Служил в батальоне "Донбасс", первая рота, взвод разведки, снайпер.
Когда был Майдан, я поддерживал, конечно. Но поскольку была работа, приехал, посмотрел, что там, и уехал. Когда начались боевые действия [на Востоке], я, сидя на работе, начал искать пути, как пойти воевать. Увидел, что создали батальон "Донбасс", заполнил анкету. В течение двух недель мне перезвонили, спросили, сколько нужно времени, чтобы я приехал. Через три дня, 4 июля 2014 года, я уже был в Петровцах. Потом месяц подготовки. Форму мне собрали товарищи-страйкболисты, здесь в Херсоне. Кто форму дал, кто берцы. Нашли броник, черный, 2-го класса правда, но все равно как бы свой. Позже я отдал его Кате-медику, а себе взял 18-ти килограмовый, который выдавали.
Основным мотивом [пойти воевать], для меня была защита своей територии, защита Родины. То, что они развели там на Донбассе, не хотел, чтобы расползлось дальше по всей стране.
Я считал, и считаю, что это мой долг как мужчины, как гражданина своей страны. Я обязан был пойти.
До войны я работал в Николаеве коммерческим директором на украинско-литовском предприятии. Продавал халву. Неплохо было, зарплата около пятидесяти тыс. гривен.
Зарплата-зарплатой, но Родину нужно идти защищать. Поэтому все бросил и ушел. Тогда мне было 44 года.
Шел в один конец.
Так и настроился: выживу, значит, выживу.
На войне все живут одним днем, здесь и сейчас, так легче.
Случилось так, что я вернулся обратно
Так и настроился: выживу, значит, выживу.
На войне все живут одним днем, здесь и сейчас, так легче.
Случилось так, что я вернулся обратно.
Я ничего никому не объяснял. Только двое друзей знали, куда я уехал. Семья не знала. Дочке я по телефону сказал, что меня призвали в армию, и я нахожусь на полигоне. Жена поддерживала мои взгляды, хотя, конечно, была шокирована, когда узнала, что я в госпитале, ранен. Дочка даже наоборот как-то гордилась этим.
Больше всего я боялся остаться немощным. Что оторвет руку или ногу, и я стану обузой для своей семьи.
Дочка Аня:
"Папа мне изначально сказал, что он на курсы для военнообязанных едет. Что если война, его все равно призовут. Сказал, на две недели. Мы с мамой даже не подозревали. Курсы-курсы, ну и ладно. По телевизору я видела, что многие уходят добровольцами. Позитивно даже к этому относилась".
Когда уезжал, все нормальные вещи свои пораздавал. Машину товарищу оставил. Сказал так: "Если не вернусь, продашь, деньги отдашь на семью, себе что-то оставишь".
Иловайск
Сижу в окопе в Иловайске, начался минометный обстрел. И тут дочь мне звонит, а прямо за бруствером взрывается мина.
- Папа, что у тебя там происходит?
- Доця, я ж на полигоне – стреляют!
Ночью как-то сижу "на глазах". Смотрю, в Зеленом (село Зеленое, граничит с северной частью Иловайска – ред.) два залпа из миномета и прилеты просто в поле, там наших нету. Я себе на карте пометил. Проходит минут 5-10, и тут "бабах" - боекмоплект взорвался. На следующий день идут два "типа" с велосипедом, везут молоко. Мы их взяли. Посадили в клетку-вольер, где собака раньше сидела. Накидали им матрасов, одеяла. А днем они нам помогали, окопы рыли. Им давали, то, что сами ели, сигареты пожалуйста – нормально относились. Как-то докладываю я командиру, что видел, как Град работал в районе Зугреса (міст близько 15 км на Північний Схід від Іловайська). Этот Серега, который с Зеленого, меня перебивает: "Это не с Зугреса, это с Водобуда, дай карту, покажу". Берет карту, (военная карта!):
- Вот Зугрес, а вот Водобуд, отсюда стреляют. У них там "глаза", и на территории Водобуда у них техники немеряно, там и "Грады", и еще куча всего.
