Позднее я много читал Библера. Я пытался насытиться, укрепиться его мудростью. К примеру, таким: «Чувство собственного достоинства – ещё не нравственность, но это условие, без которого невозможен никакой, даже самый малый, зачаток нравственного поведения». Тогда, в самом начале нашей государственной независимости, я не раз пытался уговорить наших парадно-патриотичных университетских начальников пригласить Библера в Киев, к студентам. Увы, не получилось, великий Библер не говорил по-украински… Также, как и многие другие мудрецы, готовые принести свои знания в столь любезную им Украину. Жаль, быть может такая иммунизация чужой мудростью несколько отрезвила бы нашу провинциальную элиту.
В стране, где 9% взрослых дееспособных граждан намерены голосовать за потомков тирана Сталина, за их демагогию, за их ложь, нет необходимости восстанавливать память сталинских жертв. В стране, где всерьез, без иронии учрежден государственный комитет по контролю за моралью, не видящий и не слышащий тотального имморализма законодательной и исполнительной власти, нельзя всерьез говорить о справедливости, человеческом достоинстве и прочих патетических категориях.
— Семен Глузман
Очень-очень давно, задолго до перестройки-гласности, задолго до обретения нами государственности, в IV веке нашей эры богослов, архиепископ Александрийский Афанасий заметил: «Бог может всё, но он не может спасти человека без самого человека». Почти две тысячи лет, а мысль всё также актуальна. Мой коллега, известный немецкий психиатр (и – выдающийся философ!) Карл Ясперс уже в средине ХХ века записал: «Бог не говорит людям прямо, чего он хочет. Необходимо огромное смирение в незнании. Вопросы Иова не получают ответа. Вершину такого смирения олицетворяет старец Иеремия».
Знаю, касаюсь запретного. Об этом в Украине говорят мало и никогда – вслух. Сотни новых храмов, а верующих – всё меньше. И среди священства, и среди прихожан. Мистический, религиозный опыт предрасположен к молчанию, только в этом случае он завершается блаженным слиянием с Абсолютом. Вера в идола, языческая вера не требует нравственности. Здесь достаточно и одного лишь ритуала. Здесь вера–страх. Совсем иное вера-любовь. Вера, как и нравственность, всегда лична. Понимаю, нравственные убеждения, как и идеалы, и цели людей не подлежат властно-законодательному определению. Право не должно вторгаться во внутреннюю свободу, ибо юридическими средствами нельзя обеспечить существование любви и добра.
Нравственность всегда лична. Мой старший друг и учитель Иван Алексеевич Свитлычный исповедовал этот принцип. Даже в лагере, где жизнь диктовала совсем иные паттерны обыденного поведения. Он не философствовал, не говорил об Абсолюте, не изрекал патриотические банальности. Он так жил. Мне действительно повезло с Учителем. А ещё мне повезло увидеть настоящего верующего. Глубокого, искреннего христианина Степана Мамчура. Да, именно там, в лагере. Где легче почувствовать фальшь.
Столько мудрых, искренних людей предшествовало нам! Учиться бы, запоминать… А мы всё ждём указаний свыше. Кто из чертогов Абсолюта, кто из администрации Президента. Он, Абсолют не говорит нам прямо, для получения Его знаний необходимо приложить усилия, не только интеллектуальные, но и нравственные. Ну, а Президент…он с нами вообще разговаривает редко, трудно ему с нами, ох, как трудно.
Знаю, уверен: был бы с нами Иван Алексеевич, что-то и в нас было бы иным. Лучше, искреннее, что ли. И Библер с иными последними могиканами российско-европейского интеллекта до изнеможения, до хрипоты выступали бы перед нашими студентами. Несмотря на полное незнание украинского языка. А в результате, глядишь, и наши выборные предпочтения были бы иными. И не было бы законодательного рукоблудия господина Чечетова. И языковых инициатив Кивалова-Колесниченко.