Теперь время от времени Марка Израилевича можно увидеть в сериалах и фильмах, где он пробует себя на актерском поприще. Но чаще всего – на канале НТВ, где уже несколько лет Рудинштейн ведет программу о кино «Золотая пыль», доставляя себе удовольствие общаться только с теми, с кем ему хочется. «И это, поверьте, большое счастье» – утверждает он
В одном из ваших интервью вычитал, что юность у вас была полубандитская… Как же это вас так угораздило?
Это не совсем так… Просто послевоенная Одесса была разбита на несколько микрорайонов – Молдаванка, Пересыпь, Слободка и Город, и это были четыре шпаны. И вот после войны вся Одесса вспыхнула антисемитизмом, то бишь ненавистью к евреям. И меня били где-то до пятого класса только за национальность. А в шестом классе пришел второгодник Леша Ройтенбург, который сказал мне: «Че ты их боишься? Давай сколотим банду…». И что вы думаете? Сколотили! За два последующих года она превратилась в достаточно мощную группировку, из которой я вылетел, потому что попал в детскую колонию. Мы, Слободка, вышли разбираться из-за какой-то девчонки с Городом в Лунный парк, под Потемкинской лестницей… Днем он носил название Пионерский, а ночью превращался в Лунный. Так вот, милиция почему-то была предупреждена о нашей сходке и нас взяли, как говорится, «тепленьких» – с ножами.
В итоге многих детей родители повытаскивали, а мой папа решил меня наказать и принципиально не делал никаких телодвижений, чтобы освободить меня. Где-то через месяц он приехал меня проведать, и я сообщил ему, что если он меня не вытащит, я точно стану бандитом.
Что же вы там такое увидели, в той колонии?
Свои законы… Не то что тюремные, но приближенные к ним. Там все было по-настоящему – заточенные ложки, вилки… Если ты давал слабину, то все споры решались с их помощью. Кроме того, очень сильная связь была между детской и взрослой колониями. Последняя оказывала мощное влияние на первую. К примеру, можно было на короткое время вытащить несовершеннолетнего пацана из детской колонии, чтобы с его помощью провернуть то или иное дельце. А поскольку я волей-неволей пребывал в центре этой ситуации, то должен был либо сдавать информацию о предстоящем деле, либо принимать в нем участие.
Поэтому я поставил отца перед выбором. И он таки меня вытянул из колонии. Правда, в Одессе я не остался, а переехал в Николаев, где начал работать на судостроительном заводе.
А в последующей, взрослой жизни этот дворовой опыт вам как-то помог?
Да, он во многом помог мне сложиться. Как потом помогла армия, и уже значительно позже – тюрьма. Эти три вещи сделали из меня к 1987 году Человека. Более того, они убили во мне чувство страха. Мы же все всего боялись до начала горбачевской перестройки. Сейчас, конечно, у многих тоже присутствует страх за детей, за внуков… Но это совсем другое – этот страх зависит конкретно от человека. А тогда мы боялись всего и предавали друг друга… Не хочу употреблять более сильные слова, но было стыдно за свою жизнь.
Я отчетливо помню момент, когда пошел в горком партии, где меня должны были снять с работы за организацию рок-фестиваля в городе Подольске. Перед входом в здание я посмотрел на свои руки – они были сухими… совсем не вспотели. Так я осознал, что перестал бояться. Это было в том самом 1987 году. И по сегодняшний день я чувствую себя счастливым. Потому что есть три постулата, по которым живу: не подличай, не мешай никому жить, живи так, как тебе нравится. Но есть еще, безусловно, люди, которые продолжают существовать по тем самым советским сволочным законам.
Фото: PHL
А за что вас посадили в тюрьму?
Я тогда работал в «Росконцерте», до 1986 года… Пока меня не обвинили в хищении социалистического имущества в особо крупных размерах. Но во всех интервью я всегда утверждаю, что в тюрьму меня упекли справедливо, учитывая существовавшие тогда экономические законы. Конечно, они были идиотскими, но вся советская страна по ним жила. Уже через короткое время все то, за что меня посадили, стало называться коммерческой жилкой – и за нее уже не наказывали, а поощряли. Так что в тюрьме я просидел чуть больше года, после чего меня оправдали.
А сейчас в России нормальные экономические законы?
Экономические законы везде несовершенны. Разве в Америке нормальные законы?.. Вы же видите, что из-за них сейчас весь мир подсел на мель. Но если говорить о России, то у нас прекрасные законы. Только вот механизм их исполнения подкачал. Кстати, у вас то же самое. Мне знакомые украинские бизнесмены говорят, что постоянно молятся, чтобы власть имущие подольше ругались… Ведь пока они занимаются внутренними склоками, можно хоть как-то ворочать делами и зарабатывать. У нас же иная ситуация… Все немножко устаканилось, и бизнесу стало не по себе – он стал выборочным: кому-то можно делать определенные дела, а кому-то нельзя.
