Двое иезуитских священников, Родригес и Гаррпе (Эндрю Гарфилд и Адам Драйвер), отправляются из Португалии в Японию на поиски своего учителя, отца Феррейры (Лиам Нисон). Священнослужитель был миссионером, проповедовал учение Христа, но, по слухам, после того как местные власти начали гонения на христиан, стал верооступником.
По прибытии на острова Родригес и Гаррпе хотят найти Феррейру, или хотя бы подтвердить слухи о его судьбе, но остаются в деревне, чтобы поддержать огонек веры в тех, кто не испугался репрессий со стороны буддистской инквизиции и не предал христианскую веру.
С этой деревни и начинается своеобразное путешествие в “сердце тьмы” для молодых священников. Главным испытанием не только для местных жителей-христиан, но и для героев фильма, оказываются страдания, которым подвергаются верующие в Христа в Японии. Для Родригеса, которого не очень убедительно играет Эндрю Гарфилд, наблюдаемые истязания становятся поводом усомниться в своей вере и в существовании бога, якобы не внемлющего молитвам страждущих.
Недостатки Гарфилда в образе ключевого носителя веры начинают играть против фильма, когда священники принимают решение разделиться и становится понятно, что Родригес – главный герой. Когда же доходит до главных испытаний его духа, Родригес и вовсе меркнет перед своими соперниками – японскими инквизиторами, недоумевающими, почему европейские выскочки надумали распространять свои религиозные взгляды в стране, чей язык они даже не удосужились выучить (это практически дословная цитата губернатора Иноуэ, главного преследователя христиан в фильме).
“Молчание” – кино, где достоверность приносится в жертву величию замысла – проверить на крепость веру. Это происходит не потому, что режиссер плохо делает свою работу (такое допущение в адрес Скорсезе было бы первосортной наглостью), но потому, что детали не имеют для него значения. Неважно, что, сойдя с корабля после продолжительного и изнурительного путешествия на другой конец света, Родригес и Гаррпе так хорошо выглядят. Кому какое дело, что португальские по сюжету священники читают молитвы на латыни с американским мягким “р”. И уж, конечно, Родригесу не обязательно выглядеть хоть мало-мальски убедительно в мировоззренческом споре со своим главным соперником, ему достаточно сказать “Нет, вы неправильно понимаете учение Христа”. Очевидно, в этом проявляется позиция режиссера к выбранной теме – ему не обязательно сооружать сложные конструкции во славу своей веры, наличие бога для него является самоочевидным, а те, кто не верит, и без того найдут повод придраться.
Поэтому если вы позицию Скорсезе не разделяете, вам много чего будет в “Молчании” не хватать. Например, самого молчания, исполненного смысла и работающего на фильм. Паузы между диалогами Родригеса, начиненные кадрами неприветливой природы Японии (снятой на Тайване) и жестоких пыток (действительно имевших место в японской истории – хоть что-то в этом фильме имеет прочные документальные основания), можно принять за эту самую величественную тишину, если бы Скорсезе не докручивал настройки своей режиссуры до очевидности.
Красноречивой иллюстрацией такой работы Скорсезе становится финал, но чтобы не спойлерить, приведем другой пример. В своем путешествии Родригес невольно разыгрывает сценку из известного древнегреческого мифа про Нарцисса, заглядевшегося на свое отражение в озере. С той лишь разницей, что священнослужитель, в момент помутнения рассудка, видит в своем отражении облик Христа – и это становится едва ли не первым убедительным свидетельством божественного присутствия за проведенное в Японии время. “Гордыня!” – воскликнет озаренный радостью узнавания зритель, пока автор сценария будет потирать руки: кирпичик в арку противоречивого и оттого симпатичного героя положен.
Другой пример – второстепенный персонаж, японец Кидзихиро, который становится проводником Родригеса и Гаррпе и своеобразным контрапунктом к метаниям главного героя. У Кидзихиро поистине трагическая судьба, но Скорсезе превращает его в едва ли не комического персонажа, что не отменяет глубины этого героя, но лишает его права на серьезное отношение со стороны зрителя. Над мытарствами Кидзихиро, артикулированными тоже весьма очевидным образом (прямым текстом из уст самого героя – “Я слаб”), зритель смеется без сочувствия.
Для Сюсаку Эндо роман “Молчание” стал попыткой разрешить собственный кризис идентичности – будучи католиком в Японии, он чувствовал себя аутсайдером, и это отражено в его творчестве. У Скорсезе такой проблемы не было, поэтому и акценты могут быть расставлены по-другому – так, что только по-особенному настроенная на те же поиски душа может на них откликнуться.
В прокате с 19 января.