Какими были первые дни в Дебальцево, когда вы только туда зашли?
Первые дни были более менее спокойными. Мы заняли позиции 25-го батальона «Киевская Русь». Позиции, которые готовились заранее. По моему мнению (не военного специалиста, конечно, я - подполковник милиции на пенсии, когда-то заканчивал военное училище, военные познания примитивные были, сейчас они расширились), позиции были выбраны не совсем тактически правильно. Было много дыр в стыках. Правильные мероприятия по минированию и другим тактическим вопросам не были проведены заранее. До нас там стояло подразделение 4 месяца.
Мы заняли те позиции, о которых, я думаю, сепаратисты знали - от разведки, от местного населения. Но это не важно. Важно другое: запасных позиций приготовлено не было. Позиции, блиндажи были оборудованы абы как. Мы зашли в декабре - уже что-то строить, перестраивать, усиливать не было возможности. Зимой в январе на окраинах Дебальцево, где мы стояли – село Новогригорьевка – было до 30 градусов мороза. Плюс ветер. По ощущениям, все 35 градусов были. Неделю-две такая погода стояла. Что-то перестраивать было крайне тяжело. Более мирное и теплое время было потеряно, и, на мой взгляд, оборона была построена неправильно. Уж не знаю, на перемирие или на что еще рассчитывало высшее военное руководство.
А как часто обстреливали вначале, и как это усиливалось со временем?
В самом начале почти не было обстрелов, мы слышали их где-то там, по-соседству. Некоторые позиции, которые сепаратистам были важны, чтобы выявить огневые точки, или для чего-то еще – они обстреливались. Но наша позиция обстреливалась крайне редко.
До какого момента?
1-2 января немного обстреляли нашу позицию, по-моему, из миномета. 2 и 3-го числа - тоже небольшой обстрел. А потом чуть больше начали с 15 –го. Но я не знаю, какими мерками это определять. Для меня большой обстрел – когда 6 часов сидишь в укрытии, и 6 часов по тебе стреляют со всех видов артиллерии: реактивной, ствольной (САУ) и минометов. Такое началось уже где-то в 10 числах февраля.
Как проходили ваши будни на этих позициях? В чем была недостача?
Поначалу всего хватало. Обеспечение было, в принципе, нормальное. У нас батальон отдельный, поэтому обеспечение было на батальонном уровне: и боеприпасы, и снабжение - все было нормально. Настраивали, и генераторы были. И свет тогда еще был в Дебальцево. Кое-как подпитывались от электросетей. Числа с 15 января обстрелы начали учащать в динамике. С 22 января они пришли в стабильное состояние. Уже начали стрелять чаще и более избирательно. Если раньше где-то не так прицелятся, то с 22 января начали обстреливать постоянно.
Вы отстреливались? Было из чего?
В нашем батальоне артиллерии нет. Мы пользовались артиллерией других подразделений. Мы передавали координаты, и они наносили удар.
То есть, они прикрывали вас?
По началу, да.
А что потом произошло?
Не знаю, что произошло. По моим ощущениям, в феврале превосходство сепаратистов было 1:8 в артиллерии.
Вы докладывали об этом в Генштаб?
У меня связи с Генштабом не было.
То есть, вы только в свой штаб батальона докладывали?
Я думаю, штаб об этом знал прекрасно.
А как вы думаете, в Киеве знали?
Я не могу располагать информацией, что докладывали Киеву. Этим должны были заниматься руководители уровнем выше: секторов и т.д. Хотя Муженко приезжал на наши позиции в начале января.
Как попали в окружение?
Я не могу сказать, что мы были в полном окружении, но когда нет поставок – продовольствия, медицинского обеспечения и другого – начинаешь понимать, что что-то не так. И эта ситуация возникла наверное, числа с 12-го.
Тогда же были проблемы с прикрытием арты?
Она нас прикрывала, но превосходство… я вообще не знаю, сколько надо было выпустить боекомплектов, если максимальный обстрел, которому подвергались мои позиции и я в том числе, отому что я непосредственно находился на позициях, на переднем крае – это 6 часов, изо всех видов артиллерии, «Градов».
Много было среди вашего личного состава раненых, погибших? Каждый день были потери?
Нет, не каждый день. Спасибо моему личному составу, они были хорошими учениками. Учились укрываться от обстрела в процессе боевых действий. Раненые, конечно, были, двое раненых от обстрелов до этого было. Не помню, какого числа – 12 или 14. В этих числах одна мина попала в блиндаж, к сожалению. Сразу у нас было 3 200-х и 2 300-х. Тогда еще мы их вывозили, хотя и под минометным обстрелом. Это была последняя возможность вывезти.
Как развивались события дальше?
