Крупный бизнесмен, человек из «сотни Forbes» стал волонтером. Нетипично, как для нашей страны.
А чем крупные бизнесмены отличаются от остальных людей? Не понимаю. Вот вы говорите – крупный бизнесмен и стал волонтером. Так вопрос у меня вообще не стоял. Если бы я был мелким (бизнесменом, – ред.), я бы тоже пошел. Было бы меньше возможностей, но делал бы то, что смог.
Хорошо. В какой момент поняли, что не можете просто наблюдать за происходящим в стране? Ведь ни политикой, ни общественной деятельностью – до прошлого года – не занимались.
Это произошло 1 марта 2014 года. В тот день над зданием ОГА в Харькове подняли российский флаг… У меня на тот момент уже была информация, что какие-то колонны россиян ждут под Белгородом. Понятно, что разворачивался российский сценарий по типу Крыма. Появилось ощущение, что завтра можно проснуться в другой стране...
2-го я четко понял, что просто симпатизировать Украине сейчас мало и начал ходить по тем, кого знал – бизнесменам, представителям власти – убеждать: надо что-то делать. В результате мы собрались у губернатора – человек пятнадцать, депутаты, бизнесмены. Пришел начальник милиции, СБУ, и мы все вместе начали что-то придумывать, что-то делать.
На той первой встрече Виталик Данилов (бывший президент ПФЛ, народный депутат от «Батьківщини» – LB.ua) пошутил: «Давайте сдавать деньги Кожемяко, во-первых, его они все равно не спасают, во-вторых, он жадный и лишнего не потратит». Деньги сдали мне, и вот так оно и пошло.
Много?
Нет. Сначала мы сдали триста тысяч на каски для харьковской милиции. Потом еще скидывались, но потребности возрастали, и мы начали заниматься фандрайзингом – я звонил своим друзьям и убеждал их помогать. Появились уже первые батальоны, надо их было одеть-обуть, экипировать. Нам представили командиров этих батальонов – один из них тот, кто потом покушение на меня готовил – они нам рассказали свои потребности. Мы с моим партнером по фонду Валерой Демой все записали, посчитали, купили...
Расскажите об истории с покушением.
Янголенко (Андрей Янголенко, командир батальона «Слобожанщина», обвиненный в подготовке покушения на Всеволода Кожемяко, а также главу МВД Арсена Авакова, нардепа Андрея Билецкого, командира роты «Восточный корпус Андрея Ширяева» – LB.ua) просто сошел с ума.
В «Слобожанщине» в прошлом году сложилась конфликтная ситуация. Часть бойцов не захотела продолжать службу под командованием Янголенко. Я тогда еще был в статусе советника министра внутренних дел и тоже подсказывал, как действовать в данной ситуации, чтобы ее мирно разрешить. Чтобы и «Слобожанщину» не расформировали, и комбат тот остался, и его оппоненты – также добровольцы и патриоты – продолжили службу. Было принято решение перевести часть людей именно в «Восточный корпус». Я думаю, оттуда и началось какое-то недовольство Янголенко. Но это все психически ненормально – в любом случае.
Когда себя осознали, вот эту переходную стадию от крупного бизнесмена до волонтера, а впоследствии и политика?
Тогда я вообще о политике не думал. Мне это было неинтересно, просто хотелось помогать людям.
Находясь на фронте, я вижу одну картину, а возвращаюсь в Харьков и вижу другую. Приезжаю в Киев – третью картину. Эти контрасты и несоответствия, они угнетают. И я подумал, что изменение общества, политики – это наш второй фронт.
Как-то я беседовал с одним американским лоббистом, который близок к одному из нынешних кандидатов в президенты США; человеком, который хорошо понимает украинские реалии. Он меня спросил: «Какая основная угроза для Украины?». Наш разговор состоялся весной прошлого года, когда была очень высока вероятность вторжения Путина. Естественно, я ответил – Россия. А он говорит: «А ты не думаешь, что основные угрозы – внутри? Что нереформированная экономика и коррупция – ваши основные риски? И если бы занимались реформами и борьбой с коррупцией, у вашей страны была бы гораздо более мощная поддержка западных партнеров, и вообще никто бы не рискнул воевать с вами?».
Летом прошлого года вы написали довольно резкое «Письмо президенту от волонтера». О том, что государство провалило обеспечение армии, и все держится на плечах волонтеров. Насколько сильно изменилась ситуация за год?
Ситуация изменилась в лучшую сторону, но нельзя сказать, что процессы завершены, и что произошел какой-то существенный перелом. Другой вопрос, что столкнувшись с государственными ведомствами, я понимаю, насколько тяжело что-то поменять и насколько медленно и неэффективно эта машина работает. Хотя, при наличии политической воли, сломать систему можно. Это – то, что касается обеспечения фронта.
