Все эти вопросы были актуализированы двумя событиями, связанными с культурной жизнью Львова в межвоенные годы. Первое – выставка «Монтажи: Дебора Фогель и новая легенда города» (Художественный музей Лодзя, 27.10.2017 – 04.02.2018). Продолжила и расширила заданную выставкой тему трехдневная программа лекций и дискуссий «Культура (без) пробелов: о наследии авангарда во Львове», разработанная самой, пожалуй, прогрессивной и динамичной исследовательской институцией страны, Центром городской истории.
В фокусе этих событий – практически неизвестная профессиональной и широкой аудитории личность Деборы Фогель, поэтессы, писательницы, публицистки, искусствоведа и философа, которая жила и работала в 1920-30-е годы во Львове. Сложно представить себе более яркую и многосложную фигуру для реактуализации разговора о национальной, языковой и культурной толерантности, потребность в котором сегодня как никогда велика в украинском обществе.
Фогель получила начальное образование в Вене. Продолжила изучать философию в университете Львова (Львува, Лемберга, Лемберика…). Защитила диссертацию в Кракове. Принадлежала к влиятельной семье сионистов (ее родной дядя был главным раввином Швеции). Регулярно путешествовала в европейские столицы и публиковалась в иностранных журналах на разных языках. Играла видную роль в наэлектризованной авангардными идеями художественной жизни Львова, много писала о творчестве друзей-художников круга объединений «Артес» и АНУМ (Ассоциация независимых украинских художников). Жизнь Фогель трагически оборвалась во время ликвидации Львовского гетто в 1942 году, и вместе с ней оборвалась очередная глава сложносочиненной истории Львова, на смену которому вскоре пришел совсем иной исторический этап. Но об этом позже.
Такой же многослойной, как биография Фогель, была ее литературная практика. Собственно, именно в программной многослойности заключалось новаторство ее поэзии и прозы, основанных на приемах монтажа, свободного конструирования сиз слов, смыслов и ассоциаций. В таком ключе были созданы, среди прочего, сборники «Фигуры дней», «Манекены» и «Цвет акации». Литературные эксперименты Фогель концептуально наиболее близки другой дисциплине – современному ей визуальному искусству. В частности, кубизму, с его стремлением уместить на плоскости картины разные временные и пространственные измерения.
На выставке «Монтажи: Дебора Фогель и новая легенда города» в музее Лодзя (кстати, старейшем музее современного искусства Европы) фигура Фогель хоть и была заглавной, но в экспозиции присутствовала весьма условно – единственным уцелевшим фотопортретом и отдельными цитатами (больше текстов вошло в сопутствующий каталог). Вместо этого зрителю было показано то, что видела и чем вдохновлялась сама Фогель. Это многочисленные картины художников ее круга (Генрик Стренг, Отто Хан, Тадеуш Войцеховский и другие), виды межвоенного Львова с новаторской архитектурой и особой иконосферой, сотканной из витрин магазинов, рекламы, уличной моды, которые служили важным материалом для теоретического письма Фогель. Можно вообразить, что сама Фогель и была куратором этой выставки, собрав воедино все сущностное, что определяло характер искусства, интеллектуальной повестки дня и массовой культуры ее города в 1920-30-х гг., и подвела под всем этим символическую черту.
Организаторы программы «Культура (без) пробелов: о наследии авангарда во Львове» также сделали важный акцент на городе как питательной среде для работы Фогель и ее поколения. Участники программы, – музейщики, кураторы, исследователи авангарда из Украины и Польши, – приняли участие в экскурсии по районам Кайзервальд и Пидзамче. Там по сей день стоят красивые старые дома, с которыми связаны жизненные пути Фогель и ее друзей. Программа раскрывала истории и других персонажей и событий, создавая более объемную картинку эпохи.
Самым неожиданным и экстравагантным событием стала «реконструкция» банкета, организованного в 1933 году в отеле «Жорж» для польских и украинских культурных элит города в честь визита во Львов ни много ни мало «отца» футуризма Томазо Маринетти. 85 лет спустя польские и украинские культурные деятели, представляющие уже две отдельных страны, собрались в банкетном зале и ныне действующего отеля, чтобы вновь произнести тосты за искусство. Пикантность реконструкции заключается в том, что к 1933-му году Маринетти был известен уже не столько как автор первого авангардного манифеста (к тому времени уже ставшего историей), сколько как высокий чиновник правительства Муссолини. Приезд ярого пропагандиста итальянского фашизма сопровождался активной критикой «слева» и всколыхнул местное сообщество, спровоцировав самые разные реакции. Реконструировать (или скорее даже деконструировать) такое событие в 2018 году – та еще интеллектуальная провокация со стороны кураторов программы.