Воевали, отражали нападения, атаки противника. Артиллерия была, хоть и терялась связь – но у меня были возможности, я выходил на артиллерию через Кривой Рог, Киев. Была помощь, была ответка. Но это были только ответные удары на те действия, которые проводил противник.
Когда ситуация усугубилась настолько, что вы поняли – пора ребят вытаскивать оттуда?
Как минимум, за двое суток до выхода. Наверное, надо было предпринимать какие-то шаги для разблокировки других опорных пунктов, которые уже дня 3 были почти в полном окружении.
Это «Копье», «Мойша»?
Да. Предпринимались попытки, но, на мой взгляд они были недостаточными. Я, конечно, не знаю обо всех военных планах, но резервы для этого должны были быть. Может, они где-то были задействованы, может, недостаточно было резервов. Нужно было, как минимум, локализировать те участки, где противник мог прорываться, где были пути обхода, и все стыки.
Вы поддерживали связь с «Копьем» и «Мойшей»?
У нас была общая связь. Мы их слышали в батальонном эфире. Но мы не соседи – нам не было необходимости с ними общаться. Мы общались только с соседями, там, где была тактическая необходимость.
Сепаратисты выходили с вами на связь?
С нами – нет. Я думаю, они нас боялись.
Почему?
Потому что в первом бою они понесли значительный урон и в живой силе, и в технике. Вот соседским «Зенитом» было подбито 4 или 5 танков. В живой силе их очень много было уничтожено. Я думаю, работали у них и заградотряды, о которых говорили. И была у меня информация, что они боялись идти в атаку на наши позиции, потому что нам было слышно, как их зачищали, в том месте, где они собирались - наверное, танками и крупнокалибеными пулеметами. Но разведданными полностью подтвердить я не могу. Это сугубо субъективная точка зрения.
Вы сказали, окружение было не полным. Как это выгядело?
Я не могу сказать, полное или не полное было окружение, но все сообщение с центром было затруднено. Не было подвоза продуктов, боеприпасов в достаточном количестве. Поэтому я думаю, что окружение существовало.
Вы сообщали каким-то образом, докладывали, что вам нужна подмога, продукты, боеприпасы?
Конечно. Всегда мы делали заказ всего на батальон. И по возможности, конечно, когда было сообщение через город, дня за 3 до выхода еще какие-то машины прорывались.
Как вы приняли решение выходить из Дебальцево?
Это было трудное решение. Последнее наше решение было - оставаться на позициях до получения какого-то приказа. Связи у меня не было ни с батальоном, ни с кем. Решение принимали индивидуально.
Последнее мое решение, которое я объявил СМИ: если нет приказа, мы остаемся на позициях, до тех пор, пока приказ будет отдан. И личный состав поддержал это решение. Готовы были сражаться до конца. Какой был бы конец – интересно узнать.
Но потом командир батальона вышел на связь – где-то они там дошли до той отметки, где можно было было ловить связь, настроив радиостанции. И мы поняли, что он должен был к нам выйти и отдать какие-то личные распоряжения, но так как обстановка не позволяла с трех сторон, - это было перед выходом, наверное, часа в 4 – 4:30 утра – я получил разрешение выходить своей колонной индивидуально. В это время мимо наших позиций уже начали проходить колонны. Еще из других источников я понял, что уже все уходят - а мы остаемся на месте без указаний.
Сколько было погибших, раненых на момент выхода?
У нас на позиции было 6 раненых и трое убитых. При выходе добавилось еще двое раненых.
Вы приняли бой по пути?
Конечно. Мы выходили через прямой контакт с позициями сепаратистов, и прорывались с боем в трех местах. При выходе мы были обстреляны из артиллерии и стрелкового оружия. Мы выходили на технике. К моему подразделению по разным причинам присоединились еще 50 человек личного состава не из нашего подразделения: это 128-я, 80-я бригады и еще некоторых подразделений, которые я не буду называть.
Так как колесной техники не было, то личный состав выходил на той технике, которая на момент принятия решения о выходе была на ходу, а это броня. Маршрут был избран самостоятельно - потому что никто нам не сообщал возможные пути отхода. Но в принципе, это решение должен был принимать командир опорного пункта, которым я и являлся. Хотя маршруты должны были, по моему мнению, согласовываться со старшим начальником заранее.
Сколько у вас было техники?
У нас была БМП и два танка.
Вся уцелела?
Нет, к сожалению. БМП, на которой ехал и я, в том числе, на вергулевском повороте (поворот на пос. Вергулевка – ред.) была подбита, и ее пришлось оставить на поле боя. Конечно, мы выходили с прикрытием, и пересели на броню танка. Танк 30-й бригады нас поддерживал, там очень этичный экипаж, большое им спасибо – они сделали все возможное и невозможное, чтоб поддержать нас огнем.
Вам удалось вывезти с собой погибших и раненых?
