Это довольно необычный, как для жанра стандартной евродрамы, которой он может показаться на первый взгляд, фильм о путане (Изабель Юппер) и психоаналитике (Боли Ланнерс), которые встретились в кризисное для обоих время – оба устали от своей профессии.
При этом Лабрюн не стесняется сравнивать труды психоаналитика и проститутки, буквально рифмуя все события, которые происходят в жизни героев – оба продают себя строго по прейскуранту, покупают предметы старины, съезжают с насиженного места, чтобы переосмыслить свою профпринадлежность, и, наконец, встречаются с третьим героем – психиатром (Ришар Дебюин), который, возможно, сможет им помочь.
На встрече после показа «Особых отношений» Жанна Лабрюн, режиссер и сценарист, рассказала, чем было вызвано желание снять этот фильм – случайно выпавшая из книжной полки книга Жака Лакана раскрылась на странице с надписью «La passe» (буквальный перевод с французского – «переход»). У этого слова вообще много значений, но два из них особенно примечательны: у Лакана термин «la passe», в наиболее простом понимании, обозначает процедуру перехода субъекта от личного анализа к тому, чтобы стать психоаналитиком, а в разговорном языке «passe» означает визит к проститутке.
Основной момент, по которому обе профессии сравниваются – это факт продажи части своей личности: героиня Юппер продает свое тело, психоаналитик – свою способность к анализу. Режиссер фильма считает, что мы живем в эпоху глобализации проституции, когда продается всё и вся, и современные психоаналитики этому не исключение, напротив, только подтверждают этот тезис.
«Особые отношения» можно посмотреть в кинотеатре «Киев», а его выход в прокат состоится летом.
А пока что мы побеседовали с Жанной Лабрюн о кризисе в психоанализе, ультракапитализме и современном кино.
Актер, исполняющий роль уставшего от жизни психоаналитика в «Особых отношениях», Боли Ланнерс, похож на Славоя Жижека. Вы специально подобрали такого актера?
Нет. (смеется)
Как вы подбирали актеров? В ваших предыдущих фильмах можно было встретить одних и тех ж актеров, но не в этом. Как вы искали актеров на этот раз?
Я много хожу и в кино, и в театр. Кроме того, я слежу за молодыми актерами, которые только заканчивают актерские школы и подмечаю для себя возможных героев моих фильмов. Вот, например, актриса, сыгравшая Джульетту, подругу героини Изабель Юппер, никогда раньше не снималась в полнометражных фильмах. Это был ее дебют в большом кино.
Вчера на встрече после фильма вы говорили, что вас вдохновила книга Лакана, раскрывшаяся на определенной странице, на которую вы наткнулись. Возможно, желание снять этот фильм было также вызвано вашим собственным разочарованием в психоанализе?
Не могу сказать, что психоанализ стал для меня разочарованием. Для меня психоанализ – это очень интересное внутреннее путешествие, которым я очень довольна, и которое связано как с моей личностью, так и с моим отношением к Другому.
Однако сегодня во Франции психоанализ догматизируется, он занимает все больше и больше места в медиа-пространстве, в то время, как люди постоянно испытывают потребность в объяснении собственного поведения, и иногда, объясняя его в терминах психоанализа, они говорят очень глупые вещи. Мне это не нравится. Я ничего не имею против психоанализа. Я считаю, что это очень интересная затея, но сейчас он представляет собой нечто вроде формы политкорректности, и эта политкорректность, умноженная на догматизацию и некое сектантство психоаналитиков, очень меня раздражает. Именно об этом я хотела рассказать в своем фильме.
Но ведь сам Фрейд тоже был против такого развития событий. После своей поездки в США он был недоволен тем, как его там восприняли (после визита Фрейда и публикации его лекций о психоанализе, в США начался бум психоаналитических кабинетов, появление которых сразу поставило психоанализ на прагматические рельсы – прим. автора). Возможно, это проблема интерпретации, а не самой теории? И есть ли какой выход из сложившейся ситуации в той дискуссии, которая ведется сейчас во Франции?
У меня другое мнение по поводу роли Фрейда в этой ситуации. Я считаю, что Фрейд сделал все возможное, чтобы догматизировать психоанализ, чтобы он стал похож на секту.
Во-первых, он никогда не говорил о том, что на самом деле истоки психоанализа лежат в исследованиях, которые проводились намного раньше, чем его собственные. То есть, он всегда утверждал, что он является тем человеком, который открыл миру эту доктрину. Хотя, во Франции проводились определенные исследования до него – например, известный психолог Шарко и другие психотерапевты, которые занимались очень похожими, смежными проблемами.
К тому же, школа психоанализа была сконструирована на подобие религиозной институции – вы, наверное, знаете, что у Фрейда были свои последователи, это Адлер, Юнг и другие, и отношения между ними строились именно на такой, практически, религиозной передаче знания (к примеру, в качестве символа передачи знаний Фрейд дарил своим ученикам кольца). Некоторым он не хотел их дарить, например, Ференци и Адлеру. Определенных последователей он выделял, других – нет. Поэтому говорить о том, что Фрейд в этом случае выступал как какой-то прогрессивный мыслитель, мне кажется, достаточно сложно.
