Выставка под названием «Русский модернизм 1910-1930» открылась в октябре прошлого года: Гентский музей изящных искусств (MSK Ghent) включил в свою постоянную экспозицию новые 24 произведения авангардистов. Эти работы музей получил в долгосрочную аренду от Фонда Дилегем (Dielegem Foundation), организованного российскими коллекционерами Игорем и Ольгой Топоровскими. Выставка получилась яркой, интересной и красочной: зрителей привлекали и громкие имена, заявленные в проекте (среди них – Кандинский, Родченко, Ларионов, Гончарова, Татлин, Экстер), и общая раскрученность бренда «русского авангарда» (весь 2017 год, в честь столетия Октябрьской революции его выставляли ведущие музеи мира), и необычные объекты (кроме картин, музей показал прялку и сундук, якобы расписанные Малевичем).
Собственно, с этой прялки все и началось – до Гентской выставки, в истории искусства вообще не было каких-либо упоминаний о том, что Малевич имел отношение к росписи вещей народного быта. В итоге экспозиция привлекла внимание специалистов по авангарду, и в январе 2018 года они опубликовали открытое письмо, в котором поставили под сомнение подлинность всех представленных там работ. Среди экспертов, подписавших это письмо – украинский искусствовед, исследователь модернизма Константин Акинша (живет и работает в США), российская специалистка по Малевичу Александра Шатских, американская исследовательница Кандинского Вивиан Барнетт, и еще с десяток кураторов, исследователей и арт-дилеров, специализирующихся на авангарде. В ответ на это обращение, Гентский музей заявил, что, соблюдая обычные процедуры для приема в аренду арт-объектов, провел «тщательное историческое и сравнительное исследование работ», а так же получил консультации «нескольких международных экспертов по истории искусства» (не называя имен этих экспертов). Музей также указал, что получил от Фонда Дилегем «информацию об истории и аутентичности каждой из работ» - т.е., по сути, переложил ответственность за подлинность выставленных произведений на чету Топоровских.
Дальнейшее развитие событий ярко свидетельствует о том, какой может быть государственная культурная политика. После журналистских расследований истории с коллекцией Топоровских в бельгийской De Standaard и международной The Art Newspaper, министр культуры Фландрии Свен Гатц вместе с мэрией Гента инициирует создание экспертной комиссии, которая должна будет проверить подлинность сомнительных работ. Парламентский комитет по культуре оживленно обсуждает событие, затронувшее репутацию Гентского музея и культуры Фландрии в целом, и просит министра рекомендовать музею снять с экспозиции спорные произведения. Однако Гатц отвечает, что правительство не в праве определять, какие именно работы входят в экспозицию, поскольку это неотъемлемая часть художественной автономии музея.
Вмешательство министерства ограничивается выделением средств для проведения технической экспертизы: региональный и городской бюджеты предоставляют на нее €50 тыс. В результате Гентский музей принимает решение переместить работы авангардистов в запасник – чтобы экспертная комиссия получила к ним полный и не ограниченный доступ. Еще через неделю эту историю рассматривает пленарное заседание парламента Фландрии. Депутаты высказывают недовольство тем, что приходится тратить государственные деньги на верификацию частной коллекции, однако соглашаются, что в сложившейся ситуации это необходимый шаг для сохранения международного имиджа музея. Министр Гатц сообщает депутатам, что бюджетные средства будут, в том числе, и важной инвестицией в наработку методов работы с частными коллекциями, которыми сможет воспользоваться весь музейный сектор Бельгии.
Со своей стороны, Игорь Топоровский охотно комментирует всю эту историю для прессы. Он рассказал, что в начале перестройки работал советником Михаила Горбачева (отметим, что в 1986 году Топоровскому было 20 лет), и уже тогда якобы начал формировать свою коллекцию, лишь малая часть которой попала в Гентский музей: всего в коллекции Фонда Дилегем около 500 арт-объектов, 2/3 которых – живопись. Частично эти работы чета коллекционеров предположительно получила в наследство по линии Ольги Топоровской – ее отец был дальним родственником художника Антона Певзнера и скульптора Наума Габо, а также якобы другом и сотрудником известного коллекционера Георгия Костаки. Некоторые произведения из своей коллекции Топоровский связывает с именем Иосифа Орбели, бывшего директора Эрмитажа, который, по словам коллекционера, прятал часть музейных работ от уничтожения советским режимом в своей родной Армении. Все эти рассказы опровергаются родственниками упомянутых персонажей, интервью с которыми появились в прессе, – что, впрочем, нисколько не обескураживает Топоровского: он легко отмахивается от таких опровержений, объясняя их некомпетентностью, незнанием, а то и просто клеветой.
Но происхождение основной части своей коллекции Топоровский объясняет еще интереснее. По его словам, картины он скупил по очень умеренной цене на распродажах авангарда из музейных запасников, где сотрудники музеев прятали работы модернистов от преследований сталинского режима. Топоровский упоминает музейные распродажи, управляемые Министерством обороны России и КГБ, а также распродажи в бывших союзных республиках. В Европу свои приобретения он вывозил уже будучи «тайным дипломатом» в правительстве Ельцина – через Украину (откуда он родом) и через Латвию (где у него есть семейные связи).
