Пинчук между литературой, реконструкцией и плохим театром
Реконструирование – достаточно занимательный феномен. Своего рода попытка играть в то, чего уже никогда не будет, воплотить образы тех, чьи воззрения можно попытаться восстановить через обрывки отдельных фраз из писем и документов, сопоставив их с фактами о поступках того или иного исторического деятеля. Но есть грань между реконструкцией и плохим актерством, которую многие увлеченные этим занятием достаточно легко переходят.
Не минула эта участь и самых одиозных российских силовиков так называемой ДНР – Андрея Пинчука, полковника ФСБ, титуловавшего себя "министром государственной безопасности" и ныне занимающего должность исполнительного директора "Союза добровольцев Донбасса".
В своих мемуарах Пинчук то описывает территорию ОРДО как некое государственное образование в период феодальной раздробленности, населенное "князьями", которые то и дело пытаются выяснять между собой отношения, то давая на станицах своей книги оценки бывшим друзьям и сослуживцами всего их грязного белья – от неблаговидных поступков во время нахождения в "ДНР" до личных историй из далекого общего спецслужбистского прошлого.
Как поссорился Александр Юрьевич с Игорем Всеволодовичем
Именно эта тактика была избрана Пинчуком в отношении бывшего друга его непосредственного начальника Александра Бородая - Игоря Гиркина. Воспоминания о Гиркине начинаются для Пинчука не с событий в Крыму и ОРДЛО, в которых оба персонажа принимали непосредственное участие, а с командировки Гиркина в ПМР в 2007 году – уже в качестве сотрудника ФСБ РФ, а не "добровольца на войне в Приднестровье", как он сам себя позиционировал в 90-е.
Пинчук, занимавший тогда должность "руководителя собственной безопасности МГБ" Приднестровья, утверждает, что московский гость "продемонстрировал знание географии ПМР", а потом принялся "нести дикую пургу о политической обстановке" в крае. Иными словами, отношения не сложились сразу же.
Но из текста мемуаров Пинчука, носящих громкое название "Генерация ДНР. Контур безопасности" (еще известны под именем "Тайная война. Во главе министерства госбезопасности ДНР") явствует: дело не столько в давней и личной неприязни к Игорю Гиркину, сколько в желании выслужиться перед Александром Бородаем – тогдашним "председателем Совмина ДНР" и уполномоченным от Владислава Суркова решать все вопросы, связанные с первыми шагами этой "молодой демократии".
Конфликт Бородая и Гиркина описывается Пинчуком в едва ли не шекспировской тональности: много лет назад благородный Бородай якобы увидел в Гиркине товарища, единомышленника и родственную душу – нервного московского мальчика "из хорошей семьи", которого, тем не менее, неудержимо влечет к горячим точкам и околовоенной деятельности. Именно поэтому Бородай, "сын идеолога российской неоимперскости", "успешный пиарщик", "незаурядный журналист", решил помогать непутевому "реконструктору Гиркину" то заработать денег, то некий новый статус.
Вот только в своей восторженности перед Бородаем Пинчук несколько зарапортовался: Гиркин не был "просто нервным реконструктором", а был сотрудником ФСБ. Разумеется, это смещение неслучайно – в своих мемуарах Пинчук последовательно проводит линию "добровольности" и "непрофессиональности" строителей "Донецкой республики", а активное участие российских политологов и спецслужбистов якобы было исключительно волонтерством и "благородным порывом во имя русской идеи". Но в процессе изложения деятель СДД забывается: он упоминает и эпизоды, когда "Бородай предоставлял Гиркину возможность заработать параллельно службе".
Вызывают сомнения в своей реальности и описанные Пинчуком ситуации из девяностых – когда Бородай якобы милостиво взял Гиркина с собой в Чечню во время Второй чеченской в 1999 году, сделав ему документы корреспондента журнала внутренних войск "На боевом посту". Даже согласно "официальной" легенде Гиркина, с 1998 года он уже был сотрудником ФСБ, проходя службу в частях особого назначения сначала в Дагестане, а потом в Чечне – и вряд ли для того, чтобы прибыть на место дислокации ему непременно требовались журналистские документы издания внутренних войск.
К тому же, со слов самого Гиркина во время дебатов с Алексеем Навальным, по служебным делам в том же 1999 году ему доводилось бывать в Румынии, причем "министр обороны ДНР" делает очень значимую оговорку – "во время Косовской войны". Точно такую же формулировку Гиркин использует и в интервью "Московскому комсомольцу", т. е. с высокой долей вероятности это является правдой, а значит положение Гиркина в структуре было достаточно прочно, если он имел возможность так свободно переключаться с одной войны на другую и перемещаться в пространстве для выполнения связанных с ними задач.