- Серега, откуда ты это все знаешь?
- Та я там на работу ездил туда-сюда, видел.
- Ну ладно технику, как ты "глаза" увидел, которые возле трассы сидят?
А он еще про ВОП-ы рассказывает, где расположены, четко ориентируется в карте местности, ориентиры называет и так далее.
Я к "Восьмому", рассказал, какие "новости" от Сереги. Он сообщил, куда нужно, позже сказал, что инфу проверили, через спутник, что-ли. Подтвердилось. И на следующий день туда полетел штурмовик, мы наблюдали, и расхерачил их базу на Водобуде.
Мы подозревали, что ребята не просто местные, но следующий случай расставил все по местам. Начался как-то минометный обстрел, мы все бегом в подвал. И сидим же, ждем, когда разрыв, головы в плечи инстинктивно вжимаем – страшно. А Серега сидит как гвоздик. И тут он произносит фразу, которая меня просто убила. Cидит-сидит, а потом говорит: "От дибил, повернул бы в сторону школы, и сейчас ложил бы по улице". Представьте, чувак сидит в подвале, сориентироваться с направлениями сложно, если он, грубо говоря, колхозник. А он ориентируется, откуда стреляют, в каком направлении. Я про себя подумал: "Хм, посмотрим, что ты за колхозник".
Закончился обстрел, я к нему:
- Пойдем, дорогой, к минометчикам.
- Ну да, - признается, - минометчик я.
- А чо ж ты сразу не признался?
- Так, мы думали, вы нас сразу расстреляете.
- Хорошо. Чо ты в чистое поле пулял?
- А вы обратили внимание?
- Ну да. Потом ты и БК взорвал.
- Я не хотел воевать. Меня заставили, родителей расстрелять грозились. Я два залпа сделал в поле, потом БК взорвал и свалил.
Он для видимости выполнил свою задачу, а рано утром свалил с позиции. Он действительно местный был, с села Зеленое. Мы его отправили потом в школу, где сидели все пленные. И 25-го числа в 8 утра прилетело. Обстрелы обычно в 7 утра. А тут в 7 - тишина. Народ на расслабоне выполз, чай пить, курить. Самовар там еще стоял, покойный "Мега" его растапливал. И около 8-ми начался обстрел. Серегу осколком срезало. Он, умирая, говорил: "От судьбы не уйдешь. От своего же оружия и умираю".
Был интересный момент с поддержкой артилерии. Звонят нам как-то девчонки из бригадной артилерии и говорят:
- Пацаны прячьтесь, сейчас обстрел "Ураганом" будет.
- Вы, что, по нам?
- Нет, 4002 (блок-пост – Авт.) заказали.
Там история такая была: наши "глаза" увидели танк, который пришел на их блок-пост. Но у него не поворачивалась башня. И он мостился стрелять по блок-посту, ездил туда-сюда. Ребята запросили артиллерию по нему сработать. Но просили как: сначала сообщили "Филину", он сообщил выше, какому-то генералу, а генерал какому-то полковнику. По цепочке. Ровно через сутки звонят девчонки оттуда и говорят: "Пацаны, ныкайтесь". "А зачем?" "Вы же запрашивали!" "Так это вчера было, танк уехал".
Потом мы начали им напрямую звонить, давать координаты для работы. И назвали это "стол заказов". Филин очень ругался тогда, что его обошли.
С "Зубром" стоим, слышим, танк гудит в Зеленом. А ну-ка, "Ахмет" (командир минометчиков), иди сюда. Ему как раз планшет привезли с картами. Он рассчитал координаты, позвонил в "стол заказов". Слышим, "три "поросенка" один за одним, раз-раз-раз. Мы даже видели, как они летели. Все хорошо, затих танк. На следующий день слышим – гудит опять. Смотрим, опять в Зеленом идет, по той же улице. Мы: "Ахмет-Ахмет!". "Ахмета" нет, ушел в штаб. "Макс" говорит, звони в "стол заказов".
