Все фильмы Лозницы – о свободе и власти. «Майдан» и «Событие» – о порыве к свободе, о человеческой возможности объединяться в противостоянии власти, за собственные права и достоинство. Достоинство в данном случае имеет совершенно определенное значение, как категория гражданского, гарантированного правовым полем, а не частное или интимное. «Аустерлиц», «День победы», «Кроткая» – о неизбежной потере достоинства в ситуации несвободы, подмены конкретного права конкретного человека верховенством идеи порядка ли, справедливости, победы над мировым злом, достигнутой раз и навсегда.
Свобода и достоинство признают существование границ. Только власть стремится к тотальности и диктатуре, которая отнюдь не ограничивается системой жесткой вертикали. Беззаконие – идеал тотальной власти. Отсутствие верховенства права. Оно ввергает в состояние постоянного мрачного ожидания беды, насилия, которым проникнута «Кроткая». Если беда, унижение не случаются, это говорит лишь о том, что они ждут тебя дальше и, возможно, в еще более отвратительной форме.
Абсурдность сна, видения гротескного застолья, которую Лозница дарит измучившемуся зрителю «Кроткой» резко, но своевременно перебивая становящийся мучительным саспенс, – хирургически просчитанное решение. Завершающая его сцена насилия хоть и впечатляет животной убедительностью, при том, что на экране почти ничего не разобрать в темноте, но оставляет зрителю право решить, касается ли увиденное реальности, или венчает кошмар сновидения. В «Донбассе» режиссер беспощаден уже окончательно.
Поколению хипстеров, спасающемуся от фрустрации непонимания собственного места в мире и процессов, в нем происходящих, свойственно желание «поорать». Над всем, что видится ими отсталым, несовершенным: концертом по заявкам для простонародья, литургией сектантского пастора, тем, что они называют жлобством. Сцена свадьбы в «Донбассе» сопровождается на кинопоказе нарочитым хохотом молодежи. Смешные фамилии, гротескные образы, разнузданное поведение персонажей – все и правда будто отсылает к буффонаде. Но это как раз и есть реализм, самый трагичный, страшный, гоголевский. Говорящие фамилии «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголя, курьезные ситуации, в которые он ставит героев – та же соломинка для воспринимающего, что и абсурдный сон в «Кроткой». На самом же деле художники показывают нам реальность уродства обыденности, в которой человек дает себе право расслабиться, потакая своим примитивным желаниям, своему допотопному естеству. Руководствуясь обывательским ощущением мира как территории, где надо предпочесть сию секунду удобное.
«Донбасс» – честный, реалистический фильм об обществе, лишенном гуманистических ценностей и отказавшемся от этического универсализма. Речь не о моральных догмах, ими-то как раз легко спекулируют в ситуации властного беззакония: в фильме – в рассуждениях о фашистах или сцене народного глумления над человеком, объявленным карателем. Но вот этика, понимание неприемлемости определенных действий в определенных обстоятельствах с точки зрения человечности, достоинства личности оказывается тем, от чего легко отказаться. И человек оказывается в ловушке.
«Донбасс» – фильм отнюдь не только о так называемой Новороссии. Он – о новой угрозе, нависшей над человечеством, угрозе популизма, безответственности и расчеловечивания.
Отдельная линия «Донбасса», развивающаяся в новом, основанном на кадрах кинохроники, фильме Лозницы о показательных советских судах над «врагами народа» «Процесс» – пресловутое общество спектакля. Постмодернистские философы, описавшие этот феномен с точки зрения фальши и симулятивности общества потребления, не осознавали его реальную чудовищную силу. Постановочность, игра в определенные роли может превратиться в главного, бездушного и безразличного палача в реалиях популизма и беззакония. А второе неизбежно вытекает из первого – за простые ответы на сложные вопросы и подбрасывание толпе веры в скорое решение проблем за счет наказания назначенных врагами популистская власть требует сокращения прав и свобод. Идя на это в обывательском самоутешении, сбрасывая стесняющий налет цивилизованности, позволяя себе откровенную ксенофобию, люди доводят общество до состояния инкурабельности, заведомой неизлечимости. Такими были тоталитарные режимы, избавление от которых начиналось только после их уничтожения, как в случае с гитлеровским или полпотовским.
Лозница изучает человека социального, раскрывает человеческую природу современности отстраненно, как хирург. Холодно, как вивисектор. Для инфантильного зрителя это выглядит садизмом. «Человеконенавистник, всех ровняющий под одну гребенку», создатель «суперпрофессионально, композиционно выверенной, системно обоснованной художественной интерпретации с «людишками», ведущими себя не так, как полагается», – такие оценки творчества режиссера мне пришлось прочитать у представителя украинской художественной среды. Что правда, со ссылкой на приятелей, глубже знакомых с работами Лозницы.
Объяснять, что не всякий, причиняющий тебе боль, является садистом, думаю, излишне. Впрочем, хирургия, как и медицина вообще, антиприродны. В природе все должно срастаться, как получится, или гнить на радость червям.
Предлагает ли Сергей Лозница выход из мрака, который констатирует? Прямо – нет. Его фильмы имморальны. Не аморальны, как у фон Триера, не переворачивающие мораль, но безоценочно фиксирующие происходящее. Они не предлагают ответа. Тут вопрос к зрителю: включает ли он разум, когда смотрит?
Желание не быть глупым, пользоваться разумом, критично смотреть на мир и не отказываться от ответственности в собственном социальном, гражданском, политическом выборе – единственный выход. Но ведь это требует индивидуальных усилий, не дающих немедленного и очевидного выигрыша. Исходя из того, сколько людей на такое готовы, невозможно не быть пессимистом.