Если же говорить о ситуации в стране в целом, то она ухудшилась. Помните, после победы Оранжевой революции, все, даже гаишники, боялись брать взятки. А потом постепенно осмелели, и все вернулось на круги своя. Вот тоже самое произошло сейчас.
Почему?
Потому что нет каких-то структурных изменений. Власть занята сама собой, точнее – сохранением нынешнего порядка вещей, воспроизводством олигархии.
Сейчас у многих, в том числе во власти, возникает вопрос – какой у общества еще запас прочности? Сколько страна готова терпеть?
Перед началом Революции Достоинства моя интуиция подсказывала мне: что-то должно произойти в стране. Все вокруг говорили: так дальше жить невозможно, так не может быть. В конце-концов осенью 2013 года произошел взрыв. Так вот, сейчас у меня есть подобное ощущение – так не может продолжаться долго. Тем более, что амплитуда изменений, она становится все короче и короче. Пытаться законсервировать и зацементировать ситуацию – бесперспективно.
Я не знаю, что должно произойти, но самое главное, чтобы это произошло не в результате каких-то потрясений или гибели людей. Хотя обстановка в стране накалена. Люди обнищали и недовольны.
Наше правительство все время говорит об успешности проводимых реформ. Иногда подобная оценка звучит и с Запада. А с вашей точки зрения, представителя крупного бизнеса, реформы идут?
Я могу, допустим, судить об агросфере. Те схемы, которые были созданы при режиме Януковича, пока еще не разрушены до конца.
Возвращаясь к вопросу о волонтерстве – как изменилась за год ваша работа?
Фонд «Мир и порядок», который был создан при участии нескольких харьковских бизнесменов, продолжает небольшие проекты гуманитарной направленности. Фонд мы создали не просто для того, чтобы собрать деньги, но и реализовать наш запрос на украинский Харьков. Потому что был момент, когда достать украинский флаг на улице было страшно. Думаю, Фонд свою задачу выполнил.
Сейчас я осуществляю помощь через свой личный Фонд «Украина ХХI». Изменилось только то, что мне и потенциальным донорам тяжелее тратить и находить деньги. Вот это главное изменение. Ну и естественно, уже от простых задач – обеспечение обувью и одеждой – мы переходим к каким-то специальным вещам...
Покупка снайперских винтовок?
В том числе. О чем это говорит? Что базовые потребности государство начало обеспечивать. Мы можем долго спорить о качестве ткани на новой форме. Но факт тот, что эта форма хотя бы есть.
Некоторое время назад вы присоединились к «Самопомощи»…
Я не член партии. И я никуда не баллотировался и не баллотируюсь, хотя Андрей Садовой считает, что это моя ошибка. Я симпатизирую и помогаю этой силе. У меня там много друзей.
Почему именно «Самопомощь»?
Политика – очень высокий уровень цинизма. И в разных политических силах планка цинизма находится на определенном уровне. В «Самопомощь», по моему мнению, эта планка находится на допустимом уровне.
На самом деле, сегодня «Самопомощь» – это реально единственное светлое пятно в парламенте. И вот это очевидно. Конечно же я хочу, чтобы это светлое пятно становилось больше.
Пока что фракция «Самопомощь» в парламенте уменьшается.
Будут перевыборы рано или поздно.
Когда?
Я знаю, что они будут. Журналистам интересно, когда именно. А для меня главное, что они будут. Я в этом уверен. Это как жизнь при Януковиче – как мы говорили – так долго жить нельзя. Понимаете? А когда это произойдет, зависит исключительно от запасов прочности общества и стечения обстоятельств.
В Харькове с вашей подачи от «Самопомощи» идет на выборы большая группа волонтеров. При этом, понятно, что в горсовете они будут в меньшинстве, в оппозиции.
Там не только волонтеры, – их там порядка 30% от общего числа. Есть и бизнесмены, и малые предприниматели, юристы. Их общая задача – показать какое-то иное качество работы в местной власти, показать харьковчанам, на что они способны. И со следующими выборами их там будет уже больше.
В городе есть запрос на какую-то альтернативу регионалам? Учитывая, что Харьков – место, где всегда побеждала ПР.
Да. Причем запрос есть не только на альтернативу «регионалам», но и на альтернативу власти.
Я – харьковчанин. И у меня он есть, этот запрос. А значит, есть и у многих других людей, которых я знаю и которых не знаю. Даже у многих людей, которые идут по инерции, поддерживают силы из прошлого. И они пока идут и голосуют за Оппоблок, например, или за любую партию власти. Постепенно это будет меняться. Даже у тех, кто голосует сейчас за «регионалов» или за любую власть, уже внутри есть этот запрос, они все равно недовольны происходящим. Они еще не определились, но что-то гложет.
