Фильм Лозницы начинается с лиц и заканчивается лицами – сначала они вдохновлены происходящим вокруг на одном из воскресных Вече, а затем, после того, как химические процессы в котле протеста дошли до критических температур, их выражение сменилось скорбью и усталостью. Одного человека в кадре в “Майдане”, как правило, нет: если к народу кто-то обращается со сцены, показывают адресатов, а не говорящих. Выслушивает камера разве что поэтов, декламирующих нехитрые стихотворения на злобу дня, либо же священников, вещающих о покаянии.
“Майдан” в принципе полон нестандартных решений: в фильме нет кадров стрельбы снайперов по протестующим, нет историй о первых смертях на Грушевского, нет даже того, как началось столкновение 19 января. Возможно, на это есть какие-то другие причины, но даже без этих составляющих “Майдан” выглядит очень цельным высказыванием, непохожим на все остальные. Лозница не идет на поводу у украинского желания героизировать отдельных людей (зачастую героизируют их лишь затем, чтобы с грохотом свалить с постаментов в случае чего), он, напротив, показывает, что герои Майдана – все и никто одновременно.
Истории о мужестве протестующих или слаженности работы волонтеров известны всем, хоть и нельзя сказать, что они не заслуживают отдельных фильмов. Они их и получат, обязательно получат, но Лозница, кажется, снимал вовсе не поэтому. Из миллиона точек, с которых можно посмотреть на Майдан, он выбирает одну, благодаря которой можно позволить себе не доказывать, кто прав, а кто виноват, не спекулировать и не проповедовать. Его камера следит за тончайшей машинерией муравейника, который просуществовал на Майдане с 1 декабря и до самого конца. В муравейнике нет героев: кто-то выковыривает брусчатку, кто-то стоит рядом и ковыряется в носу, а через секунду – наоборот.
Порой камера так долго зависает на одном плане, что события внутри него начинают подчиняться внутренней драматургии, не навязанной режиссером. Вот медик-волонтер пытается оттащить женщину с маленьким портретом в руках, стоящую напротив стены “Беркута”; вот мужчина с вопросом “можно, да?” становится перед камерой с гитарой и начинает петь гимн; а вот молодой парень в перерыве между нарезкой бутербродов в Доме профсоюзов увлеченно разговаривает по телефону. Последняя сцена – с телефоном – довольно похожа на комедийную, только сценарий к ней никто не писал.
Кажется, что единственные режиссерские решения, которые позволил себе Лозница (кроме специфической оптики), заключены в том, как смонтирован звук. Звук для Лозницы очень важен – он и сам это подчеркивает в своих интервью. Практически каждая сцена заканчивается ударной звуковой точкой, а не логической. Как и в своих игровых фильмах, которые вы могли видеть на кинофестивалях в Киеве и Одессе, в “Майдане” Лозница не балует зрителя закадровой музыкой. Весь аккомпанемент происходящего находится внутри кадра: тут тебе и “Витя, чао!”, и “Океан Эльзы”, и, конечно же, “Пливе кача”.
Смотреть “Майдан” с еще не затянувшимися февральскими ранами представляется практически невозможным. Да вот только намеренная отстраненность Лозницы оставляет каждому пространство для того, чтобы смонтировать свой собственный фильм в голове: разность оптик при просмотре будет очевидной, как никогда ранее.
Тем важнее будет украинскому зрителю посмотреть “Майдан” в любом из 49 кинотеатров разных городов Украины. Если документальный фильм про нас с вами настоящее будет иметь мало-мальский кассовый успех, того и гляди, в кинотеатрах станут чаще показывать документальное кино – пожалуй, в наше сложное время единственный способ впитывать в себя культуру с экранов без угрызений совести.
В прокате с 24 июля.