В этой исторической картинке – вся соль взаимоотношений Каталонии и остальной Испании. Так было всегда – и так будет всегда, по крайней мере, до тех пор, пока над административными учреждениями Каталонии не взовьются флаги новой республики.
Перед резонансным референдумом в Каталонии взгляды внешних наблюдателей разделились – как это бывает с любым по-настоящему историческим событием. Разделились они и в нашей стране: кто-то сочувствует каталонцам, кто-то считает, что на Пиренейском полуострове возникает «еще одна ДНР», кто-то уверен, что таким путем независимости не достигают. И такие оценки связаны зачастую не столько с пониманием ситуации, сколько с отсутствием информации или желанием проводить слишком уж прямые параллели.
Первое, от чего следует отказаться – так это от попытки оперировать терминами «каталонцы – не испанцы» или «Каталония – это Испания», просто потому, что никакого смысла в этих утверждениях нет. Каталонцы, вне всякого сомнения – испанцы, а Каталония – это Испания, так как словом «Испания» обозначается объединение разнородных территорий Пиренейского полуострова – всех, за исключением Португалии, которая, впрочем, тоже недолго была Испанией и до сих празднует свое отделение от соседней страны как главный государственный праздник. И в этом смысле каталонцы ничем не отличаются от португальцев. Да, они испанцы, но они – не кастильцы, не арагонцы, не галисийцы, не баски и так далее.
И этнические каталонцы в большинстве своем не хотят жить в государственном союзе, который называется Испанией и является историческим результатом политических и династических договоренностей Кастилии и Арагона. Это не только языковое и этническое, это еще и политическое различие. В Испании есть и другие каталоноязычные сообщества – Валенсия или Балеарские острова – но там никакого движения за независимость не наблюдается. Как не наблюдается никакого движения за независимость в Галисии, на родине генералиссимуса Франсиско Франко – хотя жители этой граничащей с Португалией провинции говорят на языке, подозрительно напоминающем португальский и похожи на португальцев намного больше, чем на кастильцев. Тем не менее, галисийцы уверены в том, что они – испанцы и никто никогда не воспринимал историческую столицу их Родины, Сантьяго-де-Компостела, как португальский город.
Во-вторых, следует понимать, что от туристического «я не заметил никаких различий» за версту пахнет Россией, жители которой не замечают никаких различий не только в Барселоне, но и в Киеве, Эдинбурге и, кажется, даже в Бишкеке. Каталонцы – действительно другой народ, который говорит на языке, отличающемся от кастильского (испанского) не меньше, чем французский от кастильского или украинский от русского. Из этого, конечно же, автоматически не следует, что каталонцы обязательно должны жить в другой стране, это просто необходимо знать.
В-третьих, важно понять, что «бедная Испания» в своем стремлении во что бы то ни стало сохранить Каталонию ничуть не похожа на Украину. Она, скорее, похожа на Россию или на бывший Советский Союз. А вот на Украину похожа сама Каталония. И своим стремлением к независимости, которое многим кажется алогичным – они же такие же как испанцы (русские) вот пускай вместе и живут! И состоянием умов в обществе, которое очень напоминает украинское.
Потому что это общество состоит, как минимум, из трех групп населения. Первая, наиболее сплоченная – это этнические каталонцы, которые хотят независимости и смогли не просто провести сторонников этой идеи в парламент провинции, но и обеспечить им стойкое большинство. Вторая – это часть этнических каталонцев, которые либо в силу убеждений, либо в силу смешанных браков, либо в силу работы в общенациональных структурах являются противниками независимости. И третья – это, собственно, живущие в провинции некаталонцы, которые, разумеется, хотят чтобы Каталония оставалась в Испании. Вместе вторая и третья группа является серьезным противовесом первой. Именно поэтому каталонские власти действуют так, как действуют. Почему – разговор ниже.
В-четвертых, нужно понять политическую и стратегическую логичность действий каталонских властей, которые ведут свою Родину к независимости в ситуации, когда с точки зрения испанского права этого достичь просто невозможно. Многим за рубежом может показаться странным поведение главы Каталонии Карлеса Пучдемона, инициировавшего заранее обреченный референдум и обещающего провозгласить независимость буквально на следующий день после подведения его итогов. Но хотелось бы напомнить, что три года назад во главе Каталонии был совершенно другой человек – Артур Мас, инициировавший проведение неофициального опроса за независимость. Мас был отдан под суд, ему запрещено занимать государственные должности. Но процесс продолжился с новой силой. И если сейчас испанскому правительству удастся его остановить, сместить Пучдемона, распустить каталонский парламент – в следующем парламенте оно получит еще более сильную «фронду». И вот почему.
