Россия переживает внешнеполитический и информционно-пропагандистский кризис. Эти два понятия неразделимы в российских реалиях. И вменяемая часть российского истеблишмента в частных беседах уже признает наличие этого кризиса.
Бодрые и победные сводки с «сирийских фронтов» никого особенно не утешают. Достигнута лишь одна цель: с повестки дня пока снят вопрос об уходе Башара Асада. После того, как Серегей Шойгу заявил о победе, в русском информационном пространстве воцарилась тишина. Складывается впечатление, что никто толком не знает, что на самом деле там происходит. Короткое и очень похожее на правду заявление экспертов-востоковедов о том, что в Сирии идет процесс фрагментации страны, который завершится ее неминуемым распадом, прозвучало глухо и не получило развития.
Полностью подтвердились и ранее высказанные оценки ситуации вокруг Северной Кореи. «Вставшая с колен» и претендующая на роль глобального центра силы Россия не в состоянии не только предложить алгоритма действий (его никто сейчас предложить не может), но и вообще оказать какое-либо влияние на ситуацию, которая с каждой неделей все более и более приобретает характер патовой. Вековой мечте Кремля о стратегическом русско-китайском альянсе, который мог бы бросить вызов глобальной роли США в мире, судя по всему, так и не суждено осуществиться по двум главным причинам.
Во-первых, Китай со всеми поправками на социально-политическую систему и права человека является, по крайней мере, экономически частью глобального мира. Перед ним не стоит задача доказывать кому бы то ни было (в том числе собственному населению) свою силу, у всех на глазах «вставать с колен» и т.д. Тихоокеанские крупнорегиональные противоречия, существующие между Вашингтоном и Пекином, не носят антагонистического характера и вполне могут быть решены политическими средствами. В то время как проблема Северной Кореи политического решения, похоже, не имеет.
Наконец, учитывая китайскую манеру ведения дел разрешение или наоборот, обострение американо-китайских противоречий, скорее всего, затянется на десятилетия. У России, находящейся в экономическом и политическом цейтноте, такого времени нет, ей нужны результаты и успехи прямо здесь и сейчас. Китаю же совершенно некуда торопиться – в том числе и по корейскому вопросу.
Вторая причина проста до банальности: России нечего предложить Китаю (разве что свою территорию), как и любому другому «партнеру». Последний политически ликвидный актив, который у нее еще остается – голос в Совбезе ООН. Но стоимость этого актива падает и это осознают уже все более или менее значимые мировые игроки.
Именно поэтому инициативы США по реформированию ООН вызывают такую нервозность в Москве. Здесь прекрасно понимают в каком направлении будет осуществляться это реформирование. ООН в последнее время демонстрирует свою беспомощность и неэффективность, неспособность решать международные вопросы. Организация все больше превращается в дипломатический клуб – площадку для озвучивания позиций основных геополитических игроков. Не в последнюю очередь этот упадок связан с деструктивной ролью российской дипломатии, блокирующей на основании принадлежащего ей права вето деятельность СБ ООН.
Очевидно, что в условиях, когда установившаяся после Второй мировой войны система международных отношений отжила своё, в прошлое должны уйти и её рудименты в виде признания нынешней РФ страной-победительницей (как минимум, её правопреемницей), имеющей право и основания решать глобальные мировые вопросы. После поражения в Холодной войне этот статус был сохранен за Россией авансом в надежде на её интеграцию в цивилизованное мировое сообщество. Время показало, что этим надеждам не суждено сбыться: стать частью цивилизованного мира Россия неспособна.
Тогда при реформировании ООН логично возникает вопрос – каковы основания для сохранения за сегодняшней РФ исключительного, основанного на участии в антигитлеровской коалиции, статуса в ООН, предоставленного её историческому предшественнику? Ядерный потенциал? Милитаризованная экономика? Значительная территория? Агрессивная внешнеполитическая риторика и отказ соблюдать основополагающий принцип международных отношений – принцип нерушимости границ? Думается, что эти основания покажутся недостаточными при реформировании ООН. Трудно сейчас предположить, каков будет ход и исход этой реформы, но совершенно очевидно, что указанный вопрос так или иначе будет в ходе этого реформирования обсуждаться.
В этой связи достаточно беспомощно выглядят попытки России доказать свою «полезность и нужность», обосновать свое место в мировом сообществе. Призывам к совместной борьбе с терроризмом уже никто не внемлет. C разных трибун все чаще говорится о том, что на повестке дня (хоть пока и отдаленной) расследование связей Москвы с мировыми террористическими центрами. И (что для Кремля особенно болезненно) расследование судьбы миллиардов, размещенных за рубежами отечества.
Причем вторая часть упомянутой задачи, при всей кропотливости и длительности работы, представляется с точки зрения сбора и предъявления доказательств относительно несложной. А там, глядишь, и доказательства финансирования террористических организаций попутно всплывут... Интересно, что тогда будут говорить прокремлевские эксперты-пропагандисты?