А куда стрелять, мы ж координат не знаем! Говори, вчера стреляли, туда же.
Девочки мне:
- А во сколько стреляли?
- В районе трех часов.
- Ооо, есть, нашли.
- Так вот туда же, но 50 метров правее.
Три "поросенка" – раз-раз-раз. Все горит, попали.
"Зеленый коридор"
А перед выходом, 28-го вечером, когда мы собирались уже ехать в "зеленый коридор", "Восьмой" подошел к "Туру" и говорит: "Давайте пойдем в другую сторону, в сторону Донецка".
Нас там никто не ждал, там и россиян-то не было. Ребята ходили в разведку. Зеленое было пустое.
Когда мы с Многополья вырвались и пошли на Красносельское, а "Филин" ушел налево в сторону Марика, я услышал одну интересную фразу: "Мы проходим, за нами Донбасс". Я очень хорошо ее запомнил. И не я один это слышал. Кому было сказано - не знаю, штабная волна. После этой фразы начался ад.
Перед выходом [из Иловайска] я подошел к "Восьмому", и говорю "Как думаешь, мне на ходу со снайперской винтовки удобно будет стрелять?". А как раз за день до этого во время обстрела из "Градов" был ранен Сеня, наш пулеметчик с РПК. И "Филин" дал мне Сенин РПК. Я его на КРАЗе поставил, разложил магазины.
"Восьмой" сказал повесить всем броники по-походному, на борт. С моей стороны один я повесил броник. И это меня спасло
Я стрелял из-за него во время движения. "Браво" посадил сзади. Сказал ему: "Сиди и не высовывайся". Только когда у меня была перезарядка, он поддерживал плотность огня из автомата. И в очередной раз, когда закончились патроны в рожке, я кричу: "Проблема!", а "Браво" молчит. Поворачиваюсь, а он у меня на колене лежит. Получается, две пули, которые меня прошли "сквозняком", ему попали в голову. Он высунулся, видимо.
А я три пули получил в разное время. Первая в начале движения, зашла в ногу. С ней целая история. У меня в кармане лежала монета "две копейки". И пуля когда прилетела, зацепила монету, загнала ее в ногу, скользнула вокруг кости за счет этого, и застряла дальше, уже с другой стороны кости.
Еще одну пулю в руку получил, "сквозняком" мышцу зацепила, и одну по ребрам. Автоматные. Пуля горячая, обожгла края, и рана особо не кровоточила даже. Глянул, мокрое, та и мокрое, сразу и не обратил внимания, рука работает.
Когда КРАЗ остановился в Красносельськом после взрыва мины, "Зубр" был за рулем, его осколком зацепило. В кабине сидели "Макс" и "Тар". Очередь прошила кабину и "Тару" попала в ногу. Когда машина остановилась, я еще отстреливался. Когда закончился БК, я осмотрелся, в кузове - убитые лежат. Под прикрытием броника отполз к противоположному борту. Перевернулся на живот, нырнул вниз, там канава была.
А по нашему КРАЗу танк увалил. 200-х, что в кузове остались, разбросало далеко.
Уже в канаве я ножом вскрыл штаны, целоксом засыпал рану, замотал и пополз дальше. В Красносельськом меня Катя с Алиной (медики "Донбасса" - ред.) увидели. Подбежали, вытянули в более-менее безопасную зону. Осмотрели ранение, подтянули бинты и все.
Я сделал перезарядку, смотрю – пожарка сдает задом. В ней наши ребята: "Восьмой", "Тур", "Банни", "Ред", "Партос". Помню мы еще мешки с песком выкладывали сверху для "Реда". "Банни" тогда был во втором пассажирском отсеке, где люк. Стоял с "покемоном" (пулемётом Калашникова - Авт.). "Ред" стоял на бочке. Не успел выстрелить, пацаны говорят, что у него была осечка. Танк успел выстрелить первым. Снаряд прошивает машину, "Реда" откидывает. Идет бой, я перезарядился, и давай стрелять дальше – что тут сделаешь.
