Стремясь к нахождению путей перехода экономики Украины к устойчивому росту практикующие специалисты и эксперты нередко вступают в идеологические противостояния на базе своих теоретических воззрений. Чаще всего они группируются вокруг методов двух признанных научных школ, которые могут помочь нашей стране быстрее восстановиться от кризиса и перейти к фазе роста — я имею в виду кейнсианство и монетаризм. В этой своей колонке я хочу на примерах показать, как достоинства, так и недостатки этих методов, обсудить возможность их синтеза.
Экономические дискуссии прошлого века оставили нам ценнейшее научное наследство, из которого в практическом смысле для современного состояния экономики Украины я хочу акцентировать внимание на следующем — как Дж.М.Кейнс и его последователи, так и М.Фридман вместе со своими сторонниками безусловно признавали важность совокупного спроса. Ведь экономика не обязательно достигает полной занятости, а фактический выпуск далеко не всегда равен потенциальному выпуску. Кейнсианцы и монетаристы, нередко имеющие диаметрально противоположные взгляды, в этих вопросах находятся по одну сторону баррикад, так как и тех, и других интересует состояние совокупного спроса (естественно, по другую сторону баррикад находятся апологеты «австрийской школы экономики», но в данной колонке я воздержусь от критики их точки зрения). Но кейнсианцы и монетаристы расходятся во взглядах на то, какие инструменты и как именно должны использоваться. Дискуссия о том, что важнее в посткризисный период, а именно его сейчас переживает Украина, — бюджетно-налоговая или кредитно-денежная политика — является одной из наиболее значимых в истории экономической политики.
В ситуации, когда процентные ставки существенно выше нулевых, то есть, так, как сейчас в Украине, последователи Кейнса, скорее всего, согласились бы со сторонниками Фридмана в том, что умелой денежно-кредитной политики может быть достаточно для обеспечения устойчивого спроса. Но, если посмотреть на детали, то видны важные разногласия.
Во-первых, Фридман обращал внимание не на цену денег (ставку процента), а на их количество в экономике. Он был сторонником количественной теории в классическом духе И.Фишера и считал, что важна не столько ставка процента, сколько денежная масса. Фридман полагал, что процентная ставка является плохим критерием для определения степени жесткости или мягкости кредитной политики, склоняясь к тому, что единственным верным критерием является темп предложения денег. Отец-основатель монетаризма не только считал, что можно более-менее точно контролировать предложение денег, но и верил, что если добиться устойчивого темпа роста предложения денег, то рост спроса в экономике тоже будет стабильным. Говоря иными словами, он полагал, что существует прямая зависимость между денежным предложением и номинальным уровнем потребления.
Во-вторых, Фридман считал, что самый хороший способ регулировать рост предложения денег — отказаться от дискреционной политики центробанков и установить некие фиксированные правила денежной политики. В таком случае любое краткосрочное нарушение в функционировании реальной экономики, вызванное превратностями денежного предложения, было бы легко сглажено, вследствие чего реальная экономика работала бы настолько четко и без сбоев, насколько это вообще возможно.
В нашей стране есть немало специалистов, которые в целом разделяют взгляды Фридмана (пусть и многие из них придают большее значение роли процентных ставок), считая, что умелого управления экономикой при помощи монетарной политики достаточно для создания предпосылок к устойчивому росту. Можно ли с ними безоговорочно согласиться? Я в этом не уверен...