Кроме того, во Франции сейчас очень развиты экспериментальные исследования в сфере неврологии, и многие вещи, которые Фрейд считал основой своей доктрины, опровергаются. Я говорю, например, об отношении к детям-аутистам. Согласно психоаналитической теории, аутизм – это проблема прошлого ребенка, связанная с его первыми переживаниями в семье, и, в особенности, с его отношением с матерью. То есть, психоанализ вменяет в вину матери то, что ее ребенок болен аутизмом, хотя на самом деле, неврология доказала то, что это совершенно не так, что это – наследственная болезнь.
Также проводятся исследования в Америке, которые тоже указывают на некоторую ограниченность текстов Фрейда относительно психологии и философии. То есть, сегодня, наверное, можно говорить о том, что Фрейд – хороший писатель, и даже поэт, и что он писал поэтические произведения. Но, что касается его учения, его не следует возводить в статус буквы современной науки.
Сегодня появляется все больше и больше книг, которые критикуют позицию Фрейда. Наиболее нашумевшая – книга Мишеля Онфре, которая называется «Сумерки Фрейда». Она вышла во Франции не так давно, и вызвала довольно большой скандал. Еще раньше, бельгийский автор Луи Ринаэрт написал книгу, критикующую позицию Фрейда, а в США над этим работает такой исследователь, как Шапиро. На самом деле, это мировая практика – поддать сомнению доктрину психоанализа.
Вы говорили о том, что психоанализ во Франции – это новая форма политкорректности. Как вы считаете, влияние политкорректности на культуру преувеличено, или оно все же оказывается, причем, не с самой лучшей стороны, в частности, на кино?
Во времена моей молодости, существовало два блока: с одной стороны, западный, капиталистический, с другой – восточный, то есть коммунистический. Позиция Европы в то время была очень интересной, поскольку мы не признавали полностью капиталистическую доктрину, которая закреплялась за Америкой, и могли противостоять либерализму, в это же время направляя некоторые свои идеи в коммунистический блок.
Сегодня говорят о том, что в Восточной Европе была тоталитарная система, однако все-таки люди могли оказывать сопротивление этому тоталитаризму через литературу, посредством чтения, пусть даже это было запрещенное чтение. Мне кажется, что именно в то время было интересно жить в Европе, потому что между Востоком и Западом, между коммунизмом и капитализмом, циркулировали некие идеи. К тому же, разница потенциалов между двумя системами создавала очень интересное поле для творчества.
Однако, сегодня мы живем в другом обществе. Сегодня капиталистическая либеральная идеология – монологична, она полностью охватывает весь дискурс современной культуры как в Америке, как в Европе, так и здесь. Плюрализм стал практически невозможен, потому что утвердилась, как мне кажется, новая форма тоталитаризма, которая очень давит также и на культуру. В планетарном масштабе это воплощено в капиталистическом рынке. Мы ведь вроде как свободны, но власть рынка проявляется таким образом, что мы свободны делать что? Покупать. (смеется) Ну, а чтобы покупать, нужны деньги. Для того, чтобы получить деньги, чтобы иметь возможность быть свободным, нужно все время работать, работать все больше и больше.
В этом контексте не будем забывать о том, каким должен быть художник. Художник во все времена требовал только одного: времени. Но времени не для того, чтобы работать больше и больше покупать, а для того, чтобы быть и быть свободным. То есть, свобода выражается не в возможности покупать какие-то вещи и обменивать их на деньги, свобода важна, прежде всего, как свобода бытия. Кроме того, художник не должен быть спокойным, он должен быть обеспокоенным тем, что происходит, он все время должен трусить устоявшиеся догмы, для того, чтобы они не фиксировались и не кристаллизировались.
Между прочим, во время советской системы, у вас было очень много хороших фильмов, и я думаю, вероятно, это было следствием того, что искусство тогда оказывало сопротивление этой системе. Эффект этого сопротивления важен, он как творческий мотор, и то, против чего искусство протестует, отходит на второй план. В Европе было практически то же самое, просто у нас сопротивлялись другим вещам.
Не нужно забывать, что и сегодня самые лучшие фильмы – отнюдь не те, которые лучше продаются.
Но у политической корректности есть еще одна сторона. Она связана с социальным кино, которое завоевывает фестивали, и которое играет на том, что оно социальное, не всегда заботясь о художественной составляющей. Критики и жюри на многих киносмотрах склонны отдавать предпочтение такому кино, нежели художественным фильмам, которые направлены на более абстрактные проблемы.
Я понимаю, о чем вы говорите, но хочу отметить, что во Франции снимают разные фильмы, и среди них действительно много социального кино, касающегося важных проблем современного общества: эмиграции, насилия в школе, безработицы и так далее. В свою очередь, я не могу сказать, что такие фильмы мне нравятся больше всего.