Дело в том, что погибших на тот момент у нас не было (их успели отправить в Артемовск за несколько дней до того), а раненые были не наши, а тех подразделений, которые вышли на нас по разным причинам. Было двое раненых, мы вывезли их. С моей позиции все люди, которые сели в пункте А на броню – все добрались до конечной точки. Только получилось плюс два 300-х при выходе, но ранения у них не тяжелые.
Вы говорили о плачевном приеме в Артемовске. Как это было, как вас встретили?
Вообще никак не встретили. Нас поселили на голом асфальте, на плацу. Люди на морозе простояли после выхода – ну, вторые сутки пошли, когда нам выдали палатку. Было организовано, конечно, питание, полевые кухни – вопросов тут нет. Спасибо, волонтеры еще подтянулись, вещами помогли. Происходила замена форменного обмундирования. Я так предполагаю, это форменное обмундирование - не министерская, а волонтерская помощь. Потому что оно иностранного производства.
Волонтеры вообще молодцы, из разных мест приезжали к нам. Наверное, из тех, откуда бойцы в нашем подразделении: Кривой Рог, Кировоград, Днепропетровск. Даже из Краматорска к нам сегодня приезжали. Большое им спасибо.
Но мое мнение: наше государство и ВСУ для этого не сделали ничего. Людей, которые прожили в морозе, в холоде и с недостаточным питанием минимум неделю, и с таким тяжелым боем выходили, - посадить просто на плацу ждать? Даже не было куда зайти и погреться.
Сейчас палаток хватает?
Сегодня (в день интервью, 19.02 – ред.) установили одну палатку. Я не знаю, кто ее выдал. Но палатка военная, поэтому я считаю, что она нам была обеспечена, наверное, Вооруженными силами Украины. Она военного образца.
Поместятся все ребята?
Да. Поместятся все, в тесноте - да не в обиде.
Сейчас вы ожидаете приказа о ротации?
Мы надеемся, что он будет. Потому что физически люди очень вымотаны и уставшие. Моральный дух-то высокий, но людям надо давать какую-то передышку.
Вы почти 2 месяца были в зоне боевых действий – вообще, вам уже положена ротация.
По законным срокам, да. Честно говоря, месяц был более-менее тихий, спокойный. И потом месяц постоянных боевых действий - особенно последние дней, наверное, 10-12, с постоянными обстрелами. Людям просто нужен нормальный отдых, теплое помещение и здоровый сон. Питания хватает, спасибо волонтерам и полевой кухне. На питание мы не жалуемся. Последних дней семь до выхода мы хлеба вообще не видели – научились есть все без хлеба.
У вас была какая-то подмога за это время? Говорят, к вам минометчиков присылали.
Да, присылали. У них миномет был 1942 года выпуска. Я сам не верил, пока не прочитал, - я вам честно говорю.
Но он работал?
Конечно, работал. Только там постоянно были поломки. Но это не важно.
Может, еще что-то хотите добавить от себя, что важно?
Спасибо государству, что оно так о нас заботится. Может, мы и недостаточные защитники отечества, но наше подразделение вышло со всеми людьми и с техникой - я говорю о своей роте, я не говорю о том, что кто-то сдался в плен, хотя это тоже дело каждого. Если люди несколько дней сидят в окружении, и не видят помощи, то, наверное, каждый примает для себя индивидуальное решение.
Владислав предложил LB.ua также выслушать командира взвода с позывным "Грек".
«Один из командиров взводов, который два раза выходил со своего опорного пункта, прорывался из окружения, потом по приказу занимал еще один важный объект - брал под охрану, участвовал и в уличных боях. У него огромный опыт контакта и боевых действий непосредственно с сепаратистами», - отрекомандовал Дмитрия "Грека" ротный.
«Сдача Дебальцево – это военный просчет», - комвзвода 40-й брагады Дмитрий «Грек».
Расскажите, каким был ваш выход из Дебальцево?
Я выходил из окружения трижды. Сначала с одного опорного пункта я отошел на другой, потом с него – на основные позиции своей роты, и потом со всей ротой ушел на Артемовск.
Если вам интересно мое мнение, я скажу сразу. Позиции были выбраны неправильно - это раз. По-крайней мере, для 40 батальона, для остальных я не знаю. Позиции были выбраны неправильно и построены непрофессионально. Военные так не делают.
Между «Зенитом» и «Пчелой» военная дорога была впереди фронта – она должна быть в тылу. Позади меня на расстоянии километра была построена вышка связи. Я отошел защищать вышку – ее разбомбили на второй день, связи не было 5 дней. Потеря связи – это потеря управления.
Почему это произошло? Можно было это как-то исправить?
Если бы вовремя выполнялись наши пожелания, то я думаю, ничего этого не было бы.
Что конкретно вы докладывали в штаб?