Но вернемся к Деборе Фогель. Как получилось, что эта глубоко укорененная в жизнь города личность с обширными связями от Варшавы и Бухареста до Иерусалима и Мельбурна оказалась потерянной для последующих поколений? Внезапная насильственная смерть и невозможность надежно сохранить или передать свой архив – первое и самое простое тому объяснение. Но есть и другие, исторически обусловленные причины. Как предполагают во вступительном тексте составители выставочного каталога выставки в Лодзе, свою роль сыграла изначальная второстепенность женского голоса в преимущественно маскулинном мире польско-львовского авангарда. Долгое время имя Фогель если и всплывало в литературе, то прежде всего в связи с известными современниками-мужчинами, в частности, с близким другом Бруно Шульцем.
Полезным тут будет вспомнить о другой важной женщине-художнице круга Фогель, Маргит Райх. В отличие от Фогель, ей удалось избежать гибели и выбраться из Яновского концлагеря, чтобы затем вернутся в освобожденный (и уже советский) Львов. Сегодня имя Райх часто фигурирует в связке с мужем, патриархом львовского искусства второй половины ХХ века Романом Сельским. А творчество ее ассоциируется с поздним живописным периодом, пленэрными и местами слегка пасторальными картинами. Авангардные коллажи Райх-Сельской 1930-х гг. сегодня малоизвестны даже исследователям (авторке этого текста следует покаяться, поскольку в книге «Искусство украинских шестидесятников» под ее редакцией творчество художницы также представлено именно живописными полотнами 1960-70-х гг.).
Другим препятствием к полноценному восприятию литературного и критического «проекта» Фогель была ее мультилингвистичность, которая оказалась не по зубам большинству современников и не способствовала надежному закреплению ее наследия за отдельными литературными школами. Фогель писала в основном на польском, иврите, немецком и идише. Последний она выучила уже в зрелом возрасте и принципиально использовала довольно часто. Культура европейских евреев и язык идиш занимали важное место в авангардных течениях Польши и Европы 1910-30-х гг. , но со временем маргинализировались, стали ассоциироваться с политической отчужденностью.
В этой связи нельзя не упомянуть практически полностью аннулированную память о выдающимся еврейском прошлом Львова, для восстановлению которого колоссальные усилия прилагает все тот же Центр городской истории. Отсутствие этого и других исторических эпизодов из публичного образа города говорит сегодня о многом. Вокруг современного Львова выстроено два ярко выраженных и существенно мифологизированных публичных нарратива. Первый, туристический, построен на австро-венгерской квазиностальгии и находит выражение в дизайне и рекламных слоганах. Второй, образцово патриотический, построен на дистилированной “украинскости” (вспомним циркулирующее еще каких-нибудь 5-6 лет назад предостережение, что во Львове не подадут кофе, если заказать его на русском языке). Безусловно, и наследие австро-венгерской Галиции, и многовековая история львовских этнических украинцев должны занимать свое почетное место. Равно как и другие, менее удобные страницы прошлого. Парадоксально, но советская глава городской истории оказалась такой же подавленной и показательно забытой, как и предшествующая, в свою очередь, ею подавленная, польско-еврейская глава.
Признание, или по крайней мере внимательный интерес к этим вытесненным историям, запаздывают на политическом уровне. Зато все больше проявляются на территории искусства. Выставка «Львов. Союзники» (НХМУ, 2017) кураторов Галины Хорунжей и Станислава Силантьева рассказала о влиянии активной советизации Львова на художественные практики. Подхватила эту тему, судя по анонсу предстоящей выставки, команда «Исследовательской платформы» при PinchukArtCentre. Неутомимо восстанавливает по крупицам знания о львовской авангардной фотографии Андрей Бояров. Его художественный проект Copy/Past на материале архивных фотографий был представлен на выставке Art/Work в “Мистецьком Арсенале” прошлым летом. До конца июня камерную версию проекта можно увидеть в Центре городской истории. Выставка „Монтажи. Дебора Фогель и новая легенда города“ стала важнейшим шагом на пути к освоению больших позабытых пластов истории искусства. У киевской публики есть все шансы увидеть украинскую итерацию этой выставки в Национальном художественном музее в 2019-2020 гг.