Достаточно сытная жизнь миллионов, особенно, в сравнении с традиционной нищетой миллиарда, живущего в Азии и Африке. Холодная ненависть к любому чиновнику, на самом деле делегированному в его должность теми же миллионами. И откровенная горячая зависть ему, покупающему на весьма скромную зарплату дорогой автомобиль, трёхэтажный дом с бассейном в престижном загородном районе и обучение сына в дорогом английском университете. Зависть к его, чиновника, безнаказанности, пронырливости и прочим личностным качествам, объединяемым всеобъемлющим понятием «умеет жить».
Это удивит наших потомков, спокойных европейцев с различными оттенками кожных покровов. Им, свободным, уравновешенным и ответственным гражданам будет трудно понять реалии жизни страны конца 20-го и начала 21-го веков. Они, историки конца 21-го века наверняка будут сравнивать наше сознание со средневековым, раскрывая определённые особенности посттоталитарной идеологии и её восприятия массами. Массами людей, легко осваивавших самые современные технические новации, но по-детски доверчиво и неумело устраивавших свою социальную жизнь. И, кто знает, быть может какой-то будущий историк сравнит наши украинские коллективные верования с таковыми у средневековых англичан и французов, искренне веривших в способность своих королей исцелять прикосновением больных золотухой.
А пока… Многие из нас искренне верят, что в Украине появились узники совести. Как в относительно недавнем советском прошлом. Не желая понять, что выборочное правосудие, явление, разрушающее саму систему юстиции, прямым преследованием инакомыслящих совсем не является. Именно по этой причине уважаемая международная правозащитная организация не сочла возможным признать узником совести бывшего российского олигарха Михаила Ходорковского. Правосудие, как и беременность, не может быть частичным, эти слова в диалоге со мною произнёс известный украинский юрист, профессор права, прежде долго работавший в прокуратуре. Разумеется, выступая с официальными докладами в академической аудитории, такие смелые мысли он вслух не произносит. Тренирован, знаете ли, хорошо тренирован. А мне, по-видимому устав от бесконечной лжи, он сказал и такое: «Я часто общаюсь со своими бывшими коллегами. Тянет туда, где работал годы. И я с уверенностью могу сказать: основное чувство работников прокуратуры сегодня – стыд. Но у них нет выбора. Выбор за них сделали политики. Этим – не стыдно».
Прошли недели. А я и сегодня часто вспоминаю этот короткий, случайный диалог двух неожиданно познакомившихся немолодых людей. В стране действительно нет политических заключённых, так называемых узников совести. Иное мнение, критика власти не преследуются тюрьмой. Всё это так… А мне грустно. Там, в советской тюрьме мы, «отщепенцы» учились быть свободными людьми. У многих из нас это получилось. Зачем? Пока не могу ответить.