Когда ты начала работать в сфере современного искусства?
В 2016 году я показала свою первую выставку в качестве независимого куратора. Мне было интересно создавать групповые проекты с молодыми локальными художницами и художниками.
Моя первая выставка “Повседневная практика” была реализована под эгидой Фестиваля Равенства в Одессе. Я предложила провести визуальную программу, которая бы помогла поговорить о ненависти и агрессии. Моя идея в контексте этого мероприятия заключалась в том, чтобы показать, что ненависть в обществе поражает самые разные группы. ЛГБТ+, деятели искусств, неординарно выглядящие люди и многие другие попадают в группу риска. Проблема самостигматизации - идентификации себя как жертвы, разобщает тех, кто наоборот должен был бы поддерживать друг друга и вместе противодействовать внешним агрессивным факторам. Таким образом, нам удалось поговорить о проблемах ЛГБТ+ и спроецировать важные акценты на более широкую аудиторию.
Эта выставка стала первой в Одессе, где была затронута подобная проблематика. Вообще, рассматривая статистику, в городе достаточно сложная ситуация в отношении прав и свобод ЛГБТ+ сравнительно с общеукраинским уровнем. Со стороны кажется, что приморская туристическая атмосфера располагает к большей свободе, но фактически нетерпимость в Одессе процветает.
Были ли проявления ненависти в вашу сторону в связи с подготовкой выставки?
Нет, к счастью, внимание радикально настроенных граждан было пресечено, мероприятие охранялось. В завершение всего мы провели потрясающе яркую вечеринку, на которую пришло очень много молодых людей. В этом мы почувствовали активную поддержку локального сообщества.
Как ты стала работать в Музее современного искусства Одессы? Какая твоя роль и функции?
С января 2018 года я работаю как куратор музея. Ранее я сотрудничала с МСИО при подготовке и проведении 5-й Одесской биеннале. Вначале я занималась коммуникацией, а позже ассистировала команде и по другим вопросам, в том числе экспозиционного характера. Так мы сблизились, и через некоторое время, осознав, что нам комфортно работать в команде, мы начали сотрудничать уже в штатной форме.
На 5-ой Одесской биеннале я показала спецпроект «Загородные практики. Сезонная близость». Выставка развернулась в необычном месте — на даче в поселке Люстдорф под Одессой. Люстдорф был основан немецкими колонистами в начале XIX века. Немцы занимались, в основном, земледелием и крайне эффективно развивали инфраструктуру поселка: появилось трамвайное сообщение между Люстдорфом и Одессой, что сделало Люстдорф популярным курортом как для одесситов, так и для приезжих. Революция и войны привели к массовой депортации немцев и репрессиям: высылали в Сибирь и Казахстан, некоторым удалось бежать в Европу и США. В советское время в Люстдорфе развернулся колхоз им. Карла Либкнехта, который уже в 1935 носил звание колхоза-миллионера. Ландшафт поселка сильно изменился, пустующие участки распределялись между сотрудниками колхоза, а в пансионатах учреждались санатории.
Сейчас стоимость земли здесь растет, ввиду близости к городу здесь появляются домостроения класса “люкс”. На примере Люстдорфа видны изменения исторического пригорода Одессы, имеющего доступ к побережью.
Почему я решила работать с этой темой? Тема дачной культуры захватывает меня, поскольку в той или иной мере затрагивает очень широкий круг людей, отображает процессы государственного регулирования досуга — на примере эксплуатации дач можно проследить социальные и политические изменения. Практически у каждого есть интимные воспоминания о детском периоде, проведенном на даче; об опыте коллективной близости, труда на земле (или пренебрежения им в силу различия поколенческих ориентиров). Зачастую, этот пласт воспоминаний умалчивается, но нередко скрывает личностные травмы. Тема дачи оказалась мощным объединяющим фактором как для украинских, так и зарубежных художников. Например, художница Миа Д. Суппие, принимавшая участие в выставке, ранее имела схожий кураторский опыт в Италии, где делала выставку на загородной вилле и говорила о регулировании свободного времени.
