Но он выжил. И успел жениться, родить дочь. В 70-ые я вместе с Лаптевым суровой зимой топил котлы в лагерной кочегарке, пытаясь пересилить холод в бараке, где спали такие же как и мы особо опасные государственные преступники. Однажды уже вполне пожилой и всегда стоящий на пути исправления Лаптев получил письмо с фотографией новорожденной внучки. Гудели котлы, мы сидели на деревянной скамье, и он, десятки лет тому назад по приказу убивавший евреев, поделился со мною, евреем, своей радостью… Он победил. И Гитлера, и Сталина.
Миша Лаптев никогда не боролся с властью. Он всегда служил ей. Любой власти. Поэтому он сумел, её, власть, пережить.
И в новых, брежневской власти условиях, живя в лагере, он твердо стоял на пути исправления, мог позволить себе купить в лагерном ларьке продукты на 9 рублей в месяц и т. д. и т.п. В отличие от меня, диссидента и антисоветчика, он был понятен и близок советской власти.
В 1972 году я, молодой врач, не хотел жить в тюрьме. Пришлось. Впрочем, как и Лаптеву, предпочитавшему жить на воле, с женой и дочерью. Советская власть соединила нас обоих в одном месте, в лагере строгого режима на Урале. Там нас обоих исправляли. В одном месте, одними методами. Но с разной целью: меня хотели привести в состояние нравственной слепоты и покорности, в котором всю свою долгую жизнь пребывал Миша Лаптев. Ну, а Лаптев, в исправлении не нуждавшийся, попросту платил за содеянное пятнадцатью годами лагерной жизни…
В чём же состоит смысл жизни? Сегодня, в Украине, в 2018 году от рождения Христова? В имитации любви к Петру Алексеевичу и Владимиру Борисовичу и четырехстам обслуживающих их депутатам? Вернусь в прошлое: мог ли мой лагерный учитель Иван Алексеевич Свитлычный в стихах и в публицистике неискренне, ради карьеры и денег восхвалять давившую украинскую культуру советскую власть, как это делали песнопевцы Кремля Дмитро Павлычко и Борис Олийнык? Трудный вопрос… Думаю, не мог. У него бы не получилось. Душа у него была иной, пропитанной совестью и неумением лгать.
Хотел ли Иван Алексеевич жить в тюрьме? Хотел ли мой лагерный друг Валера Марченко умереть в одиночестве в тюремной больничной камере? В конце концов, в брежневские времена уже не требовалось убивать себе подобных, чтобы стать обласканным советской властью. Большинство, зная правду о дряхлеющих членах Политбюро ЦК КПСС, шло на компромисс. Простой, легкий компромисс: жить как все. Рожая детей, защищая диссертации, посещая обязательные политинформации.
Они, Свитлычный, Марченко и некоторые другие не сумели. Противно было лгать самим себе. Поэтому они, украинские литераторы, не стали в один ряд с Дмитром Павлычко и Борисом Олийныком. Не захотели пачкаться неискренностью.
В прозрении января. Текст Семена Глузмана
Миша Лаптев давно умер. А будь он, уроженец черниговской деревни жив, и сегодня правильно голосовал бы на выборах. За главного, властного кандидата. Потому что он, плохо понимая такие высокие слова, звериным своим чутьём знал, в чём состоит смысл жизни.