Во всех пресс-релизах, а также в финальных титрах картины указано, что “Фауст” – завершение сокуровской тетралогии о власти. Впрочем, эта картина дополняет фильмы “Молох”, “Телец” и “Солнце” так же, как любая универсальная история дополняет частные случаи из практики. Сюжет о докторе Фаусте, выменявшем у дьявола свою душу на бессмертие, является бесконечной и открытой для всяческих интерпретаций историей, на которую можно, при желании, как на каркас, натянуть и рефлексии о тиранах, и размышления о бесконечных склоках разума и веры, и многое другое.
Тем не менее, после просмотра “Фауста” в мозгу отпечатывается еще один слой повествования: тот, о котором в приличном постмодерном обществе не принято говорить, и который так сложно воспроизвести в кино. Дело в том, что Сокуров, играя с Фаустом, возвел его, вместе с неуклюжим, но все равно до озноба запредельным Мефистофелем (именуемым в фильме не иначе, как Ростовщиком) в ранг вестников о вечном - о прениях бытия и небытия, добра и зла, плотского и духовного.
Копошась во внутренностях щедро показанного чуть ли не с первых кадров покойника, Фауст ищет ни что иное, как душу человеческую. Игнорируя голову (мол, ничего хорошего там нынче и не сыскать), проворный доктор ощупывает сердце, печень и кишки на предмет возвышенного. Стоит ли говорить, что ничего подобного от там не находит. Равно как не находит ни в философских изысканиях, ни в астрономии (если кометы – всего лишь газы вселенной, то что говорить о нас в вами, человечишках), ни даже в прекрасной Маргарите, желание овладеть которой застлит умному доктору полагающийся по статусу образованного человека разум.
Плотское тянет Фауста на дно, в то время, как сам он пребывает в полнейшей уверенности в том, что вот-вот достигнет вершины. Самый главный интеллектуальный герой последних трех сотен лет превращается в антигероя, живущего по зову своих желаний. В кои-то веки пафосная самоидентификация умных мира всего с сомневающимся и страдающим Фаустом показывает свою изнанку. Перестав быть героем в его классическом понимании, Фауст по Сокурову не перестал быть героем нашего времени, с которым - к сожалению, или к счастью - приходится считаться.
Болезнь Фауста - стремление стать богом, прыгнуть выше головы, оседлать дьявола - называйте как угодно - извечный хтонический диагноз интеллектуалов, которые порой озабочены не столько поиском истины, сколько алхимическими реакциями, созданием гомункулуса в пробирке и прочей ересью, которую умные люди привыкли связывать с ценностями просветительства. В конце концов, все это складывается во вполне логичную, но оттого не менее пугающую картину апокалипсиса: убив человека, практически затоптав своего талантливого ученика, растлив невинную Маргариту и измотав самого черта, Фауст добирается до края земли, но не собирается останавливаться. “Вперед, вперед!”, - кричит ослепленный фантазмами о власти и истине Фауст.
В какой-то мере, “Фауста” Сокурова сложно расценивать именно как завершение тетралогии о власти. Строго говоря, завершать серию изобличающих диктатуру фильмов работой, проспонсированной с барского плеча Владимира Путина, кажется немного неуместным. Тем не менее, “Фауст” - настолько мощное, практически Брейгелевской глубины, полотно, что нет нужды заносить его в ретроспективы автора на заданную тему. Если и говорить о каких-то тетралогиях, то сокуровский “Фауст”, скорее, дополняет серию, состоящую из “Меланхолии” Ларса фон Триера, “Туринской лошади” Белы Тарра и “Елены” Андрея Звягинцева. Растоптав последние крохи здравого смысла, а заодно и пару миллиардов сородичей, человечество, гордо вознеся факел знаний и прогресса, шагает к пропасти.
В прокате с 22 марта.