Но на самом деле, в неприязни Пинчука к Гиркину видится еще кое-что, помимо верноподданнических чувств к Александру Бородаю – узнавание себя самого в другом малоприятном субъекте. Ведь если взять за основу ту информацию о Пинчуке и Гиркине, которую можно найти в открытых источниках, то мы увидим, что их роднит достаточно тернистый путь к службе в ФСБ, откуда все утрированные попытки казаться "настоящим силовиком", "истинным офицером", "правильным контрразведчиком, а не то что некоторые".
Оговорки о катастрофе "Боинга"
Но есть в мемуарах Пинчука и другие темы, помимо достаточно забавных выяснений отношений между московскими политтехнологами, приднестровскими гэбистами и офицерами ФСБ родом из исторической реконструкции. И это даже не восторженные описания Бородая, которые выглядят так, будто автор текста прочел сорокинский "День опричника" как вполне серьезную оду "долгому государству Путина", и не рассуждения о природе "добровольческого движения в России".
Это рассказ о катастрофе рейса МН-17, и о моменте, когда об этом стало известно новоназначенным представителям оккупационной администрации.
В воспоминаниях Пинчука есть крайне показательная оговорка о том, как отреагировал на информацию о сбитом самолете новоприбывший Владимир Антюфеев, утвержденный "первым вице-премьером" псевдореспублики по вопросам правоохранительных органов:
"Сразу же после заседания пришло сообщение о сбитом малазийском Боинге. Владимир Антюфеев, ранее уже утвержденный первым вице-премьером по правоохранительным органам, на место происшествия ехать отказался категорически, заявив, что "по этому делу он светиться не должен" и поручил отправиться туда мне. Да я и сам бы так поступил. К тому же туда помчался и премьер, и в итоге к месту падения самолета мы ехали вместе с Александром Бородаем в его машине", - пишет Пинчук.
И если сопоставить эту оговорку с записями разговоров Владислава Суркова и Александра Бородая от 03.07.2014, опубликованными Совместной следственной группой (JIT), в которой Сурков сообщает, что "прибудет некто Антюфеев" (далее – дословная цитата из записи разговора Суркова с Бородаем):
" (...) Он в субботу собирался...сюда уже... в воскресенье даже отбывать. (...) А в субботу они выдвигаются туда на юг уже, ну чтобы быть в боеготовности".
И здесь остается очень и очень много вопросов: до этого, в разговоре Бородая с Сурковым, "премьер народной республики" говорит о том, что у людей Суркова есть в распоряжении несколько точек, среди которых Славянск и Снежное, а все остальное контролируется очень слабо, с Донецком включительно.
Относительно Славянска это оставалось верно еще совсем недолго после завершения этой беседы, но для Снежного ситуация была иной. Именно из Снежного, упомянутого Бородаем как полностью контролируемый н.п., по версии целого ряда источников (включая и саму Совместную следственную группу), буксировался в РФ "Бук", из которого был сбит самолет. Сурков предупреждает Бородая о приезде Антюфеева, который собирается "быть в боеготовности".
О какой именно "боеготовности" идет речь?
Что конкретно подразумевалось Сурковым под словами "они выдвигаются на юг"? И что имелось в виду под местоимением "они"?
И – самый главный вопрос на фоне всего предыдущего контекста – почему Антюфеев отреагировал настолько нервно?
Логически выводится, что он понимал гораздо раньше других "членов правительства" или ему было доподлинно известно из своих источников, и что это гражданский борт, и кто и когда его на самом деле сбил, и что это – серьезное преступление, куда более значительного масштаба, чем просто членство в незаконном вооруженном формировании.
Очевидно, только тогда московские реконструкторы, играющие то в КГБистов, то в белых офицеров, то в "премьер-министров" поняли, что окончательно заигрались.
И, несмотря на то, что должности и роли были ненастоящими, правосудие будет вполне реальным.
Своей тягой к литературе, которой подавляющее большинство руководства боевиков болеет, как болеют дурной болезнью, они значительно облегчат задачи следствию. Ведь в творческом запале и желании обидеть бывших друзей так легко оговорить соратников и самого себя.
Занавес этого театра рано или поздно опустится. И никакие "союзы добровольцев Донбасса" не станут от этого спасением.