Как поменялась твоя работа после вовлечения в работу институции?
Как независимый куратор я больше фокусировалась на групповых проектах. Для меня это первичное отличие, потому что в институциональной практике куда чаще я занимаюсь сольными выставками. И в таком случае кураторское высказывание зачастую сужается сообразно желанию автора. В то время как работа с группой авторов предполагает иную форму совместной работы. Для меня важно продолжать развивать разные типы курирования. Например, в этом году я продолжу работу с Люстдорфом, но уже в формате коллективного художественного исследования, сопряженного с опытом совместного проживания. В исследовании примут участие художники и художницы из Украины: Оксана Казьмина, Николай Карабинович, Ира Кудря, Мыкола Ридный и Аня Щербина.
Подобной практикой занимается Алевтина Кахидзе, которая организовала программу резиденций на территории своего дома и мастерской в Музычах. Этот проект существует уже несколько лет.
Да, пример Алевтины замечательный! Но в Люстдорфе мы соберемся на довольно короткий срок — на одну неделю. Важным является именно опыт совместной деятельности в дачных условиях — я думаю, это позволит переосмыслить феномен дачи и по-новому рассмотреть специфику поселка.
В связи с этим, немного провокационный вопрос: почему нельзя просто пригласить своих друзей художников на дачу и провести с ними время? Почему выбран именно формат резиденций?
Формат резиденции не совсем точно описывает происходящее. Если пригласить друзей в гости, это не будет иметь того эффекта, который бы мне хотелось достичь. Когда задача обретает временные рамки и вынесено предложение не только провести время вместе, но и осмыслить пространство вместе, срабатывает дисциплинирующий элемент.
Насколько и как фактор локального художественного контекста формирует твой кураторский выбор?
Постоянная работа с материалом одесского искусства накладывает некоторый отпечаток на поле зрения: в определенной степени, оно сужается и ты концентрируешь внимание на локальной истории. Особенно важна для меня репрезентация одесского концептуализма, который является фактически единственным малоизученным из локальных явлений подобного рода в истории восточноевропейского современного искусства. Изучение этого материала, во многом, через локальную мифологию, общение с художниками и художницами концептуального круга, безусловно, наложили свой отпечаток на мою оптику и повлияли на чувство едкой приморской иронии, особого беззаботного угара, особого отношения к одесской топографии и к тем самым платанам и прибою.
Общение с Леонидом Войцеховым, его бесконечные рассказы, привели к долгим размышлениям о том мощнейшем энергетическом запале, который имел место в Одессе в 80-е. Сейчас, когда мы смотрим назад в прошлое, нередко представляем себе художественные процессы Одессы 80-х как некий героический эпос, но при этом я сопоставляю это чувство и с последующими реалиями концептуального круга.
В любом случае, находясь в том же городе, гуляя по тем же улицам, ты понимаешь это искусство будто резче, на особом уровне. Такое и практическое, и чувственное погружение в романтику и мифологию концептуализма 80-х сыграли для меня очень важную роль.
Некоторые авторы одесского концептуализма были приписаны к московскому романтическому концептуализму. Согласна ли ты с таким определением? Насколько одесское искусство того времени все-таки локально и отлично по своей тематике и форме?
Если рассматривать термин “московский романтический концептуализм” как отличный от западного в силу присутствия влияния мистического, то, связь одесского концептуализма и московского (романтического) концептуализму очевидна, ведь культурное поле, в широком понимании этого слова, и Москвы, и Одессы было сходно. Но встраивание одесской школы в узкие рамки московского концептуализма мне кажется спорным.
Безусловно, одесский концептуализм уникален. Его связь с локальным контекстом можно проследить в разных аспектах, и ощущение города у моря здесь имеет важное мифотворческое значение. К тому же, работа концептуалистов с текстом напрямую связана с лингвистическим богатством Одессы, где смешались различные языки, и заимствование было обычным делом, а экспрессия в выражениях, до безобразности смелое обращение с языком на бытовом уровне, несомненно, стимулировали появление художественной рефлексии.