Как бы оценили сегодня настроения в Харькове?
Сегодня Харьков мирный и украинский. А вата пока попряталась...
При этом, у Кернеса самые высокие рейтинги в городе.
Я бы не ставил здесь знак равенства. Электорат Кернеса в Харькове гораздо шире, чем, так называемые «ватники». Хотя весь украинский патриотический политикум (по крайней мере публично) заявляет, что он некое коллективное зло, яркий символ режима Януковича.
Но почему сейчас, после всего, что произошло и в городе, и в общем, в стране, Кернес – по-прежнему номер один?
А потому что новая власть не лучше старой. Во всей стране она делает еще хуже, чем старая, занимается конкретным грабежом, только уже во время войны. Не «обилетили» только тараканов, мышей уже «обилетили». Волонтеров пока не трогают. За былые заслуги. Но думаю, что это время не за горами. Не питаю здесь иллюзий.
Нет риска, что уйдя в политику, волонтеры перестанут быть эффективными помощниками армии, но так и не станут хорошими политиками?
Я не знаю, что может заставить их прекратить заниматься волонтерской деятельностью. Вы понимаете, в Харькове все патриотически настроенные граждане, так или иначе, помогают фронту, беженцам.
Что касается депутатской работы, то я бы очень хотел, чтобы они все органично интегрировались в этот процесс, научились взаимодействовать со своими коллегами от других политических сил. Это горсовет – там не политикой надо заниматься, а решать проблемы города.
Им будет комфортно взаимодействовать с людьми, которых проведет на горсовет, например, Геннадий Кернес?
Если вопросы будут подняты прозрачно, открыто, не будут связаны с коррупцией и возможными хищениями средств из бюджета. Извините, но какая может быть разница в подходах к ремонту водопроводной трубы у представителей разных политических сил?
Харьков – прифронтовой город. Есть большой поток беженцев, которыми системно никто не занимается. Есть большое количество демобилизованных ветеранов, которые также не чувствуют достаточного внимания к себе.
Я не согласен, что никто ничем не занимается. Но действительно работают в основном волонтеры. Вот мы недавно проводили семинар – от регулярных частей было гораздо меньше психологов, чем психологов-волонтеров, которые работают в госпиталях, с семьями погибших, с бойцами, вернувшимися из АТО. Которые практически все страдают посттравматическим синдромом, кстати. То есть, общество с этим справляется, но абсолютно несистемно. Что касается беженцев, я не готов об этом говорить – мы мало программ делали по этой проблеме, и я не владею четко ситуацией.
При этом, вы сами покупали жилье для беженцев. Это был какой-то эмоциональный всплеск?
Я не покупал – отдал дом, который у меня был. Объясню, как это было. Я смотрел новости по «1+1» и увидел репортаж о семье с 4 детьми, где бабушка, прабабушка и прадедушка воспитывают четверых детей, старшей девочке шесть лет. У меня такого же возраста дети, и в таком же количестве. Я сразу позвонил Саше Ткаченко (генеральный директор «1+1» – ред.), попросил контакты журналиста, сделавшего репортаж. Через неделю мы вывезли эту семью из-под Дебальцево – они жили непосредственно на линии столкновения.
И там постоянно прилетали мины – а я хорошо представляю, что это такое.
В итоге, мы поселили их в Полтавской области, моя компания взяла шефство над этой семьей. Местные, кстати, очень доброжелательно отнеслись к ним – сразу понесли еду, одежду, помогали в быту. Сейчас двое старших детей пошли в школу, мы им помогли тоже собраться – форму купили, все принадлежности. Сделали все, чтобы они не чувствовали никакой ущербности... И на самом деле это прекрасно. Потому что на детей – вся надежда.
Они уже вряд ли захотят вернуться на Донбасс.
Недавно мой Фонд «Украина ХХI» помог Послу Украины в Австрии Александру Щербе отравить на отдых в Нижнюю Австрию сто детей наших военных. Почти половина – дети офицеров Нацгвардии, из частей, которые в свое время вышли из Донецка. После возвращения детей мне позвонил генерал Юрий Лебедь – он находится сейчас в Славянске – и говорит мне: «Сева, один офицер ездил встречать свою дочку из поездки в Австрию. Вернулся, впечатлений море. У всех позитивный шок». Понимаете, я у Лебедя таких эмоций не видел даже тогда, когда его из плена привезли.
И мы пришли в разговоре к выводу, к тому, что вот эти дети ни за «ЛНР», ни за «ДНР» никогда не проголосуют. И я уверен – у всех детей, которых нам удалось достать оттуда и вырвать из лап этой тьмы, будет хорошее будущее.