Что я докладывал? Я отсекал группы проникновения в Дебальцево, и просил зачистку. Зачистка приходила не вовремя – через сутки. А через сутки уже враг укреплялся и уничтожались мои позиции.
Были другие инциденты? Вроде того, что вы просили боеприпасы, а они не приходили?
Нет, боеприпасы нам не приходили. Как они могли приходить, если мы были в окружении? Как бы нам их привезли?
Просто позиция Дебальцево была проиграна до того, как туда зашел 40-й батальон. Если у вас есть возможность зайти на карту укрепленного района и показать это опытному специалисту, то вы поймете, или он вам скажет, что эти позиции для обороны Дебальцево вообще были не нужны. Все высотки были свободны – это раз. Между позициями 40-го батальона – по крайней мере, между мной и смежниками, было расстояние 2 км и непросматриваемые территории. Они не видели меня, я не видел их. Между мной и ими не было просмотра. Я докладывал об этом. Позиции были проиграны, я же говорю.
Во-вторых, 40-й батальон вошел не в полном комплекте. Я на свои позиции зашел с 15 людьми. Я не мог не выставить секрет, ничего. 15-ю человеками против роты противника ничего не сделаешь. Пока были диверсанты – мы отрабатывали. Когда пошла пехота в полный рост, и артиллерия заняла позиции – я просто вынужден был отступить.
Я считаю, сдача Дебальцево – это военный просчет. Позиции моей роты были просто не готовы для обороны Дебальцево.
За то время, что вы были в окружении, сепаратисты выходили с вами на связь?
Когда они уже были в Дебальцево, и мы начали их зачищать, то они одновременно вышли на все позиции. Это было 15 числа с 11:00. Тогда мы их начали зачищать, потому что их там было немного еще. Так вот, они выходят на все позиции и говорят, типа: не стреляйте, мир-дружба-фестиваль. Наше командование прекращает огонь и отменяет приказ на зачистку. И они начинают со всеми разговаривать.
До 5 часов вели переговоры. Типа: «Не стреляйте - мы не стреляем. Сдавайтесь – не сдавайтесь, мы уходим – вы уходите. У нас мирное время. Мы мирные люди, мы шахтеры». И за это время, с 11 до 17, сепаратистами были заведены в район 8 марта (населенный пункт – ред.) и техника, и люди. Просто мы наблюдали это воочию, и ничего не могли сделать, потому что не было приказа на огонь.
(В это время бойцы 40-ки из разных опорных пунктов стали звонить волонтерам с сообщениями, что к ним на расстояние видимости подошли танки, что сепаратисты на их позициях ходят, как у себя дома. «Стрелкотни нет, идут переговоры», - констатировали бойцы по телефону- LB.ua)
Вы же понимаете, президент заключил соглашение. Мы первый выстрел не имели права сделать. И в нас не стреляли: они втупую заводили войска. А нам рассказывали, что они, мол, мирные люди, шахтеры: «уходите с нашей территории, мы вас не тронем». И все окончилось так плачевно.
Они предлагали вам сдаться? Давили морально, запугивали тем, что другие «опорники» сдались?
Лично меня – нет. Я вынес им убитых и все. Они обещали: мы вас не трогаем – вы нас не трогаете. Я их не трогал, в принципе. Только, наверное, защищал своих. Ну, умирать же никто не хочет. Я защищал свою жизнь и своих подчиненных.
Ваши 15 человек все вышли?
Да, слава Богу. Я три раза вышел и всех своих вывел. Потерял одного человека раненым. Кстати, если вы можете помочь – Михаил Перега, сейчас он в Харькове находится в госпитале. У него в позвоночнике осколок и он не может ходить, нужна дорогостоящая операция за границей. Если можете, помогите, парень молодой, 23 года. Отличный боец. Я представлял его к награде – не знаю, как оно отразится. Он пострадал еще до окружения, во время периодических боев.
Выходили по приказу или сами решали?
Первый и второй раз я принял решение самостоятельно, потому что позиции были разрушены. И смысла тратить людей я не видел. Позиций не было - мне не было, что держать. Я спасал людей. А второй раз объекта уже не было.
А третий раз вместе выходили?
Третий раз – да. Связи не было, но мы, так сказать, ситуативно, согласно ситуации поняли, что Дебальцево оставляют. Связи не было уже 5 дней. Нам приказ не мог поступить. Мы видели проходящую мимо нас технику других подразделений, и если бы они не остановились чтобы у нас спросить, куда ехать, мы бы еще стояли. Но шла эта колонна, и команда была – отход, и мы отошли. Организованно, никого не потеряли. У нас при отходе – 1 раненый, точнее, травмированный, упал с техники. Мы его подобрали. Так что наша рота отошла организованно, и мы своих бойцов не оставили.