Сдержанное ликование по поводу слухов о возможной смерти Путина как раз вскрывает все наши довольно первобытные представления о жизни.
Во-первых, вполне естественно позитивно оживиться по поводу смерти правителя страны, которая напала на твою и убивает твоих сограждан. Потому как есть надежда на изменения, разумеется, позитивные. Но здесь заковыка в том, что мы воспринимаем Россию именно так, как ее подает русская пропаганда – как самодержавную империю, в которой монарх уже не просто канонизирован при жизни, а стал объектом нового культа. То, что 144 миллиона людей там живут в миллионах разных реальностей, и вся непреодолимая мощь империи – чудовищное надувательство всего мира, проходим мимо нашего сознания. Вот умрет там плохой царь – и все станет хорошо. Вам, что ли, станет?
А если да, то это означает, что в Украину вернулось доминировавшее множество десятилетий «магическое сознание», при котором ритуал (песни, пляски, молитвы, обереги) неизмеримо важнее и значимее дела. Он, ритуал, по сути и есть самое главное дело.
Майдан своим европейским трендом стремительно вытеснил этот милый, но туповатый архаизм на периферию новейшей истории. Была надежда, что этот политический шаманизм останется в истории, как случилось у многих наций на пути развития и становления.
Но Майдан ушел на войну, а периферия осталась. То есть Майдан (в широком смысле слова) ушел побеждать Путина и его приспешников физически, а периферия завтыкала иголки (тоже в широком смысле) в соцсетях.
Очень хотелось бы верить в эффективность разной магии, в синергию искренних проклятий, но Нюрнберг и Гаага – они понадежнее будут.
Во-вторых, всевозможное обзывание московского тирана разными нехорошими, хотя и как нельзя лучше подходящими к случаю словами, тоже показывает, что очень хочется поторопить процесс, при этом принижая врага и по умолчанию возвышая себя в блеске остроумия. Это нечто сродни современной моде на разные селфи, инстаграмы и прочие «луки», с выдумкой, сообразной интеллекту, отсетиться при событии. Ну, такие времена многословные.
Мне отец рассказывал, что когда умер Сталин, дед помолчал немного и тяжело сказал всего лишь три слова: «Нарешті здох, падлюка!» и пошел на двор курить люльку.
Ну, а пока не сдох, стало быть, курил молча. Старые люди, степенные, цену своим словам знали. А праздник загодя праздновать – и вовсе грех это.
Это не есть хорошо, и дело даже не в собчаковском лицемерном «днище» (я на нем бы, случись, еще бы и сплясал). А то что мы каким-то кривым боком все равно оказываемся частью этого «русского мира», будь он неладен. Вот Бокасса был просто людоедом, при Пол Поте ученым головы тяпками разбивали, чтобы патронов не жечь зря – что, мы сильно праздновали, когда те окочурились? Может, по Хусейну фейерверк заказывали? А дедушку Мао еще забыли, при коем тридцать миллионов преставилось только от голода одного. Да нам по барабану было, знали-не знали, чужие страны, чужие судьбы. А тут, значит, царь не вполне чужой?
Итак, Джеймс Фрэзер в «Золотой ветви» пишет о бытовавшем в Южной Индии обычае умерщвления правителя по истечении 12 лет. «Местный царек управляет провинцией не более двенадцати лет. Когда этот период подходит к концу, на праздник собираются несметные толпы людей. Для царька воздвигается деревянный помост, задрапированный шелковой тканью. Царек на глазах собравшихся поднимается на помост, берет очень острый нож и начинает отрезать себе нос, губы, уши и остальные мягкие части тела. Отрезанные куски он поспешно отбрасывает, пока не начинает терять сознание от потери крови. В заключение он перерезает себе горло…" Вот такая абсолютная ответственность, сопряженная с абсолютной властью. Что поделать, дикари.
Уже в Средние века элита начала модифицировать жестокие обычаи, избегая необходимости не только умирать, но и навсегда покидать престол. Именно в это время широко распространилась практика назначения «временных» и «шуточных» царей, которые на короткий срок занимали место правителя для формального соблюдения древних принципов ротации власти.
Но то, что абсолютистская власть требует именно насильственного, кровавого финала – это у людей в подсознании вне зависимости от их уровня образования. Было же и в нашем Хазарском каганате, когда Киев уже был, а варяги еще не прибыли, приближенные придушивали своего кагана шёлковым шнуром до полубессознательного состояния, и, находясь в трансе, он должен был назвать число лет своего правления. При том, что каган считался воплощением на земле самого могущественного из богов - бога неба и обладал всей полнотой власти, монаршее бремя было смертельно опасным. По хазарским обычаям, кагана надлежало убить после истечения срока названного им при удушении.
Если он назвал слишком большое число, то его попросту умертвляли по достижении им сорокалетнего возраста, так как считалось, что после 40-ка в нем угасает дарованная богами сила. Историй таких великое множество, одна колоритнее другой. Вроде бы они напрочь забыты.
Но при отсутствии каких-либо внятных рациональных объяснений происходящему с Путиным (конспирологию не предлагать) человеческое сознание лезет в генетическую Википедию – в подсознание, и находит там намеки как на причинно-следственные связи в судбье монарха, так и на непременный праздник опосля того, как все.
И во-третьих, конечно же, хочется карнавала. Именно в его феерическом бахтинском смысле слова. Чтоб уже действительно все с ног на голову. Отсюда у нас в культуре и склонность к загулам, с первого и по тринадцатое, и так далее. Суть карнавала – беспощадное низложение доселе самого святого и неприкосновенного, обзывание и опорачивание непорочного, в нем монархи и Папы – наипервейшая мишень. Майдан, конечно, это средневековую традицию живо воскресил, и власть прилагает все усилия, чтобы, ежели чего, и о ней не вспомнили. Здесь мы видим молчаливый сговор народа и новой власти. Власть нервничает немножко, чтобы не случилось фрейдистского переноса с Путина не нее, родимую. Но народ-то подсознательно и по этой причине радуется. Сознательно народ патриотичен и всячески сдерживается от критики своих, ибо война. Но в подсознание все напряжение загоняется, загоняется…
А тут вроде как повод. Пока чужой.