Важно понять простую вещь – за 20 лет создать нормальное государство нереально… Учитывая, что перед этим 70 лет оно было ненормальным. Это надо, чтобы мы все (поколения, которые родились во времена СССР) вымерли. Я, например, уже не понимаю своих внуков! Они разговаривают совершенно на другом языке, смотрят при этом на меня… как на больного.
Многие вещи со временем начнут отпадать сами. Поэтому, как говорится, давайте поговорим через сто лет. Увы, мы не виноваты, что родились в той части света, где проводился большой коммунистический эксперимент.
Почему российское ТВ так не любит Украину и всячески ее демонизирует?
Я внимательно слежу за тем, что происходит в Украине… За российской ситуацией мне следить не надо, потому что я погружен в нее. Так вот, я нахожусь в двояком положении… Вы здесь так все запутали, что уже всем непонятно, что на самом деле происходит в Украине. Мне было стыдно, например, за Путина, когда он приезжал к вам пять лет назад, чтобы поддержать Януковича. После этого я был на Майдане в период Оранжевой революции и с удовольствием разговаривал со многими людьми, стоящими на нем. Тогда у меня еще больше усилилось чувство стыда за свою страну. Но потом из такой красивой истории вы сумели сотворить нечто странное, что… уже даже не знаешь, как все оценивать.
А по поводу поливания грязью Украины российскими телеканалами могу лишь сказать, что это обычное издевательство. За 70 лет советской власти возникло такое понятие, как «кухонный юмор», который с перестройкой вырвался за пределы домашних кухонь, попав в том числе и на ТВ. Вы же тоже издеваетесь над Россией… А потом это кажется демонизацией. Смешно это все… Неужели вы думаете, что мы так боимся Украину, что все время лепим из нее врага?
Вот и я не понимаю, в чем же причины такой «смешливой» ненависти.
Вообще-то, не секрет, что телевидение – мощная пропагандистская машина. К тому же, стоит учитывать тот факт, что нами до сих пор руководят комуняки. Вы, по причине своей молодости, этого уже не понимаете. А я… Когда кто-то пытается мне сказать, что тогда, в Советском Союзе, дескать, было лучше, то я готов вступить в драку. Потому что не могу этого слышать. И все, что происходит у нас сегодня, – это же до сих пор дело рук тех, кто родом из коммунизма. Вот у нас вроде как демократия в стране… Но метод ее применения чисто коммунистический. И каждый из власть имущих, говорящий о ней, видит ее по-своему – и у вас, и у нас. И в ближайшие 20 лет надо избавляться от этого понимания.
Вы часто наведываетесь в родную Одессу?
Периодически Эдуард Гурвиц (мэр Одессы – «Левый берег») звонит мне и предлагает вернуть к жизни кинофестиваль «Золотой Дюк», который я лет десять назад проводил в Одессе. Я приезжаю, мне вручают звание почетного советника мэра по культуре, и когда дело доходит до того, что надо бы спустить украденные деньги на фестиваль – все останавливается. А вообще я часто бываю на родине. Когда стареешь, волей-неволей тянет в детство… Видимо, память не дает покоя. Возле того дома, где я родился, расстреляли двух моих бабушек и двух дедушек. Этот дом часто ремонтируется, и дырки от пуль после того расстрела тщательно замазываются. Но проходит какое-то время, как они снова становятся видны. И когда я приезжаю с друзьями, то всегда веду их к этому дому на Слободке.
Помню, у нас была соседка Галя, очень любила меня. Так вот, у нее в комнате стояла наша семейная мебель, которую она забрала после расстрела. Собственно, это она выдала немцам моих бабушек и дедушек… Да и не только их. За несколько дней до этого родители мои уехали в Новосибирск и таким образом спаслись. И уже после войны мучившее чувство вины заставило ее любить меня, маленького еврейского мальчика. Она часто подкармливала меня, я игрался у нее дома… И только повзрослев, узнал о ее страшном поступке. Это все я говорю к тому, что в нашей жизни все настолько перепуталось… Если бы она не сдала, то расстреляли бы ее. А рядом были люди, спасшие двух маленьких девочек.
И вот все мы жили вместе, в одном дворе. И все понимали, что это война, что против насилия и государственной машины ничего не сделаешь. Поэтому я прощаю всем до 1987 года. Прощаю подлость, продажу, молчание… Что мы могли сделать? Когда жизнь дает возможность быть людьми, то надо ими быть. А не дает, то надо жить как мои соседи в одесском дворике – сесть за стол, посмотреть друг на друга… и жить. Потому как мы 70 лет жили в сумасшедшем времени и преступном государстве.
А сейчас уже не сумасшедшее время?
Сумасшедшее! Но теперь мы зависим только от самих себя. Это уже иное сумасшествие. Пока мне дают возможность говорить то, что я хочу, – ведь я же еще работаю ведущим на телевидении – значит, все ОК. Но как только мне скажут: «Стоп! Больше говорить не стоит!», – тогда, наверное, надо будет паковать чемоданы и уезжать отседова. Это будет означать, что снова настали плохие времена. А пока живи и радуйся!