так можно выразиться. Пусть и фрагментарно, но эта работа понимает и как эти нормы строятся и зачем они, собственно, нужны. Ей не хватает работы других людей.