Потом уже в Красносельськом, когда нас взяли в плен, я узнал, что завалил их комбата.
Во время движения в этих подсолнухах стрелял по головам, которые торчали. Не знаю, попадаю – не попадаю. Там расстояние 100-150 метров максимум. Стоит танк, и на нем два типа. Я стрелял короткими очередями, экономил патроны. Одного-второго, точно знаю, что попал.
Когда "Гал" договорился с россиянами, чтобы нас передали Красному Кресту, мы лежали в подвале и думали: "С нами пацаны не выйдут, догонят и расстреляют. И они погибнут, и мы не выживем". Решили так: мы остаемся, а пацаны уйдут целые. И, соответственно, отомстят за нас.
Потом нас снесли в одну кучу, а вокруг охрана ходит. Я спрашиваю, кто старший. Охранник говорит:
- Я .
- Позывной?
- "Лиса".
- Звание?
- Майор.
- Майор, как же так, что "зеленый коридор" такой получился?
Пацаны, какой нахер "зеленый коридор"? Мы вас ждали два дня, окопались тут. У меня был приказ всех уничтожить. Не брать ни пленных, ни раненых, никого. Всех уничтожить.
- И чего ж ты не уничтожил?
- Нуууу.. приказ был два дня назад. А второе, если серьезно, я солдат, а не палач.
Был бы ты здоровый и с оружием, мы б с тобой пободались.
Они не скрывали, что они россияне, что регулярные части армии РФ. Им рассказали байку, что мы тут звери. Особенно батальйон "Донбасс", такие звери, что никого не жалеют, убивают всех, и детей едят, и так далее. Они верили в эти байки, и солдаты тоже.
У этого же было что-то человеческое или просто честь офицера – не знаю. Другой бы, может, всех в расход пустил. А этот – как-то так, адекватно. Думаю, что он не хотел туда идти. Но приказ есть приказ. Отправили, и он пошел.
Тут уже они начинают вопросы задавать:
- Такой вопрос, а кто сидел на КРАЗе с пулеметом, в углу?
Я смотрю на "Тара", он показывает мне: "Молчи". В дурчака сыграли.
- А что такое? Погиб, наверно.
- Хорошего человека завалил, полковника. И молодого пацана.
Пауза повисла такая. Я ему:
- Так тебя можна поздравить?
- С чем?
- Ты теперь комбат же.
Он сначала не понял. Потом: "Аааа, ну да".
Я ему: "Бывает, война".
И тут выходит солдат, выносит мою "Валькирию". У меня на ремне СВД было написано "Валькирия". Держит так и спрашивает "Кто снайпер?". Я думаю, что ж за день такой, три дырки в теле и две попытки меня в расход пустить.
Слава Богу, никто не сдал. Кого больше всего ненавидят? Снайпера и пулеметчика. И минометчика.
Как стемнело, мы "Лисе" говорим:
- Ты же обещал нам Камаз дать.
- Я Камаз вызвал, но мне же нужно своих 200-х вывезти, вы нас столько накосили. Короче из БТГ осталось 30-ть человек. Мы не ожидали такого сопротивления... Я уже четыре Камаза вывез (с 200-ми) и еще буду собирать.
Уже по темноте приехал таки транспорт, нас загрузили и начали просто катать. Всю ночь катали. Камаз 10-ти тонник и нас человек 30-40 300-х в нем. Для Камаза это вообще не вес. И он по кочкам разгоняется, приличную скорость развивает и резко тормозит. Мы по кузову летаем туда-сюда. Потом снова резкий газ. Катает-катает, потом остановились, выгрузили. Где-то кому-то что-то перевязали. И опять загружают и снова катать. И так всю ночь. Мы уже говорили:
- Пацаны, не издевайтесь, возьмите добейте нас да и все, чего вы херней страдаете.
