Настойчивость одесских отборщиков позволила им заполучить в основной конкурс два главных украинских фильма середины этого года – “Песнь песней” Евы Нейман и “Captum” Анатолия Матешко. Мировая премьера фильма Нейман прошла на фестивале в Карловых Варах, где “Песнь” ничего не получила, кроме упоминания экуменического жюри, а Матешко сделал мировую премьеру своего фильма в Одессе, показав “Плен” перед этим лишь на закрытых сеансах и на Каннском кинорынке.
Ни один из фильмов, к сожалению, так и не стал полновесной сенсацией, как это было в прошлом году с “Сумерками” Васяновича, например, или с “Племенем” Мирослава Слабошпицкого, доехавшего до ОМКФ почему-то только в этом году.
“Песнь песней” Нейман – основанная на произведениях Шолом-Алейхема притча о любви. Но за этой формой притчевости, как и в случае с Матешко, прячется слабая режиссура, плохой сценарий и неудачные актерские роли. При этом “Песнь песней”, разумеется, очень красивая. Настолько красивая, что уместнее смотрелась бы в формате слайдшоу с фотографиями из жизни еврейского штетла начала ХХ века, а не в виде фильма, претендующего на что-либо, включая “Золотого Дюка”.
Кому-то захочется верить, что Нейман все-таки попыталась снять не двухмерную историю про опоздавшую любовь, а начинить “Песнь” чем-то особенным, пронзительным – чувством обреченности в преддверии перед главных катастроф ХХ века, отрешенностью от остального мира и другими проявлениями богатого эмоционального спектра. Кто-то даже эту пронзительность найдет, но это будет тот случай, когда красота находится в глазах смотрящего.
В списке последних художественных произведений, осмысляющих начало прошлого века, “Песнь песней” уступает всем, но прежде всего, соотечественнице – книге “Феликс Австрия” Софии Андрухович, которая в антураж кружев и завитых локонов умудрилась упаковать шизофреническую историю о верности и ее побочных эффектах. Нейман же топчется на одном месте вместе со своим главным героем – томным мальчиком Шимеком из приличной семьи, влюбленным в Бузю и не перестающим нам об этом рассказывать посредством закадрового голоса.
Среди достоинств фильма – помимо работы художника-постановщика и оператора – тот факт, что Нейман все-таки очень бережно обошлась с материалом, без спекуляций и игры на анекдотах и стереотипах. Хороша сцена, когда отец читает письмо от родственника, содержащее ироничное, но вместе с этим довольно метко бьющее в цель сообщение о погромах. Еще одна удачная сцена – с Песахом, на празднование которого Шимек возвращается после многолетней разлуки с домом, – посмотреть на возмужавшего мальчика собираются все родственники, обеспечившие очень трогательно и искренне снятые сцены.
“Песнь песней”, пожалуй, может стать определенной вехой – все-таки, это нетипичное кино для современных украинских режиссеров. К тому же, это полный, хвала вселенной, метр, которых так украинскому кино не хватает. Но на фоне зарождающейся реформы украинского кино такие фильмы не способны внушить оптимизм по поводу уместности ее проведения.
Положительных обертонов в ожидании очередной новой волны украинского кино не добавляет и “Плен” Анатолия Матешко – полнометражный черно-белый фильм о жизни семерых человек в плену у других двух на отшибе цивилизации. Черно-белые цвета и предвкушение грядущего (а, возможно, уже наступившего) апокалипсиса изо отсылают к “Туринской лошади” Белы Тарра. Но если “Лошадь” – при всей своей метафоричности, удивительно точное высказывание, то “Плен” растекается где-то в промежутке между театральной постановкой и телесериалом.
Из сценария Анастасии Матешко можно было бы при желании сделать хорошую пьесу, но какие-то невидимые силы (автор этого текста склонен приписывать их к духу украинского поэтического кино, захватившего как сознание, так и бессознательное наших кинематографистов) затащили, в принципе, потенциально интересный фильм в дебри притчевости и иносказательности.
В итоге вместо выпуклых персонажей мы получили плоских Пару волонтеров, чью Любовь проверяют испытания, Скептика, функция которого – проговаривать все якобы противоречивые моменты в фильме, Солдата, который ни за что на свете не продаст родину, Раненого Солдата, над чьим обгоревшим телом должны, по идее, ломаться копья конфликтов внутри маленькой группы плененных, Гопника, который не так однозначен, как может показаться на первый взгляд, Мать, готовую почти на все ради спасения собственного сына, местонахождение которого она не знает, Американца, который нужен там непонятно зачем, Палача №1, который обременен тяготами экзистенции, и Палача №2, который ими не обременен.
Палачи удерживают пленных на отшибе цивилизации, посреди минного поля, где, обмениваясь нехитрыми репликами и делая ставки, проводят состязания между пленными – кто первый на мине подорвется. Размеренный ритм их жизни прерывает приезд немолодой женщины, разыскивающей своего сына-музыканта. Ее привозит гопнического вида парень, поставляющий террористам еду и водку.