Параллельно существует более эстетическое кино, которое высказывается, как вы сказали, по поводу более абстрактных вещей. Например, фильмы Рауля Руиса, чилийского кинорежиссера, который уже 25 лет живет во Франции, мы его причисляем к французскому кино. Кроме того, на последнем кинофестивале в Локарно я видела очень много новых фильмов, которые все-таки занимаются больше эстетикой, нежели политикой.
Что касается моей работы, то для меня, бесспорно, социум – не в контексте того социального кино, о котором говорилось выше, – очень важен. Я пытаюсь реинтерпретировать проблемы, каким-то образом привносить туда что-то свое. Для меня очень важно не только показать проблему, но и постановить некий образ, антураж. Я много работаю с эстетикой.
Есть ли какие-то фильмы, которыми вы вдохновляетесь во время работы над своими картинами, и, в частности, когда работали над последней?
Я никем не вдохновлялась для работы над этим фильмом. (улыбается) Но я считаю, что для этой работы очень важно знать синтаксис и грамматику, которыми пользуются другие режиссеры – они составляют определенную память режиссера.
На что я обращаю внимание в своей работе, так это на то, чтобы наиболее точно подчеркивать некоторые тонкие вещи, но таким образом, чтобы это не было вычурным. Например, я стараюсь снимать так, чтобы не было заметно движения камеры, хотя оно есть.
А в работе с персонажами я стараюсь ни в коем случае не высмеивать их, а наоборот, показывать их величину, потому что для меня человеческое измерение – самое важное в кино. И я стараюсь показать сложность персонажа, его многоплановость, ни в коем случае не осуждая его. Вопросы хорошего и плохого, белого и черного, меня вовсе не интересуют.
Если можно, расскажите о фильме «Ватель». Вы написали к нему сценарий, но потом, из-за недостатка финансирования, продали его другому режиссеру. В итоге, ваш сценарий переделывал Том Стоппард, а фильм снимал Ролан Жоффе. Вы не жалеете об этом решении, вам не хотелось самой снять этот фильм?
Том Стоппард только перевел его на английский язык и внес несколько небольших изменений, а вообще мы работали в паре.
Хотелось бы немного рассказать об идее сценария к этому фильму. В моей интерпретации, он касался философских и эстетических проблем. Я хотела рассказать историю очень умного человека XVII века, который живет во время абсолютной монархии Людовика XIV, но однажды принимает решение восстать против того, что происходит. Он работал на министра Фуке, который имел непосредственные отношения с Людовиком XIV, был его врагом, но когда Фуке бросили в тюрьму, Вателю пришлось работать с принцем де Конде.
Это история человека достаточно бедного происхождения, который, в силу того, что у него был большой опыт, организовывал разнообразные праздники и сумел выйти на высокий уровень. Мой сценарий касался философии возможного восстания против абсолютизма, и кроме того, мне хотелось рассказать о человеке, который, живя в XVII веке, предвосхитил события века XVIII. Я говорю, конечно же, о Французской революции и о том, что мы называем философией Просвещения.
То есть, я хотела снять фильм, который был бы, в первую очередь, философской картиной, однако, в той форме, в которой я его задумала, воплотить его стоило очень дорого с экономической точки зрения, и французский продюсер, Ален Голдман, предложил мне продать этот сценарий, другому режиссеру, Ролану Жоффе. Честно говоря, он немного отошел от моей изначальной идеи, однако для меня фильм не стал разочарованием. Я считаю, что в карьере иногда нужно от чего-то отказываться. Конечно, потом может оставаться некая горечь, но в этом случае горечи нет, потому что фильм состоялся.
Между прочим, открою вам секрет, я продала этот сценарий за 600 тыс. евро, которые я сразу вложила в свою собственную компанию. Благодаря этому я стала сопродюсером своих собственных фильмов и стала более независимой.
И напоследок, могли бы вы поделиться своими планами? Возможно, есть какой-то сценарий, который уже находится в работе?
Конечно. Не знаю, знаете ли вы, но я не только сценарист и режиссер, я еще и писательница. Сейчас я пишу свой второй роман. Мой первый роман я написала несколько лет назад, он назывался «Скрытое» («L'Obscur»), его изданием занимался Грассе – очень известный издатель во Франции. К тому же, я работаю еще и над новым фильмом, и, выходит, моя работа организована таким образом: утром я пишу книгу, а во второй половине дня я пишу сценарий. (улыбается)
И совсем уже напоследок, вы не хотели бы посвятить себя преподаванию, или, возможно, вы уже этим занимаетесь?
Иногда я занимаюсь преподаванием. Очень редко, правда, но я преподаю во французской школе Фемис (La femis), это самая престижная школа Франции в области кино, кроме того, я даю уроки по тому, как руководить актерами на съемочной площадке. А еще, иногда меня приглашают в США для того, чтобы преподавать в университете Браун, и в швейцарскую школу искусств, где есть и кинематографическое направление.