Монетаризм достиг пика популярности в 1960-1970-ые годы. В том числе это было связано и с серьезными неудачами наивной версии кейнсианства, которые произошли из-за недооценки инфляционных ожиданий и чрезмерного полагания на так называемую «тонкую настройку экономики» (посредством одновременной активной бюджетной и денежной политики). Примечательно, что тогда исчезла дилемма выбора между безработицей и инфляцией. После этого кейнсианская идея тонкой настройки экономики была подвергнута серьезному сомнению. Конечно, если рассуждать логически, ничто не мешало разделять кейнсианское представление о роли бюджетной политики в управлении спросом и в то же время признавать превалирующую роль ожиданий. Впрочем, для того, чтобы быть кейнсианцем, вовсе не обязательно всецело и безоговорочно полагаться на «тонкую настройку» экономики. Принимая во внимание ограниченность имеющихся знаний, в те времена скорее стоило бы полагаться на «грубую настройку» экономики — видеть в бюджетной политике средство вывода экономики из критического состояния. Однако, история не терпит сослагательного наклонения — в 1960-х годах большинство кейнсианцев недооценили роль инфляционных ожиданий и верило в потенциал тонкой настройки. Эта брешь в позициях кейнсианцев дала возможность монетаристам нанести мощный контрудар, в котором соединились указания на важность ожиданий и ключевую роль денег, а также провести качественный анализ слабых мест дискреционной политики центробанков.
Но, когда классический монетаризм в 1980-1990-ые годы был опробован на практике, он потерпел неудачу. Произошло это потому, что оказалось не так просто установить правила работы денежной системы и контролировать предложение денег. Поэтому, ортодоксальная форма кредитно-денежной политики вплоть до кризиса 2008 года состояла в таргетировании инфляции, при котором центробанки полагались на регулирование процентных ставок и не пытались сосредоточиться на контроле количества денег в экономике. В сознании политиков прочно закрепилась идея «естественного уровня безработицы», которую выдвинули М.Фридман и Э.Фелпс. Сейчас этот термин трансформировался в «не ускоряющий инфляцию уровень безработицы». И вот эта концепция стала своего рода синтезом кейнсианства и монетаризам — новое кейнсианство, признающее естественный уровень безработицы и проводящее тонкую настройку экономики методами активной денежной политики.
Но ведь и этой ортодоксии также суждено было подвергнуться серьезному удару! Сначала в Японии в 1990-х годах, а после 2008 года — на Западе. Произошло это вследствие обстоятельства, которое упустили из внимания и Кейнс и Фридман — из-за склонности кредитной системы выходить из-под контроля, о чем говорили последователи К.Викселля и представители «австрийской школы экономики». Это, собственно говоря, описано «эффектом Мински». После кризиса 2008 года во многих развитых государствах мира номинальная учетная ставка снизилась до минимальных значений (кое где, даже до нулевых отметок). И в этот момент научная дискуссия между кейнсианцами и монетаристами возобновилась. Монетаристы утверждали, что кредитно-денежную политику можно плодотворно применять, либо расширяя количество денег, либо снижая доходность по ценным бумагам, в первую очередь, по долгосрочным гособлигациям. Решили одним патроном бить двух вальдшнепов: обеих этих целей постарались достичь при помощи одного инструмента — количественного смягчения, под которым, по сути дела, подразумевалось расширение денежной базы. Считалось, что центробанки, направив эмитированные деньги на выкуп облигаций, смогут одновременно снизить доходность госбумаг и расширить денежное предложение.
В США после введения программ количественного смягчения и до 2012 года денежный агрегат М2 (в него входят наличность в обращении и обязательства фин.организаций по депозитам, которые в основном принадлежат населению) рос «по экспоненте». Схожими темпами (хоть и не плавно, а скачкообразно) в этот же период росла в США денежная база (в нее входит наличность в обращении и средства банков на депозитах в ФРС). Денежная база отражает объем денег в экономике, созданных государством. При этом оставшаяся часть предложения денег представляет собой обязательства банков. Денежную базу часто называют «внешними деньгами», а деньги, созданные банками, «внутренними деньгами». Вплоть до кризиса 2008 года агрегат М2 в США практически полностью состоял из внутренних денег, поскольку кредитная активность частных финансовых посредников росла высокими темпами. А денежная база практически не увеличивалась. Однако, в первые посткризисные годы финансовые посредники резко сократили кредитование частного сектора. За счет расширения денежной базы, и в первую очередь, за счет количественного смягчения, ФРС компенсировала сокращение кредита частному сектору экономики, и, тем самым, поддерживала рост М2. Полагаю, что именно это и предложил бы делать Фридман — для монетариста такая политика была бы естественна. Кстати, монетаристов принято считать сторонниками «правой» экономической идеологии, поэтому любопытно было наблюдать, как политику Федрезерва ожесточенно критиковали именно правые политики...