На пресс-конференции создатели “Плена” (или Captum, как он на самом деле называется) настаивали, что сняли не привязанную к донбасским реалиям причту о феномене плена, и что вероятные зрительские ассоциации с войной на Донбассе являются случайностью, подсказанной историческим моментом. Они, конечно же лукавят: не будь войны на Донбассе, Матешко вряд ли снял бы этот фильм, а уж без контекста боевых действий и сложившейся вокруг них вселенной с пленными, обменом, волонтерами, новым словарем и так далее “Плен” и вовсе не был бы никому понятен. Форма притчи, которой, кстати, и продиктовано черно-белое решение фильма, снова оказывается удобной защитой от возможных вопросов к сценарию и мотивации героев: на них всегда можно ответить фразой “это символ, вы его неправильно поняли”. Это, к сожалению, общая болезнь у большинства зрелых украинских кинематографистов – прикидываться, что никто ничего вокруг не понимает.
Между тем, у “Плена” действительно есть проблемы с этикой – это подметил один из журналистов на пресс-конференции, задавший вопрос об уместности пропагандирования в фильме предательства родины в угоду выживанию. Вразумительнного ответа он, впрочем, так и не дождался, но это и неудивительно. Главный пафос Матешко и его команды – “чтобы зрители не забывали о войне” – тоже идет вразрез с другой их легендой, озвученной ранее, – что все события и персонажи вымышлены, а их совпадение с реальностью является чистой случайностью.
Как бы то ни было, “Плен”, грешащий натужной театральностью вперемешку со сценарными клише, на которые щедро нынешнее отечественное телепроизводство (к которому Анатолий Матешко, автор известного “Дня рождения Буржуя”, также причастен), может составить конкуренцию в основном конкурсе ОМКФ разве что “Песни песен” в категории “не оправданные ожидания”.
В категории “оправданные ожидания” выступил российский участник основного конкурса – “Ангелы революции” Алексея Федорченко. Драма о команде пропагандистов, снаряженных к северным народам достраивать молодую советскую власть, была фаворитом конкурса еще до старта ОМКФ. После утреннего показа “Ангелов революции” в фестивальном дворце картина только утвердилась в этом статусе.
В основу фильма положены реальные события – о чем сообщает титр в начале фильма и напоминает документальная сцена в его конце. О событиях Казымского восстания – протеста хантов против набирающей силы советской власти, пришедшей, как всегда, в чужой монастырь со своим уставом, – в России мало кто знает. По словам Алексея Федорченко, сами ханты неохотно говорят на эту тему – отчасти потому, что участников восстания, репрессированных либо уничтоженных на месте до сих пор не реабилитировали.
При этом стоит отметить, что “Ангелы революции” – не стандартный исторический фильм о трагической судьбе одного из коренных народов Севера. Это фантасмагория, трагикомедия вперемешку с абсурдом и фарсом, только добавляющих сюжету глубины. Главные герои – собственно, “ангелы революции” – команда культурных пропагандистов под руководством Полины Шнайдер. Полина, в детстве увлекавшаяся любительскими постановками рассказов Фенимора Купера про индейцев в саду, теперь занимается утверждением “цивилизации” на территории коренных народов становящегося на ноги Советского союза. В духе голливудских фильмов про великие миссии Полина подбирает себе команду – режиссера, специализирующегося на съемках агитфильмов с участием собачек, фотографа-повесу, который одновременно и архитектор, сваявший памятник Иуде Искариоту, специалиста по огненным похоронам (презентацию крематория поместили в шикарную сцену с гробами а-ля Малевич), и театральный режиссер, которому принадлежит еще одна шикарная сцена – с расстрелом расчесок.
“Ангелы” отправляются в Казым, где при помощи авангардного искусства и достижений индустриального общества должны отучить хантов и ненцев молиться их древней богине и лечиться при помощи снега и познакомить их с благами цивилизации. Знакомство завязывается не очень удачное.
Любопытно, что Федорченко не демонизирует команду Полины, проповедующую атеизм, футуризм и кремацию, и не рифмует их с современными мастерами пропаганды – это было бы слишком просто. Его герои – молодые люди, искренне верящие в то, что они делают, создавая основу для будущей мировой революции, индустриализации и электрификации всей страны. Один из тех, кого Полина хотела ангажировать в свой дримтим – композитор, мечтающий о создании симфоний пароходных труб и пушек. Очарованность промышленностью и масштабами индустральной революции, в конце концов, была основой мотивации не только персонажей “Ангелов революции” – вспомните хотя бы футуристов.
Впрочем, романтические настроения пылких революционеров не отменяют трагических последствий, которые повлекло строительство столько горячо любимого ими Советского Союза. На примере одной небольшой в масштабах целой страны истории, случившейся с одним из народов гордого тогда еще Севера, Федорченко показывает большую трагедию, от предчувствия которой не можешь избавиться на протяжении всего фильма (этого предчувствия как раз очень не хватает “Песни песней”, о чем мы уже говорили).