- Нет, мы должны отдать вас Красному Кресту.
Катали-катали, и вот уже на следующий день утром машина сдает назад, открывается тент – смотрю, яма, выстеленная брезентом. И там уже около 30 человек лежит раненых. А в направлении нашей машины стоят целые, руки друг у друга на плече. То есть нас выгружают, а их загружают.
Я еще "Тару" говорю: "Смотри, как в 41-м". А по периметру стоят солдаты их, россияне. Думаю: сейчас нас туда выгрузят, расстреляют, брезент завернут, бульдозером заровняют – и все, нас нету.
Нас выгрузили, и медик кацапский принес нам несколько сухпаев. Он, на удивление, относился к нам хорошо. И говорит: "Пацаны, может у кого что пооставалось - бинты, жгуты из аптечек, давайте мне, я буду перевязывать. Потому что у нас все позаканчивалось". Потом принес несколько бутылок воды полуторалитровых, с болота. Так и говорит: "Пацаны, вода с болота, но я обеззаразил ее, смотрите сами, хоть что-то. У нас тоже воды нет".
И уже было часа четыре дня, когда он прибежал и говорит: "За вами из Днепра выехало 30 машин скорой помощи Красного Креста, вы попадете домой!". И знаете, с таким воодушевлением что-ли, чувак радовался за нас.
И потом Стеблюк выруливает на своей "жуже": "Привет, пацаны! Я за вами!". Пустили только его "жужу". Берет первых раненных – повез. А кацапы сказали: "Если до 10 часов не успеете – все, кирдык". В расход в смысле пустят. Уже было часов 6-7, темнело. А нас там было 93 человека.
И тогда Стеблюк договорился с кацапами за воду. Он дал им воду, что в машине была, сухпаи какие-то наши. Для того, чтобы они запустили скорые. И скорые заехали, всех загрузили, и мы поехали.
Доехали до Волновахи. Ночью нас вертолетами начали вывозить на Днепр.
Вертолет приземлился в Днепре ранним утром.
Тишина, утро, флаг над зданием аеропорта.
Я когда увидел флаг в аеропорту – меня просто накрыло. До этого флаг не воспринимал так: флаг да и флаг.
Меня грузят в скорую, девочка-медсестра присоединила датчик пульса. А еще в вертолете по приземлению мне вкололи "коктейль".
И мне так хорошо, все по барабану. И медсестричка сидит, чуть ли не пыль с меня сдувает.
Забегают в вертолет медики, меня спрашивают: "Подразделение?", я такой: "Донбасс", они: "Наш! Забираем". Меня загрузили вперед головой, а развернуться в вертолете невозможно. Только ногами вперед. Ребята задумались, что делать. Я им: "Да похеру, выносите как-нибудь".
Едем по Днепру, а тишина звенящая. Привозят в Мечникова, другая сестричка подбегает:
- Чего хочешь?
- Кофе и сигарет!
Она: "Сейчас, секунду". Бегом меня вывезла на рампу, приносит кофе, сигаретку. Я такой довольный был, курю, кофе пью. Идет начмед и говорит:
- Весь в дырках, кровище, и улыбается вовсю.
- А что делать? Счастья сколько, кофе и сигарета!
В палату прибежали куча волонтеров. У меня сим-ка осталась, в телефон вставил. И дочка сразу звонит: увидела, что я появился в сети. "Папа, ты куда пропал, что случилось?".
Я: "Та заболел чуть, доченька, все хорошо уже".
У меня в палате как раз телевизор был. Вечером лежу, смотрю новости. И мою рожу показывают, смотрю по сторонам. А дочке и жене сразу начали звонить подружки, что увидели меня. Звонит снова: "Папа, ты что, на войне?".
Сестра звонит и начинает "нависать", что на войну пошел. Я ей: "Стоп. Я отремонтируюсь и пойду обратно. Это даже не обсуждается. Не пытайся меня уговорить. И мне сейчас нервничать нельзя – завтра операция".