Насколько сильно, на твой взгляд, Москва, изменила оптику одесских художников?
Когда Сергей Ануфриев, а вслед за ним и другие авторы, начали бывать в Москве, они попадали в уже сформировавшуюся художественную ситуацию. Столкнулись две "маргинальные" среды, одна из которых занимала господствующую позицию. Эта встреча сформировала ряд непростых вопросов об отношениях центра и периферии. Некоторые полагают, что Москва растворила одесситов, другие, напротив, считают что самобытность сохранилась. Конечно же, оптика художников и художниц едва ли могла оставаться полностью неизменной под влиянием изменяющейся ситуации.
К концу 80-х существенное влияние на развитие ситуации произвело внезапное и невиданное появление больших денег. Возможность продавать свои работы значительно повлияла на некоторых авторов. Но ситуация достаточно неоднородна, и едва ли здесь применимы обобщения. Многие в дальнейшем вернулись в Одессу, кто-то уехал в эмиграцию, кто-то прекратил художественную практику вообще. Олег Петренко, Людмила Скрипкина часто уезжали из Москвы, Юрий Лейдерман занял лидирующие позиции в концептуалистской среде, в то же время Леонид Войцехов остался в сквоте на Фурманном и занялся созданием Еврейского музея.
Можешь ли ты выделить доминирующие темы и практики в молодом искусстве Одессы?
Современное искусство Одессы достаточно неоднородно, и явно плохо просматривается из центра. Мы можем говорить о деятельности Николая Карабиновича, который, к нашему счастью, остается одесским художником, и о сформировавшейся вокруг него небольшой группе художников и музыкантов, но, к сожалению, это единичный пример.
В силу специфических южных особенностей, ощущения сообщества не возникает. В творчестве Карабиновича наиболее ярко прослеживается традиция одесского концептуализма. Одной из ключевых задач МСИО я как куратор, помимо сохранения и исследования наследия, работу с молодыми авторами. Так например, в мае мы показали выставку молодых одесских фотографов Анастасии Лазуренко, Кристины Подобед и Дарьи Свертиловой Kuyalnik Love-Stories, где авторы, балансируя на грани между документальной и фэшн-фотографией, показали свое видение возможных точек соприкосновения андеграунда и советского архитектурного наследия. С другой стороны, есть Одесских художественный музей с новым руководством, которое активно продвигает молодых стрит-артистов из южного региона.
Ранее для Одессы как раз были характерными художественные объединения, тусовки, группы, квартирники. Можно ли сказать, что эта форма и необходимость в объединении уже исчезла? Или все-таки существует потребность в таком формате отношений?
Одесса сейчас —довольно специфическое место для художников. Среда, столь важный фактор для развития автора, здесь достаточно сужена, сообщество довольно слабое и разрозненное. Начинающему художнику или художнице достаточно сложно оставаться в поле актуальных событий, сказывается периферийность. Но некоторая тяга к объединению в неинституциональных форматах присутствует, возможно, благодаря концептуальному мифу 80-х. К тому же, я допускаю, что стремление к неформальному объединению здесь продиктовано утилитарной причиной, порожденной скудностью сообщества, — жажда общения, стремление приобрести собеседника неистребимы, и я очень рада, когда это находит выражение в самоорганизованных инициативах.
Если говорить о твоей работе в Одессе как куратора, какой ты видишь свою практику и ее развитие?
Сейчас я полностью сконцентрирована на продолжительной работе с музеем. Я считаю необходимой работу над активизацией художественной ситуации в южном регионе и в Одессе как ее потенциальном центре, поскольку это стратегический шаг на пути к децентрализации культуры в Украине. Одесское направление может стать важным не только для участников украинского художественного процесса, но и для иностранных коллег, ввиду своей сложной и яркой истории, особого местоположения на пересечении различных сфер интересов, особенностей истории развития современного искусства здесь. Работа в таком направлении сейчас приоритетна для меня также как и для сокуратора 6-ой Одесской биеннале, которая состоится летом 2019 года.