В свою очередь, кейнсианцы утверждают, что если краткосрочная ставка процента близка к нулю, то кредитно-денежная политика теряет свою эффективность. Очевидно, что казавшийся критически важным рост денежного предложения в форме М2 не привел к мощному восстановлению экономики США. Но ясно и то, что он предотвратил усиление рецессии! Сложность возникла из-за того, что экономика страдает от излишка сбережений, то есть, желаемые сбережения превышают желательные инвестиции, несмотря на крайне низкие ставки процента. Получается, что накачивание экономики деньгами с целью стимулирования экономического роста похоже на попытку толкать некий предмет привязанной к нему веревкой?
Более того, хотя краткосрочная процентная ставка может быть близкой к нулю (или даже равной нулю), невозможно снизить до нуля долгосрочную учетную ставку, так как действует так называемое «предпочтение ликвидности» - при низкой долгосрочной ставке риски ее повышения для инвесторов велики, а риски снижения ничтожны (потенциал снижения нулевой ставки отсутствует). Поэтому, если доходность по долгосрочным гособлигациям упадет достаточно низко, их просто перестанут покупать. А если бы ЦБ той или иной страны пожелал еще сильнее снизить доходность по гособлигациям, ему не оставалось бы иного выбора, нежели начать их массированную скупку. По сути, это означало бы, что ЦБ напрямую финансирует правительство, что было бы подвергнуто уничижительной критике. Легко представить, какой шквал критики поднялся бы в Украине в подобном случае (хоть он и представляется мне сугубо гипотетическим, например, потому, что наш главный кредитор — МВФ — не позволил бы такому произойти).
В этой ситуации по мнению кейнсианцев есть решение получше — грубо говоря, непосредственно снизить желаемый уровень сбережений, сохраняя процентные ставки на низком уровне. Для этого правительство должно несколько увеличить свои расходы, и постараться сдерживать налоговые аппетиты, чтобы поощрить рост расходов частного сектора. Это самый простой и самый прямой путь к выздоровлению экономики. Более того, подобная налогово-бюджетная политика не окажет повышающего влияния на краткосрочные процентные ставки, чего очень сильно опасаются представители реального сектора украинской экономики (ну а долгосрочные процентные ставки, если и вырастут, то только после того, как у отечественных предпринимателей и домохозяйств сформируется неопровержимая уверенность в окончательном восстановлении экономики).
В качестве резюме отмечу — в этой колонке я хотел показать желательность синтеза, а не противопоставления кейнсианского и монетаристского методов, для чего и описал успехи и неудачи тех случаев, когда акцент делался только на какую одну ортодоксию. Вспомним принцип дополнительности Бора, который для дискуссии отечественных сторонников кейнсианства и монетаризма я бы сформулировал так - один действенный метод влияния на экономику вовсе не обязательно опровергает другой действенный метод, а скорее его дополняет. Мы в Украине должны одновременно опираться и на регулирование совокупного спроса, что будет позитивно влиять на динамику ВВП и промпроизводства, и на монетарные методы, в основе которых лежит аккуратное управление процентной ставкой и объемом денежной массы. Думается, что правительство и Нацбанк постепенно придут к оптимальному сочетанию методов кейнсианской и монетаристсткой политик. Рост промышленного производства, который наблюдается в Украине во втором квартале (на 1,2% в мае 2017 года по отношению к маю 2016 года и на 3,8% в июне 2017 года в сравнении с июнем 2016 года) говорят о том, что мы находимся на правильном пути.