После операции приходят доктора: "Ты миллионер!", показывают пакет с копеечками. "Мы это из тебя достали". От пули еще латунь осталась.
"После Иловайска"
Когда домой приехал, была такая обстановка: чувствовал себя чужим, места не мог найти. Мне "Тар" позвонил в ноябре: "Ты как? Давай к нам, мы тебя хоть и на коляске будем вывозить". ("Тар" продолжил службу в батальйоне "Донбасс" НГУ. В 2015 году "Донбас" стоял на позициях в районе Лисичанска, трасса "Бахмутка" - Авт.).
Я послужил еще какое-то время в "Донбассе". В отпуск съездил, и батальон как раз в Мариуполь собирался ехать. Звонит мне жена, говорит: "Мне пришли анализы, обнаружили рак крови, давай завязывай со своей войной. Возвращайся. Неизвестно, меня вылечат или нет. А если тебя там завалят, с кем останется дочь?". Я рассказываю командиру. Он говорит: "Ты отвоевал свое, пиши рапорт и уезжай". Я привез эпикриз в часть, на основании этого эпикриза меня и уволили. Поехал домой.
Дома было сложно. Постоянно сны снились. Вернее один и тот же сон:
У меня закончились патроны. В винтовке и в ПМ, и осталась только своя граната. И меня окружают сепары. Я понимаю, что снайпера они жаловать не будут, в любом случае я труп. Я переворачиваюсь на спину, снимаю чеку... и просыпаюсь.
Постоянно, каждую ночь, этот сон. Психолог мне говорил, что скорее всего я подсознательно себя казнил за то, что не поехал со своими. А в той поездке под Мариуполем погиб "Усач". Мы с ним очень хорошо дружили. Он похоронен в Кировограде.
Мне друзья помогли опять найти работу, региональным менеджером. Жена то дома, то в больнице. В марте я дембельнулся, а в сентябре она умерла. Я был с ней в палате, когда она умирала.
Сложно было: она девочка, я часто не знаю, что с ней делать. Аня поступать во Львов собирается, на международные отношения. У нее с английским очень хорошо. Еще французский учит.
Чтобы как-то приносить пользу в Херсоне, занялся ветеранской деятельностью. Сделали музей АТО. На годовщину на площади ставим щиты с фотографиями добровольцев, которые погибли. Рядом с ними названия населенных пунктов, где они погибли. Напоминаем, что у нас на Востоке идет война.
В то же время, доказывать кому-то, что он должен воевать, незачем. У каждого свой выбор. Это его воспитание, это его отношение к государству, к своей земле, к людям, с которыми он живет, к памяти предков.
Все мы ходим под Богом. Каждому свое.
Доповнення від редакції. У 2019 році, коли донька поїхала на навчання, Олександр відразу повернувся на фронт. Там став інструктором і отримав нову категорію на посаді снайпера. Під час повномасштабного вторгнення боєць виїхав на завдання зі своїм батальйоном, точної інформації, де саме перебував, немає, але Схід України військовий не покидав. 7 квітня 2022 року Олександр Бондаренко загинув під час виконання бойового завдання в районі н.п. Студенок Харківської області, зазнавши травм, несумісних з життям, спричинених вибухом. Як справжній Монах, він був кремований, прах донька Анна розвіяла на схилах Лисої гори міста Києва, саме так, як тато колись її попросив.
На меморіальній плитці написали «Воїн», як побратими завжди його називали. Яким він був і залишиться.
AFTERILOVAISK є документальним проектом Макса Левіна та Маркіяна Лисейка, спрямованим на збереження пам'яті про людей і трагічні події, які мали місце в серпні 2014 року поблизу міста Іловайськ Донецької області. 29 серпня 2014 року - день розстрілу українських військових, які виходили з оточення "зеленим коридором". Українська армія в "Іловайському котлі" зазнала найбільших втрат за всю свою історію.
Цей проект відповідає на запит українського суспільства на збереження правдивої інформації про ті події.