«Манифеста» сознательно вмешивается в конфликтные среды, ибо мы убеждены, что искусство исследует общество и открывает перспективу на его будущее», – пишет директор биеннале Хедвиг Фейен в предисловии к каталогу «Манифесты 10». При этом львиную долю ее высказываний занимают попытки оправдать решение проводить выставку именно в Санкт-Петербурге. Статья госпожи Фейен вообще пестрит подобными фразами: «Манифеста» считает, что возможен иной ответ на крымские события, нежели призыв к бойкоту России» (интересно, каким образом, если в России запрещено даже использование словосочетания «аннексия Крыма»), или же: «В сложной ситуации, сложившейся в Украине и Крыму, «Манифеста» выражает поддержку всем тем, как в Европе, так и в России, кто ратует за мирное и ненасильственное разрешение конфликтов».
Тем не менее, в основной программе биеннале нет ни одного проекта, связанного с крымской тематикой.
Куратор Каспер Кёниг оказался более категоричен в своих высказываниях, заявив в ответ на призыв группы «Что делать?» к бойкоту, что его «немного беспокоит, когда люди говорят, что политика важнее чего-либо другого», и назвав политические акции «дешевыми провокациями».
Решающими факторами при выборе локации нынешней биеннале (единственной выставки такого масштаба, каждые два года меняющей свое положение) стали два момента. Во-первых, городские власти предложили внушительную сумму – 4,5 миллиона рублей, что в несколько раз больше, чем мог дать любой другой город. Во-вторых, часть экспозиции решили разместить в стенах Эрмитажа, празднующего в этом году 250-летие. С академической средой биеннале соприкасалась лишь единожды – в самый первый раз, в 1996 году, когда одной из выставочных площадок был роттердамский музей. Правда, современное искусство было в нем запрятано в самые укромные уголки вроде уборных и внутренних двориков. В этот же раз работы современных художников разместили посреди шедевров ушедших веков, создав для посетителей выставки своеобразный квест (смотрительницы музея, впрочем, жаловались на отсутствие указателей – гостям приходится на пальцах объяснять, как разыскать работы знаменитых Луизы Буржуа или Йозефа Бойса).
Понятно, что и работы подбирались такие, которые могут органично вписаться в стены Зимнего дворца, не слишком шокируя толпы туристов (в Эрмитаже сейчас не продохнуть от их наплыва). Например, шотландская художница Сьюзен Филлипс, пытавшаяся при помощи рассредоточенных вокруг лестницы Нового Эрмитажа динамиков воссоздать эффект «катастрофического наводнения императорского музея», на деле усыпляет посетителей прозрачными минималистическими волнами звуков.
А работа немца Герхарда Рихтера «Эма. Обнаженная на лестнице», которую принято считать репликой на знаменитую картину Марселя Дюшана «Обнаженная, спускающаяся по лестнице», между тем, скорее перекликается с работами Огюста Ренуара и висит в Аполлоновом зале как влитая.
Остроумный японец Тацу Ниси, обычно окружающий статуи предметами интерьера и тем самым выставляющий их в казусных ситуациях (заставляя всадников взбираться на кровать, а императоров позировать на журнальных столиках), видимо, не смог договориться с руководством относительно подобных же шалостей в Эрмитаже, а потому выстроил свою инсталляцию вокруг роскошной люстры. Его проект «Я хочу только, чтобы вы меня любили» представляет собой наскоро сбитый деревянный домик-голубятню, внутри которого воскрешен советский интерьер – с узким зеленым диваном-книжкой, финской стенкой и коврами на полу и стене – сгруппированными вокруг гигантского светильника. Между тем, здесь нет противопоставления двух эпох (в СССР и не такие сочетания случались) и все вместе звучит, скорее, как ретро-стайл, а не как ирония.
Экспонаты выставки, сосредоточенные в здании Главного штаба, отреставрированного аккурат под «Манифесту», хоть и не контактируют в его стенах с академическим искусством, однако и не пытаются «вмешиваться в конфликтные среды», несмотря на все уверения директора биеннале. Конфликт тут, напротив, завуалирован и приглушен.
Фотографии Бориса Михайлова с Майдана – один из немногих залов, поднимающий неудобные для российского правительства темы в этом царстве балетных съемок, гимнов вечному ремонту и ретро-инсталляций. Правда, организаторы предпочитают сравнивать украинские события с ливийским конфликтом, а греющихся у бочки протестующих – с живописью Ильи Репина. ЛГБТ-тематика, выраженная через творчество Владислава Мамышева-Монро, фотографировавшего себя в образе Мэрилин Монро, скорее, является приветом 90-м, когда быть геем было модно, да данью культуре Петербурга, где эта личность является легендарной. Но ни формой протеста, ни попыткой поднять остросоциальные вопросы эта ретроспектива отнюдь не является.
Само местоположение выставки тоже не очень располагает к поиску решений проблем современного человека. На барельефах, украшающих здание Главного штаба, нет места человеческому – здесь изображены маски вместо людей, шлемы с глазами, но без ртов, ангелы-херувимы, охраняющие обмундирование, но не людскую душу. Повсюду двуглавые орлы да фонарные столбы, опирающиеся на треножник из когтистых птичьих лап. Да и лейтмотив биеннале – не люди, а коты.
Еще со времен правления Екатерины II коты находились на службе в подвалах Эрмитажа, отлавливая там крыс. Традиция сохранилась до сих пор – 90 стерилизованных котов и кошек являются сотрудниками музея. Этим питомцам посвящены сразу несколько работ, наиболее интересная из которых – инсталляция голландца Эрика ван Лисхаута, воссоздающего катакомбы Эрмитажа и в остроумной манере обыгрывающего кошачью тему – от Pussy Riot до слухов о том, что директора Эрмитажа до полусмерти искусали его четырехлапые подопечные.
Рифмующаяся с ним работа испанца Хуана Муньоса «В ожидании Джерри» – пустая темная комната со светящейся норкой, где нет ничего кроме завалявшегося леденца да пары динамиков, бесперебойно транслирующих саундтрек из «Тома и Джерри» – соседствует со знаменитой эпитафией советской эпохе, «Красному вагону» бывших днепропетровцев Ильи и Эмилии Кабаковых. Это, в общем-то, противопоставление двух миров – СССР и США – где есть все для счастья, да только человека нет (на картине Кабаковых внутри вагона летят самолеты без летчиков и парашюты без парашютистов). И если за 20-25 лет с момента создания обеих работ ситуация в какой-то из стран и изменилась, то, кажется не в той стране, где сейчас проходит юбилейная «Манифеста».