В качестве примера, Топоровский рассказал о провенансе двух картин из Гентской экспозиции: «Дамы червей» Ольги Розановой и «Ангела с животными» Натальи Гончаровой. По его версии, эти работы были куплены на распродажах фонда Харьковского художественного музея в 1991-1992 годах. В качестве доказательства он даже предъявил музейный каталог за 1992 год, в котором присутствуют обе эти картины. Руководство музея отрицает существование таких распродаж, а также однозначно оценивает предоставленный коллекционером каталог как подделку. Версию Топоровского прокомментировала для LB.ua директор ХХМ Валентина Мызгина:
«Джеймс Баттервик (арт-дилер, один из подписантов открытого письма экспертов – прим.) прислал мне письмо со сканом того буклета, который представлял Топоровский. Вот передо мной сейчас наш оригинальный буклет – на обложке у нас был представлен Крамской, а у него вообще непонятно кто и что, я таких картин не видела и не знаю, такой картины у нас не было никогда. Далее, там где он впихивает Гончарову и Розанову – там в сам каталог на место других работ вставлены эти картины. Картины Гончаровой и Розановой – это живопись, и под самими их изображениями написано «приватна колекція», а Топоровский мало того, что размещает сведения об этих картинах в разделе графики, так еще и с инвентарными номерами (которые присваивают только работам из музейного фонда – прим.). На всякий случай мы проверили эти инвентарные номера с шифрованием GR (графика) – но под ними, конечно, проходят совсем другие, графические работы».
«Выставка, к которой был выпущен этот каталог, у нас была не в 1992, а в 1998 году, – продолжает Мызгина. – Организовывал ее наш музей вместе с Харьковским клубом коллекционеров. Она называлась «Образ прекрасный» – т.е. женский образ в произведениях искусства. Я вообще просила прислать мне сканы всего каталога, потому что уж коль скоро в этих страницах изменены изображения и вставлены не существующие в оригинале каталожные данные о двух живописных работах, то вполне возможно, эту же манипуляции он (Топоровский – прим.) проделывал и с другими картинами. Но, к сожалению, у господина Баттервика были только эти сканы, только их я и посмотрела, и это – мошенничество чистой воды.
Само по себе это происшествие глубоко меня возмущает. Я получила от Баттервика письмо, где он говорит, что владелец коллекции обвиняет Харьковский музей во лжи и клевете. Среди прочих инсинуаций он заявил, что я не была музее в 92-м году и не могла знать о выставке, каталог которой у него якобы имеется. Но я в музее работаю вообще с 70-го года. И вот передо мной этот каталог. Можно не помнить с 90-х годов точно, какие работы там были представлены – у нас за это время прошли сотни выставок. Естественно, невозможно помнить все работы. Но каталог – это и есть документ выставки. Мы не всегда, к сожалению, имеем возможность издать каталог, но у нас обязательно делаются заверенные печатью и подписью списки каждой выставки. И не случайно Топоровский берет наш музей, который достаточно уважаемый в Украине, и доказательство оригинальности и провенанса использует его имя. Что касается атрибуций, которые не сделал Гентский музей – это, в принципе, объяснимо. Для того, чтобы атрибутировать картину, нужно серьезно и много работать, иной раз годами».
От себя добавим, что, видимо, к подделыванию доказательств Топоровский относится так же небрежно, как и к сочинению общей легенды: в украинский каталог имена Гончаровой и Розановой вставили на руском языке, а названия картин явно перевели с помощью Google Translate, благодаря которому «Дама червей» превратилась в «Даму хробаків». Да и зачем стараться, ведь советская реальность была настолько трагичной в своей абсурдности, что на ее фоне меркнут любые фантазии коллекционера. В канву реальной истории закупок и рассылок работ авангардистов по провинциям, которыми занималось Музейное бюро при Наркомате просвещения (возглавляемое сначала Кандинским, а затем Родченко), отлично ложатся выдумки о таинственных распродажах Минобороны и КГБ; и если в 70-е годы Костаки действительно нашел работу Поповой на фанерке, закрывающей чердачное окно, то почему бы не рассказать о фантастических находках в лихие 90-е, когда – как всем известно – было возможно вообще все.
Не удивляет и то, что коллекционер охотно дает разрешение на техническую экспертизу своих работ – ведь ее результаты всегда можно объявить недостоверными, благо, прецедентов хватает. Современное экспертное исследование авангарда вообще в основном занимается борьбой с подделками, сделанными еще в конце 80-х, которые кочуют из одной коллекции в другую, и время от времени всплывают на самом высоком уровне. Например, в 2011 году во Франции опубликовали каталог-резоне Гончаровой, в который вошли около 400 работ с крайне сомнительным (с точки зрения российских экспертов) провенансом. А в 2014 году в Мантуе состоялась выставка «Русский авангард: от кубофутуризма до супрематизма», где из 60 работ не обнаружилось ни одной подлинной. И совсем недавно, в 2017 году, на выставке работ Модильяни в Генуе из 21 полотна оригиналом оказалось лишь одно.
Видимо, арт-история вообще неотделима от истории подделок – в конце концов, еще римское искусство началось с подделывания греческих скульптур. Однако кейсы, затрагивающие репутацию государственных институций, служат отличной лакмусовой бумажкой уровня культурной политики страны. Гентская история демонстрирует нам осознанное поведение бельгийских чиновников (ведь затронут имидж бельгийского музея), острый интерес российской прессы (ведь речь идет о «русском» авангарде) и практически полное отсутствие реакции в Украине. Несмотря на то, что из задействованных в скандальной выставке имен художников половина тесно связана с Украиной (это Малевич, Кандинский, Экстер, Татлин, Лисицкий, Ларионов). Несмотря на то, что главный фигурант скандала родом из Украины. Как и один из экспертов, подписавший открытое письмо с протестом. Несмотря на то, что для фальсификации были использованы материалы одного из крупнейших музеев Украины, а его руководство обвиняют в клевете и некомпетентности.
И пока Фландрия ожидает заключение технической экспертизы гентской коллекции, первые результаты которой должны быть готовы уже в конце февраля, нам стоит задуматься о том, какую реакцию украинского политикума на всю эту историю мы хотели бы видеть – пусть даже наши результаты не будут готовы в такие сжатые сроки.