Я уже указывал, что каталонское население делится на три группы – условно говоря, «каталонцев за», «каталонцев против» и «испанцев». Поэтому сторонников независимости в Каталонии – не больше половины населения. А вот людей, обладающих общим политическим сознанием – подавляющее большинство: не случайно социологические опросы зафиксировали, что 85 процентов жителей Каталонии хочет участвовать в референдуме, но отнюдь лишь 44 процента выступают за независимость. Поэтому власти в Барселоне заинтересованы в том, чтобы правительство в Мадриде своими действиями способствовало сближению взглядов всех каталонцев. К тому же сам факт усиления ирредентистских настроений может привести к оттоку из провинции некаталонского населения, как и к тому, что перестанут переселяться новые потенциальные жители из других регионов Испании. Это очень важно для будущего успеха движения за независимость.
В-пятых, нужно понимать, что у сторонников каталонской независимости сейчас действительно исторический шанс для эскалации процесса. Испанское национальное единство – большой миф. Испанское общество со времен гражданской войны (если не намного ранее) расколото на победителей и проигравших, франкистов и республиканцев. Когда у власти были духовные наследники республиканцев – социалисты – они смогли затормозить процесс сецессии, предоставив регионам широкие автономные права, то есть вернуться к политическому наследию Испанской Республики. Против таких договоренностей тогда выступала оппозиционная Народная партия во главе с нынешним премьером Мариано Рахоем.
Эту партию, при всех оговорках, можно назвать духовной наследницей франкистов с их верой в унитарную Испанию. Но при наличии этой веры у Рахоя нет ни рычагов, ни реальных возможностей изменить ситуацию. Он – слабый премьер, у которого нет даже большинства в парламенте, в отличие от его каталонского оппонента Пучдемона. Любая ошибка в Каталонии может стоить Рахою политической карьеры, Народной партии – сохранения власти, Испании – экономической стабилизации. И не нужно думать, что в Барселоне этого не понимают. Каталонские власти буквально подталкивают Рахоя к пропасти, рассчитывая, что рано или поздно он обеспечит им нужное большинство сторонников независимости. А договоренностей о будущем Каталонии они будут достигать уже не правыми, а с левыми. И это исключит проблему с европейским будущим Каталонии.
Потому что – и это следует понимать в-шестых, то, что происходит с этой испанской провинцией – свидетельство серьезных проблем в ЕС. Само существование ЕС помогло решить многие казавшиеся вечными споры и «склеить» разделенные между разными странами регионы, где проживают одни и те же народы – вспомним, для примера австрийский и итальянский Тироль. Но одновременно появление ЕС позволяет задаться вопросом: а нужно ли мне национальное правительство, которое я считаю «чужим», если у меня уже есть бюрократия в Брюсселе? Зачем Барселоне общаться с Брюсселем через Мадрид?
В этом смысле – как ни парадоксально это прозвучит – у Великобритании после выхода из ЕС больше шансов сохранить – хотя бы на время - территориальную целостность, чем внутри ЕС. Потому что теперь уже сам Лондон становится «столицей Союза» для Шотландии, не делегируя эту функцию никому другому. А Мадрид – больше не «столица Союза», это столица одного из государств на Пиренеях. Ну и почему этих государств не может быть три, а не два?
При этом в самом Евросоюзе просто не отдают себе отчет в этом вызове и предпочитают его не замечать, уверяя, что происходящее – просто внутреннее дело Испании, а Каталонии придется пройти все этапы вступления в ЕС в случае ее отделения. Но такая позиция отнюдь не свидетельствует о реалистичности восприятия новых проблем. Каталонский кризис – не первый и не последний такой кризис в Евросоюзе и Брюсселю следует найти механизм посредничества между национальными властями и «мятежными регионами», понимая, что для этих регионов именно Евросоюз стал новым «центральным правительством».
И, наконец, последний, седьмой момент. Исторический процесс невозможно обмануть. Именно поэтому я ничего не писал об экономике, ставшей важным триггером каталонского ирредентизма. Каталонцы боролись за свою свободу и тогда, когда не руководствовались экономическими интересами, и тогда, когда им казалось, что без Испании они будут жить богаче. В конечном счете, не экономика, даже не языковая общность или ее отсутствие а демография может ускорить или затормозить процессы разделения разнонациональных территорий. Со смешанным населением, которое живет общегосударственными интересами, гораздо труднее провозгласить и удержать государство чем с народом, ощущающим единство именно с данной территорией. А вот когда такой народ начинает преобладать и ощущать, что соседи по государству – или даже собственные соседи по дому – отказывают ему в политической субъектности – тогда история начинает развиваться быстрее и появляется шанс.
Происходящее сейчас в Каталонии – всего лишь попытка такой шанс обеспечить.