Сегодня, спустя 44 года, наблюдая странности нового украинского государства и составляющего его общества, необходимо понять, где проходит граница опустошения. Необходимо понять, почему физически и интеллектуально свободные люди, живущие в стране, где нет цензуры, политзаключенных и системы ОВИРа, используют реальную свободу парламентских и президентских выборов, определяя себе в лидеры худших своих сограждан. Граница опустошения – не в Конституции, не в законодательстве и даже не в традиционно советской практике правоприменения. Она – в сознании, всё в той же привычке думать под подушкой. И, в большинстве своем, не думать вообще.
Тогда, в СССР, мы много читали. Книги, толстые журналы, умная публицистика с обязательными цитатами из трудов классиков марксизма-ленинизма… всё это, правильно прочитанное и продуманное, позволяло нам освобождаться от скучных и лживых советских догм. Именно так, ночные «враждебные голоса» лишь укрепляли наше объективное, несоветское видение мира и себя в нём. Булгаков и Платонов сделали много больше для разрушения тоталитарных мифов, нежели «Голос Америки».
Книги размножились, но вера Гаргантюа и Пантагрюэля в то, что книги победят пушки, не оправдалась. Мы, человечество, продолжаем воевать. И не только потому, что значительная часть человечества загружала свой мозг чтением так называемых соцреалистических произведений. Мы и тогда в 60-70 годы прошлого века знали: Трифонов намного выше, интереснее, правдивее Кочетова. Впрочем, их сравнивать невозможно. Кто-то из наших мудрых современников заметил: примитивный вариант социалистического реализма – это косноязычное прочтение идеологической схемы, с явным характерно провинциальным акцентом, с дурной дикцией.
Согласно Кьеркегору, нужно отказаться от разума, чтобы обрести Бога. Знаю, нельзя оценивать великого философа по одной прямолинейной фразе. Но здесь, в этом случае, хочу заметить: нас десятилетиями учили отказываться от разума, расстреливали, держали в тюрьмах и психиатрических больницах, но мы, многие из нас, выдержали. Благодаря умным книгам и умным толстым журналам мы остались верны своему Богу. Даже те из нас, кто искренне считал себя атеистами.
Мараны, принимавшие под угрозой насилия культ чужих богов, но хранившие в подвалах Талмуд и молящиеся Иегове, - это были мы. Все, и Васыль Стус, и Иван Свитлычный, и Андрей Сахаров, и Владимир Буковский, и тысячи (если не миллионы) сохранившие себя на воле в условиях тоталитарного террора. Кто-то из нас, всё понимающих, хорошо образованных людей служил Молоху. Среди них – не только следователи КГБ и специально подобранные судьи. Там были и филологи, историки, философы, выступавшие в конкретных судах в качестве объективных экспертов, определявших наличие у грешника антисоветских намерений и устремлений. Здесь, в Украине, их было особенно много… Кандидаты и доктора всяческих советских наук, напуганные, затравленные или попросту подкупленные. Лешек Колаковский по этому поводу написал: «Если существует общественная система, которая нуждается в преступниках для выполнения особых заданий, можно быть уверенным, что такие преступники всегда найдутся. Отсюда, однако, не следует, что в связи с этой уверенностью нужно оправдывать каждого отдельного преступника, ибо для того, чтобы стать таким орудием системы, необходимо самостоятельно, добровольно осуществить действие, требующее моральной оценки». Он же, Колаковский заметил: моральная инфляция – естественный закон деспотизма.
Откровение необходимо нам не для получения подлинных сведений о мире. Оно необходимо нам для того, чтобы мы могли без колебаний оценивать все встречающиеся нам мнения о мире.
Сегодня мы являемся свидетелями удивительной быстроты, с какой новые мифологии занимают место медленно выталкиваемых старых. Некоторые из них, новых, кажущиеся свежими, опасны.
Как и прежние, марксистско-ленинские (их существовало несколько, к примеру, троцкистская), они уверенно сообщают растерявшемуся посттоталитарному обществу один-единственный рецепт правильной жизни, правильного выбора социальных категорий.
Смена религиозных ориентиров без изменения структуры мышления – также представляет опасность. Кто-то заметил: если человек думает, что Бог может придать миру смысл по отношению к себе, то Бог, в свою очередь, становится бессмысленным.
Культура – по определению своему обязательно включает в себя некий элемент незнания. Именно поэтому в тоталитарном государстве реальной культуры не существует. Ибо культура включает в себя и феномен сомнения. В постфранкистской Испании обществом был принят негласный «пакт о забвении». Дебаты о репрессиях ушедшего авторитарного режима были принесены в жертву социальному согласию. Примирению с прошлым. Хрупкость гражданского мира, недоверие к имеющимся историческим документам и общее чувство коллективной вины – всё это привело к тому, что поставторитарное общество Испании ни лечить, ни бередить старые раны репрессий в публичных дискуссиях не стало. Испанцы оставили сведение счётов с историей грядущим поколениям. Надеюсь, это и наше, украинское будущее. Далекое ли, не знаю. По-видимому, достаточно далекое. И причиной здесь не только близость пролитой крови на Майдане и длящаяся война. Существует и другая вполне конкретная причина: разрушенная нравственность тех, кого мы своей рукой привели к власти. И, к сожалению, приведем опять. Сегодня и завтра, увы, наша, украинская версия «пакта о забвении» невозможна.
Когда-то Би-Би-Си показало фильм о выборах в Гане. Местный житель, отвечая на вопрос о том, почему в стране отсутствуют альтернативные кандидаты и оппозиционные партии, пояснил журналисту: «Понимаешь, ведь у человека отец только один, верно? А наш отец – это президент. И мать у человека только одна, верно? А у нас мать – это партия». Так, почти так живет наш сосед, Россия… Мы – отличаемся. Но мы так и не научились использовать свои преимущества. У нас уже давно нет необходимости накрываться подушкой. Мы так и не восполнили прежнее свое опустошение.