Таким образом, пространство для маневра у Москвы катастрофически сужается. Судорожные метания российской дипломатии между Парижем и Берлином в попытках как-то гальванизировать нормандский формат и Минские соглашения наталкиваются на холодно-вежливую реакцию: продолжать обсуждение вроде никто не возражает, но и продвигаться в решении вопроса по восстановлению безопасности по кремлевскому сценарию тоже большой готовности не проявляют.
Главное, что стало очевидно за первую половину сентября – это причина, по которой США медлят с решением вопроса о предоставлении Украине летального оружия. Вашингтон воспринимает этот вопрос как повод для давления на Кремль: не пойдете на уступки – дадим Киеву летальное оружие. Конечно, не все считают это «a good idea», но окончательное решение за Трампом и тут ничего не поделаешь.
На этом фоне своего рода сенсацией стало согласие Владимира Путина на инициативу Петра Порошенка о допуске в зону конфликта вооруженных миротворцев ООН. Правда, первоначально российский президент согласился миротворцев якобы для охраны работающих там представителей ОБСЕ.
Согласно сообщениям российских СМИ, «партнеры» по нормандскому формату нашли эту инициативу интересной. Однако, следует отметить, что вопрос о введении в зону конфликта миротворческого контингента требует серьезной доработки. Возможно, именно на возобновление работы в нормандском формате рассчитывал Путин, вбрасывая откровенно сырой непроработанный и в своем первоначальном виде неприемлемый практически ни для кого проект.
Оставим за скобками функции охраны сотрудников миссии ОБСЕ. В российском варианте миссии ООН (как обычно обильно приправленном всякого рода гуманитарными соображениями типа необходимости обеспечить детям возможность начать учебу с 1-го сентября) предполагается, что миротворцы расположатся по линии разграничения ВСУ и «ополченцев» Донбасса, и обеспечат отвод вооружений и прекращение огня.
Такой вариант – в чистом виде означает замораживание конфликта на неопределенно долгий срок и признание субъектности «ДНР/ЛНР». Если пренебречь рассчитанной на слезливового обывателя по обе стороны границы гуманитарной достоевщиной, то это ровно то, чего Россия добивалась в этом конфликте изначально. Именно по этой причине такой алгоритм неприемлем для Киева и совершенно бессмысленен для мирового сообщества. Что собственно и донесла Путину Ангела Меркель в телефонном разговоре. В результате Путин пошел на эту уступку. Что подтверждает предположение о том, что а) положение его незавидно и он загнан в угол, и б) санкции и международное давление ой как эффективны.
Когда 2,5 года назад автор этих строк говорил о желательности введения миротворческих сил имелось ввиду, что в составе контингента не будет российских военнослужащих – ибо это означало бы легитимизацию их пребывания в зоне конфликта. А главной функцией контингента «голубых касок» должно стать восстановление государственной границы Украины и ее контроля над территорией самопровозглашенных республик. Последнее будет означать, по сути, ликвидацию их псевдогосударственного статуса, восстановление на этих территориях украинской юрисдикции и подконтрольной Киеву администрации. А также их демилитаризацию силами ВСУ и СБУ – и миротворцы должны гарантировать от соблазна России вмешаться в процесс.
Естественно, как только в воздухе хотя бы отдаленно запахло реализацией подобного сценария, украинская политическая эмиграция в России – самая отвратительная и шумная изо всех политических эммиграций, которые знали XIX – XX вв в лице всяких роговых, спиродонов и иже с ними подняли жуткий вой, а в адрес автора посыпались многочисленные угрозы. Между тем, с учетом того факта, что противоречия между Киевом и условным Донецком носят антагонистический характер и не могут быть решены политическими средствами, именно такой сценарий выглядел бы наиболее реалистично. И, в конечном счете, – гуманно.
Ну и последним за последний период серьезным внешнеполитическим фиаско России можно считать 72-ю Генеральную ассамблею ООН в Нью-Йорке. На событии международного масштаба, где присутствуют большинство лидеров стран, президент России Владимир Путин отсутствовал. Его неучастие было обусловлено тем, что в Кремле понимали заранее - ничего хорошого про себя они не услышат, Россия в очередной раз будет подвергнута жестчайшей критике. Поэтому президент РФ ехать испугался.
Так и случилось: с высокой трибуны ООН многие главы ведущих государств мира всуе вспоминали Россию и пинали за ее деструктивную деятельность в ООН, за развязанную войну против Украины и в других уголках мира. Не говоря уже о том, что выступление российского представителя - главы МИДа Сергея Лаврова, которого традиционно отправили отдуваться за Кремль, не захотел слушать и покинул зал не только президент Украины Петр Порошенко, но и вице-президент США Майкл Пенс. Что уже не просто сигнал, а позиция.