Сегодня в России опять есть политические узники. В России опять арестовывают за убеждения. В такой ситуации музей «Пермь-36» не должен был существовать. Горько, страшно говорить об этом сегодня: неужели яркий рассвет горбачевской оттепели был для России чужеродным?
Отчетливо, ярко помню это время. Там, в Москве – «Взгляд» на телевидении, подрывающий основы тоталитарного мышления журнал «Коммунист», политические дискуссии, здесь, в Украине – мертвенный холод всё ещё советской провинции, скучная и скудная информацией пресса, давление всё того же имперского КГБ на первые открытые клубные дискуссии. Тогда мне казалось: Украина обречена быть островом прежней, коммунистической тоски.
Сложилось иначе. Великий разрушитель империи Михаил Горбачев, в сущности, мелкий и серый человек, отличавшийся запутанным многословием, сегодня поддерживает попытку Путина восстановить СССР. Москва, искрившаяся свободомыслием и обоснованными надеждами, поддерживает лживого и жестокого диктатора. В такой России музей памяти политических узников брежневской поры опасен. Потому что диктатуре опасны любые сомнения.
Там, в Чусовском районе Пермской области в 70-80 годы прошлого века были три лагеря, три места содержания особо опасных государственных преступников. Мудрого европейца Ивана Светличного, гениального европейского поэта Васыля Стуса, выдающегося ученого-биофизика Сергея Ковалева… Там в период конца советской власти и умирали, от болезней, хронического недоедания, безысходности. О всем этом рассказывал музей, его экспонаты. Музей, где бывший надзиратель Иван Кукушкин служил уборщиком, стараясь негромко убеждать посетителей: «Всё неправда, мы работали по закону». Он, плохо образованный сельский парень из уральской глубинки, даже в зрелом возрасте не мог себе представить, что такие же слова произносили задолго до него, Кукушкина, охранники Освенцима и Бухенвальда… И меня охранял в 70-ые прапорщик Кукушкин.
Там, в Чусовском районе России – перевоспитывали. Но не там арестовывали, не там судили. Нас, украинцев арестовывала и судила советская Украина, равнодушная, сонная и очень жестокая. Увы, всё было именно так, идеологические начальники в ЦК КПУ санкционировали аресты инакомыслящих, украинский КГБ резво и активно выполнял волю партии, специалисты по украинской филологии и прочие очень независимые эксперты давали аргументы для украинского судебного костра…
Вот и получалось, что 40 или 50% заключенных в уральских зонах были украинцы. Страшные слова, знаю, но я готов их произнести вслух: мы были преданы своей страной. И ещё: там, именно там прошла моя молодость, следовательно, та земля – и моя. С музеем или без него – моя!
Летом 1974 года в лагере ВС 389/35 разбирали ветхое бревенчатое здание лагерной вахты, построенное в 1949 году. На потолочной балке мы увидели надпись: «25 лет каторги, осталось 12. Максимов А.Гр. Коростень». Такая вот очень советская перекличка поколений. Вечная каторга. Продолжающаяся в России и сегодня.
Музей «Пермь-36» не восстановят. Там будет другой музей – истории российской пенитенциарной службы, иными словами – музей ГУЛАГа. Где будет положительно освещена жизненная позиция и профессиональная доблесть Ивана Кукушкина и его коллег по ремеслу. Жуткая ассоциация: музей профессиональной доблести зондеркоманд СС в Бабьем Яру или в Дахау…
Война с Россией. Неожиданная, поэтому особенно страшная. Война мировоззрений, культур, прошлого и будущего. Им, Путину и Ко опасен музей «Пермь-36». Что ж, мы можем забрать его экспонаты себе, в Украину. В конце-концов нас там было 40-50%. Мы обязаны сделать это. Как? Не знаю. Действительно не знаю. Но очень хочу.