Я будто и забыл уже о нем, пресытился этим стилем, тягучим как мед, клейким как роса на листах летнего лопуха, жеманным, как неожиданный вскрик павлина в городском саду, а все же в момент его смерти вся эта огромная восточная панорама, переполненная красками, пьянящая благоухающая, изнуряющая и томящая вновь пронеслась передо мной, как в первый раз, когда еще ребенком я получил свой «Хазарский словарь».
Наверное, это та любовь, которая в глубине сердца, о которой и не помнишь, которая становится частью тебя, самим тобой. Это мечта о чуде, которое где-то рядом в необычных городах, где на каждой улице, в каждом окне за каждым поворотом можно встретиться с неизведанным. Никогда уже не гореть весенней заре в небе над Константинополем, никогда уже сербской красавице не искать возлюбленного в тусклом зеркале, никогда не переворачиваться пылающим страницам в унизанных перстнями пальцах турецкого паши. Чудо о Милораде Павиче завершилось, но ощущение только что происшедшего волшебства все еще сохраняется, как тонкий аромат мускуса, которым все еще полна комната исчезнувшего волшебника.
Я познакомился с книгами Милорада Павича за десятилетие до того, как он стал кумиром русских и украинских книгочеев. Югославия тогда была не в моде. Казалось, что нового может предложить выращенному советской литературой читателю еще одна социалистическая страна? Сербские писатели так и оставались в своих романах во временах давних войн или новых строек. И вдруг вышла книга совершенно другая, волшебная уже самой своей фабулой. Я прочитал о самом знаменитом романе Павича «Хазарский словарь» в выходившем на русском языке журнале «Югославия». Само содержание захватило меня - Павич воссоздавал древнюю, навсегда ушедшую цивилизацию одной силой своего воображения! И я мог быть частью этой цивилизации - и ничего о ней не знал. Югославские друзья подарили мне эту книгу - и я увидел, к каким музыкальным высотам можно поднять сербский язык, когда он становится инструментом восстановления прошлого. К сожалению, то, что это не роман, а симфония - и все книги Павича это прежде всего музыкальные произведения - практически невозможно ощутить в переводе. Зато перевод сохраняет всю силу воображения, всю извилистость стиля, он тоже может кружить голову. Он не сделает вас музыкантом, но сделает вас чародеем.
Долгие годы я жил, зная, что обладаю сокровищем, которым ни с кем не могу поделиться. Я пытался читать друзьям «Хазарский словарь» с листа, но мне не хватало слов, куда-то отступала музыка... И я уже смирился с мыслью, что так и останусь один на один с этой книгой, как вдруг произошло чудо - страшившаяся всего волшебного прозаическая империя рухнула, как карточный домик, Павича стали переводить, переводить, переводить... Он стал классиком, кажется, за неделю. А потом его стало много. А потом стало слишком много. А потом все к нему привыкли и стало уже казаться, что он так пишет нарочно, чтобы привлечь читательское внимание, затуманить сознание, заставить впустить себя в любую душу. Я думал: это конец Павича. Все уже сказано, описано, обыграно. И только сейчас становится ясно: мы просто пропустили тот момент, когда этот странный человек, музыкант и игрок, и в самом деле стал частью нашей души. Мы не впускали его в его собственный дом...